Руны Одина

– Я предоставлю тебе такую возможность. – Диего выглядел столь же угрожающе. – После того, как дело будет сделано! – И к ужасу Саньки, лицо его вдруг мгновенно исказилось, превратившись в звериную морду, сверкнули клыки, прозвучало шипящее рычание огромной кошки. Даже Хара отшатнулся; один Россомаха не дрогнул.

– Оборотень! – Произнёс с ненавистью. – Я так и знал!

Диего, вернув нормальный облик, усмехнулся, но глаза всё ещё горели звериным огнём.

– Осторожнее со мной. – Предупредил, глянул исподлобья на Саньку. – Это всех касается! – И пошёл седлать лошадь. Санька, действительно напуганная, нашарила руку Хары, и он сжал её, подбадривая.

– Не одного барса я завалил за свою жизнь. – Один Россомаха не выглядел напуганным. – Завалю и ещё одного. И даже шкуру не попорчу!

– Очень смешно. – Не оборачиваясь, скривился Диего. Удачненько Санька имя ему подобрала… Не саблезубый тигр, конечно, но снежный барс – кошка тоже опасная. Он и приставал к ней так, как хищный зверь пристаёт к самке – настойчиво, игнорируя её агрессию, снисходительно не замечая её выпадов.

Хара что-то долго и тихо говорил Россомахе, удерживая его на месте, хотя тот всё время порывался его оттолкнуть и кипел от бешенства. Слишком он ещё был молод, ему не хватало умения держать свой темперамент в узде; он привык к скорым решениям и быстрой расправе со всеми, кто смел его обидеть. Слишком много он вытерпел подобных насмешек и пренебрежения в детстве, чтобы терпеть его теперь. Как только он научился драться, его уже никто не мог в глаза обозвать, и остаться при этом безнаказанным! Санька смотрела на них, не вмешиваясь – она уже давно поняла, что есть вопросы, которые мужчины должны решать сами, без женского вмешательства. У них собственное понятие о мужском достоинстве и чести, и хорошо, что оно есть. Хара найдёт слова куда более убедительные и доводы куда менее рискованные, чем она.

Видно, так и случилось. Уже слегка остыв, Россомаха рванул с земли седло так, что все его металлические части брякнули и звякнули отрывисто, и тоже пошёл к коню. Санька, с нежностью глядя на него, даже чуть не прослезилась от обиды. Что бы ни было у него в прошлом, Санька не верила в его бесчестность. Возможно, грабил, совершенно точно – убивал, но он был существом благородным, она знала это совершенно точно! Запутавшимся, наверное, и даже отчаявшимся, но верным, честным и великодушным, таким, каким никогда не быть Диего. Это ещё посмотреть надо, кто из них дрянь!!!

Разумеется, дальше ехали в молчании. Только Диего, нисколько не тяготясь общей неприязнью, опять распевал во всё горло о красотке, которую он нагонит на своём верном коне и увезёт в свою крепость.

Даже Чену Диего не нравился. Вообще-то, китаец был человек добрый и приветливый ко всем, но Диего и в нём вызывал неприязнь, которую он почти не скрывал, каким бы вежливым ни был. Ему одному он не пытался предлагать на привалах свои услуги, и демонстрировал самые скудные из своих улыбок. А тем же вечером, после ссоры с Россомахой, Диего вздумал с Ченом побеседовать на его языке. Начали они довольно мирно, Диего что-то спрашивал, Чен отвечал, но первый был невозмутим, а второй начал закипать уже на третьем или четвёртом вопросе. Он даже голос повысил, чего Санька вообще никогда не слышала; и, наконец, вскочил на ноги и встал в угрожающую позу. Опять пришлось Харе бросаться между ними, а Россомаха всё-таки обнажил оружие. Тут уж Санька не выдержала, и, воскликнув:

– Всё, хватит, слушайте меня! – Стала между ними всеми.

– Ирбис, – обратилась она к нему, – так дальше продолжаться не может. Я не знаю, зачем ты провоцируешь нас, но это надо прекратить. Так больше не будет! Да, мы все в одной лодке; но никто не сказал, что весь путь мы должны проделать вместе. Скажи нам, куда и когда нужно прийти, и давай, разойдёмся. Мы пойдём отдельно, ты – сам по себе. Либо поклянись, что будешь соблюдать вежливость и перестанешь дразнить моих друзей.

