Орлы или вороны

— Чего разглядываешь? — открыв пассажирскую дверь, спросил Сиплый.

— Сань, вот и работа тебе есть, присаживайся, — сказал Виктор, убрал флешку в карман и передал ноутбук другу. — Коллеги оперативно сработали. Уже знаем, кто здесь у нас хулиганит. Ты, когда будешь готов, побеседуй с ребятами. Только не как ты умеешь, а очень вежливо.

— Я всегда очень дипломатичный, — улыбнулся Сиплый, беря в руки ноутбук.

— Я знаю, поэтому и напоминаю. Я бы хотел, чтобы, по возможности, мы просто наказали их рублём — так будет и нам лучше, и у них охоту отобьёт продолжать своё предпринимательство. Видишь, здесь всё есть, что каждый из них стащил. Бери рыночную цену, умножай на десять и объявляй им, что они это купили. Вернут деньги — пусть живут своей жизнью, а если кто будет против, мы подадим в суд. Всё есть на видео, поэтому у товарищей будет выбор: посидеть или заплатить.

— Как-то ты всё усложняешь, Зевс, — поморщился Сиплый, ни грамма не удивившись такому объёму информации на компе. — Может, проще сделать? По старинке — как следует дать в скворечник да в кессон посадить. Всё, что есть, отдадут.

— Нет, нет и ещё раз нет. Саня, прекращай, пожалуйста, с этими средневековыми методами. Это нисколько не сложнее — просто поговорить. Я знаю, ты можешь быть убедительным. Спокойно позвони, вежливо назначь встречу, обрисуй перспективу, и пусть товарищи думают. Не надо никому бить морду. У нас есть юристы, которые запустят делопроизводство, а дальше — дело техники. Потом они нас будут искать и упрашивать, чтобы мы взяли деньги. Но тогда уже будет дороже, это ты им объясни сразу. Кстати, комп тебе. Подарок от меня.

— Спасибо. Вообще, я хотел домой сегодня уехать, — задумчиво сказал Сиплый. — Варьке пообещал, что одним днём.

— Не вопрос, брат, вернёшься, когда будешь готов. Не горит.

— А откуда инфа, кстати? — наконец задал щекотливый вопрос Саня, и Виктор решил перевести в шутку, показав пальцем вверх: — Большой брат смотрит.

Саня покачал головой. Было видно, что такой ответ его не устраивает, но он больше ничего не сказал.

Вечером, провожая Сиплого на поезд, Виктор спросил:

— Ну что, Александр Яковлевич, как тебе наш проект? Не боишься?

— Боюсь, что не смогу быть таким же шустрым, как ты, — усмехнулся Саня. — А так чего мне бояться? И мне очень не нравятся твои секреты, Зевс. Если ты будешь продолжать держать меня в неведении, вряд ли я захочу быть твоим партнёром.

— Сань, без претензий. Можешь просто назначить себе достойную зарплату, и поработаем таким образом. А кстати, как твоя Варвара? Захочет переехать в лесную глушь из шумного Питера?

— Я очень сильно сомневаюсь, — сказал Саня, потом добавил: — Скорее всего, мы разбежимся с Варей. Не получается у нас, разные мы. Она хочет, чтобы я изменился, стал отутюженным. Таким принцем на белом коне. А я не такой, Зевс, зачем мне притворяться? Лучше я буду один, но буду самим собой, чем всю жизнь под кого-то подстраиваться. — Он посмотрел на часы. — Ладно, Зевс, я подумаю над твоим предложением. Вернусь через пару дней, будем решать, чего дальше. Всё, погнал я, бывай!

Когда поезд, быстро набирая скорость, скрылся из виду, Виктор сел в машину и привычно окликнул Нуо.

— Слушаю тебя, мой друг Виктор, — необычно дружелюбно отозвался енот.

— У Насти завтра день рождения, хочу ей колечко подарить. Можно ведь, чтобы ты?.. Вот так, из ничего, как всегда… И пусть оно появится здесь и прямо сейчас… — Виктору даже самому смешно стало от оборотов своей речи. Он лепетал чего-то, как пьяный подросток.

— Ярский, ты издеваешься, или чего? — после небольшой паузы спросил Нуо.

— Сейчас сформулирую, извини. — Виктор задумался, представив в уме кольца, какие ему приходилось видеть. — Давай так: золотое колечко её размера, нетолстое, и чтобы там бриллиантик такой был. Красивый.

— Какой формы?

— Блин, даже не знаю. Круглый, наверное. И чтобы блестел.

— Сколько карат? — спросил енот без малейших эмоций.

— Да фиг его знает. А сколько обычно бывает? Я же не разбираюсь в этом. Ну, пусть десять карат. Нормально же? Красиво будет.

— Десять карат? Уверен? — ещё раз переспросил Нуо.

— Нет, не уверен, но пусть десять. Да. Давай десять.

— Имеешь, — ответил енот. — Всё?

— Да, вроде, — неуверенно сказал Виктор.

Кольцо он увидел прямо перед собой на торпеде. Заметил, как блеснул алмаз одной из своих граней. Удивительно! Нуо не захотел сотворить технику, такую нужную для дела, и безропотно в миг исполнил желание о дорогой безделушке. Может быть, потому что не себе, а Насте? Виктор взял кольцо в руки, повертел. Вечерние фонари тут же отразились в огромном камне. Не такое он представлял колечко, совсем не такое. Хотелось маленькое, изящное, с миниатюрным блестящим камушком. Само кольцо, конечно, классное, но вот камень... Он был в диаметре около полутора сантиметров. Алмаз выглядел шикарно, переливаясь множеством своих граней, но он был такой огромный, что Виктор никак не мог понять, подойдёт он к Настиным миниатюрным пальчикам или будет крипово. Может, надо было сказать пять карат или вообще два? Фиг знает, как они там классифицируются. Виктор даже близко не был знаком с этими ювелирными тонкостями.

