Хранители

- Из речи барона, мы поняли, ваши дикари жили на планете еще до колонистов.

Старик сначала приложился к кружке, а затем скосил подозрительный взгляд на Эйсая. Секунду он шатался, собираясь с мыслями, а затем родил из глубины души полное ненависти слово:

- П-предатель! – кружка была отброшена, обе худые руки вцепились в меч, и все это, шатаясь и запутываясь в собственных ногах, поплелось на нихонца.

По всей видимости, юноша невольно затронул больную тему.

Эйсаю не составило никакого труда увернуться от «нападения». Увлекаемый мечом, старик понесся в темноту. Вскоре оттуда послышался крик:

- Куда прешь, грязный куллрассовец!

В ответ раздалось что-то о происхождении матери графа Паверлесса, затем звук удара, затем еще и, наконец, лагерь огласил полный недоумения возглас:

- Наших бьют!

Кто кричал и к кому обращался неизвестно, но волшебные два слова произвели эффект разорвавшейся бомбы…

Утро. Стоны перепивших и громкие крики пострадавших во вчерашней потасовке.

Просыпающиеся люди, с трудом вспоминая вчерашнее, удивленно разглядывали порванную одежду, синяки и ссадины.

Наверное, единственные непьющие Рип с Эйсаем, помнили, как едва начавшаяся драка через время сама собой вновь переросла в коллективную попойку.

Со всех концов поляны, в надежде облегчить страдания, к опустевшим бочкам начали подтягиваться гвардейцы.

Мимо друзей, где-то потеряв свой меч и большую часть храбрости, пронесся Филипп Бальмон.

У бочек началось самое настоящее столпотворение.

- Стро-о-йся!! – предрассветную тишину разорвал крик командира.

Разочарованные солдаты поплелись выполнять приказ. Воины шатались, половина растеряла и не успела найти оружие, над армией стоял стойкий дух перегара.

Перед строем появилась толпа военачальников. И в руководящем стане не обошлось без выяснения отношений, ибо часть командиров постанывала, а другая неловко пыталась скрыть следы вчерашней размолвки. У самого сэра барона под правым глазом красовался огромный фиолетовый синяк, а прихрамывающий граф не отнимал платок от вспухшей челюсти.

- Орлы мои! – речь барона слегка запиналась. – Сегодня великий день! Сегодня мы, наконец, покажем лесным уродам, кто здесь хозяин! Они трусливо притаились в своих норах, они прячут от нас свои сокровища, которые по праву должны принадлежать нам! Дети мои! Не жалейте никого. Сметем уродов с земли нашей! Отдадим жизни за святое дело!

Под жидкие восторженные крики, командование удалилось. Допивать вчерашнее.

Через время разбрелись и командиры, а затем и армия. Похмеляться, собирать оружие, довыяснять отношения.

К обеду они тронулись.

Гордо вышагивая в арьергарде полка, Винклер и Эйсай пребывали в мрачном расположении духа.

- Который час? – уже в который раз за утро спросил Рип.

Эйсай покорно достал хронометр.

- Два пополудни.

- Может, твои часы спешат, отстают, может все еще образуется? – но Рип и сам понимал тщетность надежды. Два часа. Хронометр, установленный по прибытии на трое суток, неумолимо показывал, что уже два часа, как злополучный Тай-Суй должен был вернуть путешественников обратно.

- Говорил тебе, сбежали бы вчера. В замке, наверняка, почти никого не осталось, могли бы попробовать захватить звездолет… но что уж теперь… - Эйсай досадливо махнул.

- Я надеялся на машину времени. В конце концов, это был самый легкий путь.

- Легкий не значит правильный. Теперь еще и воевать придется неизвестно с кем.

- Посмотрим, может, в суматохе боя удастся смыться.

Вскоре армия подошла к опушке темного леса. Этот лес не походил на знакомый, тот в котором очутились друзья в момент прибытия на Меру.

Деревья стояли плотно друг к другу, массивные толстые стволы образовывали почти сплошную стену, а сквозь туго переплетенные кроны с трудом проникал солнечный свет. Вся картина производила угнетающее впечатление.

Доблестная армия слегка поутихла.

- Чего стали! – взялись за свое дело командиры. – Деревьев никогда не видели? А ну по полкам, р-разберись, живо!

