Я и мой оригинал

Ответом мне была тишина. Затаив дыхание, я прислушалась. Еще могла бы и замереть, но в таком случае пошла бы на дно камешком, а так приходилось шевелиться, чтобы удержать голову над водой.

Справа слышался размеренный, чуть приглушенный звук, словно какая-то птица пыталась выдолбить из коры червячка. Неведомому созданию, которого, возможно, и не существовало вовсе вторил звук льющейся воды, раздающийся откуда-то слева. А где-то там, впереди, кто-то разговаривал. Судя по интенсивности диалога их было двое. Скрытые от меня густым туманом, они о чем-то негромко спорили, явно пытаясь быть по тише. Еще сильнее натужив слух, поняла, что протяжная «ррррр» в одном из голосов явно мне знакома.

— Вот же, зараза носатая, — разозлившись, я ударила кулаком по воде, но лишь обрызгала саму себя, вызвав еще большую волну негодования.

Решив, что больше не хочу изображать кувшинку в болоте, пока притащивший меня сюда дракон выясняет явно непростые отношения со своим собеседником, я поплыла на звук беседы.

30.

Плыть оказалось дальше, чем ощущалось на первый взгляд. И чем дольше я гребла, тем темнее и холоднее становилась вода, что невольно наводило на размышления — а не обитает ли в этом водоеме что-нибудь пострашнее меня самой? Например, какое-нибудь местное Лох-Несское чудовище, которое явно не обрадуется вторжению посторонних. Кроме того, в белом тумане очень трудно было ориентироваться. Периодически приходилось останавливаться и прислушиваться, чтобы убедиться в правильности направления движения. В одну из таких остановок, ощущая, как замерзает тело и постепенно покидают силы, я попыталась отдышаться и поняла, что больше не слышу голосов. И сколько бы я ни прислушивалась, никаких звуков больше не было — ни стука, ни льющейся воды, ни разговора. И туман по ощущениям стал гуще, простираясь теперь везде, куда хватало взгляда.

Стало жутко. Очень-очень жутко, потому что я не понимала где я, зачем я здесь, куда подевался дракон и что мне дальше делать? Напомнив себе, что паника никогда не приводит ни к чему хорошему, а тем более, не помогает выжить, я несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула и опять поплыла, хотя руки уже слегка подрагивали от перенапряжения, а пальцы ног вообще были как деревянные. Мне необходимо было выбраться на сушу и согреться, а еще катастрофически требовалась еда, требовалась чужая энергия. Остатки запасов уже подошли к концу и держалась я уже скорее на силе воле и упрямстве, прекрасно осознавая той частью себя, которая отвечала за разумные и правильные решения, что долго так продолжаться не сможет. Я либо поем…

Либо умру.

На этом моменте безрадостных размышлений, я оторвала взгляд от воды, в которую напряженно всматривалась, пытаясь быть начеку и в случае угрозы хоть как-то успеть на неё отреагировать, и увидела, как из тумана выступает каменистый обрывистый берег.

Кажется, я еще никогда так не радовалась груде островерхих кусков камней. И погребла к нему, заметно пободрее.

Уже подплыв вплотную, я поняла, что это не берег, это остров посреди….чего-то. Озера? Моря? Океана? Это было не так важно, как то, что с первого взгляда стало очевидно — забраться на сушу будет крайне трудной задачей. Островок был маленьким, вроде как круглым и имел крутые, практически отвесные края, щедро омытые местными водами, а потому имеющими очень скользкую поверхность.

Но выбора не было — либо оставаться в воде, либо карабкаться наверх.

И я начала карабкаться. Несколько раз срывалась и падала обратно в воду, вызывая фонтан брызг и громкое «плюх!». Если в воде кто-то плотоядный и жил, то теперь я уже точно привлекла его внимание.