— Нуо, ты здесь? — снова спросил он.

— Да, говори, чего хотел? — уже не так дружелюбно ответил енот, как будто куда-то торопился.

— Я, кажется, чего-то не то у тебя попросил. А можно камень на другой поменять?

— Ярский, иди на фиг, — сказал енот и поймал тишину.

«Вот, блин, упертый зверёк», — подумал Виктор. Он надел колечко себе на мизинец и продолжал его разглядывать. Выглядело шикарно, богато. Сколько же оно, интересно, стоит? Надо было спросить у Нуо хоть примерную стоимость. Ладно, что есть, то есть. Важен же не сам подарок, а чтобы он был от души. Пусть будет так. Насте понравится.

***

Полковник Афанасьев ходил взад и вперёд по своему кабинету, поглядывал в окно на машины, потоком двигающиеся по Большой Лубянке. На столе лежал очередной доклад, принесённый капитаном Рощиным. На этот раз Фёдор накопал много, даже слишком много. В какой-то момент Павел Ильич даже пожалел, что вообще попросил своего заместителя собрать информацию на Виктора Ярского. То-то фамилия Ярский сразу бросилась в глаза, как только он её услышал. Что-то сразу кольнуло на задворках памяти, но вначале Афанасьев не придал этому значения. Теперь, когда он прочитал полное досье на Виктора, он всё вспомнил. Давно похороненные в памяти грехи молодости всплывали и неприятно смердели.

Это было давно, ему только исполнилось восемнадцать. В банде он был одним из самых молодых. Главный принцип был не воровать там, где живёшь, то есть в Белозерске. Сначала выезжали на гастроли в Вологду, Ярославль. Потом добрались до Москвы и в конце концов до Черноморских курортов. Обносили зевак в поездах, полоротых командировочных, а также богатеньких туристов. Жить на широкую ногу Павел привык быстро. Денег были полные карманы, и утекали они так же легко, как и приходили. Зимой, как правило, возвращались домой и ложились на дно, чтобы всё поутихло. Воровать в Белозерске не разрешалось ни под каким соусом. Главным в банде был Фима Лебедев по кличке Хрящ. Официально он работал сторожем на транспортной базе и был неприметным гражданином. Хрящ никогда не ездил на гастроли, но знал всё про каждый налёт, про каждого члена банды и имел феноменальную память. Родной брат Хряща, Лебедев Марк, был на службе в Комитете госбезопасности и поднимался по карьерной лестнице, в прямом смысле перепрыгивая через ступеньки. Но сколь верёвочка не вейся, а где-то они всё-таки засветились, и каким-то образом следы привели следствие домой, прямо в Белозерск. Тучи сгущались. Дёргая за всевозможные ниточки, Марку Натановичу, брату Хряща, почти удалось замять дело. Закулисно договорились, что для виду пару человек посадят, и на этом всё затихнет. Но не всё шло так, как хотели братья Лебедевы. Молодой следак Юрий Ярский, для которого это было первое серьёзное дело, никак не хотел понимать, что надо придержать коней. Они со своим коллегой Юрием Русановым, несмотря ни на что, продолжали поиски, и в скором времени у них были имена почти всех членов банды Хряща. Теперь им всем светили реальные сроки. Решили валить обоих ментов. Служебный «москвич» поджидали в засаде прямо у дома Русанова. Что уж там пошло не так, но по чистой случайности в машине, вместо Русанова, с Ярским оказалась его жена. Когда началась стрельба, разбираться было уже поздно, и Афанасьев в тот вечер первый раз в жизни убил человека. Он отчётливо помнил, как открылась пассажирская дверь «москвича», но вместо грузного Русанова из машины вышла девушка. Паша поднял карабин и прицелился. Когда она сделала шаг на свет фонаря, он увидел её широко открытые глаза. Она смотрела прямо на него. Было темно, и вряд ли девушка могла разглядеть кого-либо из спрятавшихся, но у Афанасьева было такое чувство, что она видит его и не отводит взгляд. Паша нажал на спусковой крючок и увидел, как на груди у неё появилось большое красное пятно. Падала она медленно, даже слишком медленно и всё время смотрела на него. Он выстрелил ещё и ещё, уже просто по инерции, даже не целясь. Потом он долго блевал, его всего трясло, а широко открытые глаза женщины, в которую он стрелял, Паша не раз видел в кошмарных снах. Дома в почтовом ящике его ждала повестка в армию, и о том, что почти все его подельники сели, он узнал только через два года, когда вернулся со службы. Хрящ каким-то чудесным образом вышел из воды сухим, но потерялся, и с тех пор про него больше никто ничего не слышал. Потом Паша узнал, что его двоюродный брат Роберт женился на племяннице Хряща, Эльвире, и, даже взял её фамилию. Через какое-то время её отец, Марк Натанович, тогда уже влиятельный человек, устроил Пашу на Лубянку. В семейном кругу упоминать, а уж тем более спрашивать про Лебедева Ефима было не принято. После смерти Марка Натановича эта семейная тайна так и осталась тайной.