- Первый Гвардейский ко мне! – рявкнул их офицер. – Стройся!

Люди начали неохотно выполнять приказы. Вскоре войско вытянулось в длинную цепь вдоль опушки. Перед каждым из полков стоял офицер и напутствовал подчиненных.

- Поздравляю! – во всю орал рыжеусый. – Вам досталась самая почетная задача! Вы первыми вступите в лес. Гордитесь! Конечно, из десяти выживет один… но за каждого мы, сзади идущие, отомстим сполна. За каждого, слышите, за каждого из вас, мы убьем по пять, нет, десять, дикарей. Ура!

Перспектива умереть, пусть и отмщенными, не особенно вдохновила бойцов, некоторые начали пятиться, тут же натолкнувшись на пики регулярного войска.

- Они будут прикрывать ваши тылы, - пояснил командир, хотя было понятно, что солдаты здесь совсем не для этого. – Щедрость его милости барона не знает границ! По личному приказу, каждому солдату выдается по одной стопке водки и пяти монетам. Водка - сейчас, монеты – после боя. А теперь, мои соколы, вперед! – вопреки собственным словам, командир рванул им навстречу, ловко расталкивая опешивших бойцов. Его голос донесся откуда-то из-за спин солдат заградительного отряда. – Я с вами!

Поощряемый пиками, первый гвардейский двинулся в свою первую атаку…

Поначалу все шло, как по маслу.

Они вбежали в лес и, неспешно пробираясь между деревьев, не встретили никакого сопротивления.

«Может здесь вообще нет дикарей», - с надеждой подумал Рип, как тут, с криком свалился один из бойцов. Из груди у него торчало грубо выделанное древко копья…

В следующую секунду, такие же копья полетели со всех сторон.

Люди падали замертво, кругом стоял невообразимый крик. Не имея ни малейшего желания вступать в бой и рисковать собственными жизнями, Рип с Эйсаем, как настоящие герои, спрятались за дерево.

Их примеру последовало большинство бойцов.

Некоторое время копья еще летали, разрезая воздух и втыкаясь в стволы, но вскоре противник понял тщетность обстрела, и дикари решили пойти в атаку.

Зашуршали кусты, затрещали ветки, воздух огласил воинственный клич и из-за деревьев посыпался… лесной народ.

Хотя бы в этом барон оказался прав. Дикари, действительно, были отвратительны. При взгляде на аборигенов, обычного человека вывернуло бы наизнанку, настолько они воплощали в себе все то, что ассоциируется у людей с уродством.

Издали они, наверное, походили на людей: двуноги, двуруки, одноголовы, прямоходящи… но только издали. И эта схожесть только усиливала отвращение.

Тело с зеленой кожей и очень редкими жесткими волосами, больше похожими на толстые иглы, все было в отвратительных волдырях, язвах, бородавках. Оно дышало и подрагивало. Казалось, что из этих образований вот-вот начнет сочиться гной. Руки тонкие, с тремя суставами, сплошь перевитые уродливыми венами. Пальцы неимоверно длинные, заканчивающиеся когтями. И, наконец, лицо: ввалившийся нос, лысый с наростами череп, рот широкий, почти до ушей с множеством острых кривых зубов.

Вооружены они были короткими копьями и дубинами.

Первый дикарь подлетел к ним и, не останавливаясь, обрушил крючкообразную дубину на голову ближайшего бойца, ужасное лицо повернулось к Рипу. Даже с такого расстояния юноша почувствовал нестерпимую вонь, исходившую от урода.

Издав воинственный крик, дикарь, понесся на Винклера. Не долго думая, Рип поднял свою палицу и двинулся навстречу. Оружие скрестилось. Лесной обитатель был намного сильнее Винклера, но заметно менее искушен в искусстве боя. Винклер улучил момент и нанес удар по верхней части бедра противника и, когда тот оступился, обрушил тяжелый конец палицы на голову. Темно-красная, почти бурая кровь, пополам с мозгами, брызнула в разные стороны.

Рядом показался запыхавшийся Эйсай. Острие меча нихонца было окрашено в красно-бурый цвет.

- Слушай, эти ребята все напирают. Если мы решили рвать когти, сейчас самое время!