– Твои друзья очень долго сами дразнили меня, без всякого на то повода. – Заявил тот. – Я долго превращал всё в шутку, но мне это надоело. Россомаха ведёт себя агрессивно, Чен невежливо. Я знаю, что больше всех из вас меня ненавидит наш странствующий ветреник, но ты слышала, чтобы я ссорился с ним?.. Нет; потому, что он ведёт себя спокойно, а на его приязни мне плевать. Так же, как ему на мои. Может, я вам и не люб, но и мне вы не особо нравитесь. Я просто не хочу говорить… пока, – что я думаю о вашем товариществе, и на чём оно в самом деле держится. Это не моё дело, ты правду сказала. Но я не щенок и не телёнок, чтобы шпынять меня по поводу и без. Если дёргаешь барса за усы, готовься отведать его когтей!

– Россомаха! – Предостерегающе вытянула в его сторону руку Санька. – Он в чём-то прав. Мы не очень приветливо приняли его. Он и не пытался нам понравиться, и не скрывал своего отношения с самого начала. Это правда. Ты попытался надавить на нас и запугать с самого начала, – повернулась она к Диего. – Пытался запугать, вместо того, чтобы честно всё рассказать. Это было не в твою пользу, чтоб ты знал. К тому же у меня есть причина, по которой я.… В общем, это было в будущем, которого мы все избежали, но я-то помню. – Она показала ему свою ладонь. – Это твоих рук дело. Зная уже о тебе кое-что, я не сомневаюсь, что ты с удовольствием бы повторил.

– Это расплата за ложь. – Спокойно сказал он. – И за то, что пыталась пройти в Дом Солнца грязной.

– Я не собираюсь это обсуждать. Поклянись, что будешь вести себя вежливо.

– После твоих приятелей.

– Россомаха, – повернулась к нему Санька, – я прошу тебя.

У него задрожали ноздри.

– Обещай не оскорблять его первым. – Повторила она. – Пожалуйста.

– Хорошо. Первым я не начну. Даю слово. – После долгой паузы сказал он, глядя Саньке в глаза. – Ради тебя.

– Чен? – Повернулась Санька к китайцу. Но тут её ждал сюрприз. Старательно выговаривая слова, чтобы все его поняли, Чен спокойно сказал:

– Я буду собака убивать.

– Чен, пожалуйста, – Санька подошла к нему и взяла за руку, сжала её в обеих ладонях, – давайте пока что сохранять мир.

– Ты осена хоросий серовек, кыдым Санька. – Сказал Чен и поклонился ей. – Он – осена прохой серовек. Его нада убивать. Сесяс.

– Сначала мы должны сделать то, ради чего отправились в путь. А потом… воля ваша.

– Он осена плохой серовек. – Повторил Чен. – осена прохие мысли в голове, осена прохие… – Он забыл слово, сказал его по-китайски, подкрепляя его жестами, которых никто, кроме Диего, не понял, а тот промолчал, только чуть изогнул бровь. Он один сохранял полное спокойствие, словно ему было всё равно, чем этот стихийный митинг закончится.

– Чен, обещай. – Попросила Санька, как могла, ласково, и китаец растаял.

– Хоросо. – Сказал неохотно. – Не буду первый убивать.

– Теперь ты. – Повернулась Санька к Диего. – Без твоего обещания договор не действителен.

– Обещаю первым ничего не затевать. – Легко произнёс он. – Всё?

– Нет. – Неожиданно вмешался Хара. – Обещай не провоцировать на ссоры нас.

– Не понимаю, о чём ты?

– Понимаешь.

– Нет. Но хорошо.… Обещаю. Довольны? – Он обвёл их взглядом. – Тогда пообщайтесь, расскажите друг другу, какой я плохой супротив вас, хороших, а я… погуляю. – Он преобразился мгновенно, глаз не успел проследить за превращением, только что это был человек – и уже зверь. Санька шарахнулась к Россомахе, тот обхватил её и заслонил плечом. Барс рыкнул, хлестнув себя по бокам длинным роскошным хвостом, и, вызвав переполох среди лошадей, бросился прочь.

– Господи, – сказала Санька, – в жизни ничего подобного не видала!

– Не бойся. – Сказал Россомаха, не торопясь её отпускать. – Я же с тобой.

– Я знаю. Если бы не ты, я и секундочки бы здесь не осталась, вскочила бы верхом и дала бы дёру. – Призналась Санька. – А с тобой я и в самом деле ничего не боюсь. Но всё равно… Просто я действительно, такое вижу в первый раз. У нас оборотни – существа смертельно опасные для людей, а этот…