Потерпев несколько раз подряд неудачу, я решила обплыть остров и попробовать взобраться на него с другой стороны. И примерно на раз на пятый мне все же удалось найти место, где удалось крепко ухватиться за каменистые выступы и, подтянув тело, поставить ступню в выемку, вымытую местными водами в гладком и практически ровном камне. Второй такой выемки больше не имелось, а потому другая нога осталась болтаться в воздухе. Основная нагрузка легла на руки, которые даже в мои самые лучшие тренировочные времена не отличались большой силой. С трудом подняв себя еще выше, я смогла нащупать левой рукой край другого камня и рывком дернула тело наверх, одновременно затягивая часть туловища на остров. И не важно, что острый угол камня ударился мне прямо в печень, я все-таки смогла взобраться на сушу, хоть и чувствуя себя хуже, чем тогда, когда меня подстрелили в перестрелке в здании парламента в Исламабаде. Тогда тоже пострадала печень. И Сашка, несмотря на собственное ранение в руку, смог дотащить меня до машины…

Подтянув ноги, я рухнула на спину и бессмысленно уставилась в пространство. Туман, укутывающий остров, теперь казался еще плотнее, напоминая бело-серое одеяло, которое вот-вот накроет меня с головой, утягивая в мягкий, спокойный сон. Настоящий сон, такой, от которого не хочется просыпаться, который приносит расслабление, где все понятно и ничего не страшно.

***

Однажды мы пришли в ресторан. Это было закрытое и крайне пафосное заведение, в котором даже пылинки на полу выглядели дорого. Риган здесь чуствовал себя комфортнее, чем в собственной спальне, я же нервно ежилась и постоянно оглядывалась по сторонам.

— Кого это ты все время высматриваешь? — спросил он, когда я в очередной раз не смогла усидеть спокойно, не поднимая глаз от кожаной папки меню.

— Никого, — быстро ответила я, хватаясь за точно такую же папку, которую положили передо мной.

— Тогда почему ты вертишься так, как будто сидишь не на стуле, а на муравейнике? — всё тем же безусловно спокойным тоном спросил Риган. Он всегда был таким на публике — безразлично-отстраненным и холодно-спокойным.

— Я не верчусь, — буркнула я себе под нос, поправляя лиф длинного и крайне неудобного платья с длинными рукавами, но глубоко оголенными плечами, в котором не то, чтобы есть, даже дышать казалось непосильной задачей. Но он любил именно такие наряды на мне. Он называл это чувственной элегантностью и всегда следил за моей осанкой. Если он видел, что сутулюсь, то начинал хмуриться, сводя брови у переносицы. И только я это видела, как тут же выпрямляла спину, едва не сводя лопатки вместе. Не то, чтобы мне хотелось угодить Ригану. На самом деле, единственное, что мне хотелось — это швырнуть ему в лицо соусницу. Просто в памяти навсегда запечатлелся один из его уроков, который он преподал мне с хлыстом для верховой езды в руке… — Просто…мне здесь не уютно.

— Привыкай, — жестко проронил Риган, жестом подозвав официанта, который тут же стремительной тенью метнулся к нашему столику. — Я буду говядину по-бургундски, а моя спутница — утку конфи.

— Что предпочтете из напитков? — почтительно поклонившись, поинтересовался официант, который по возрасту годился Ригану в отцы.

— Пино-нуар, — соизволил ответить мой спутник и потянулся к винной карте.

— Отличный выбор, — с уловимым восхищением одобрил официант, поправляя бабочку. Кажется, кому-то было трудно дышать.

— Какое вы можете посоветовать? — сухо поинтересовался Риган.

И официант выдал какой-то быстрый пассаж, который мне показался просто набором звуков. Но Риган его понял, кивнул и отдал меню официанту, на которого за все время беседы ни разу не взглянул. С тем же успехом он мог побеседовать со стенкой, если бы она умела принимать заказы и отличать утку конфи от крякающей резиновой уточки.

— Я хотела салат, — негромко произнесла я, едва только мужик с бабочкой удалился. Помимо нас в небольшом зале с чуть прохладным воздухом, приглушенным освещением и негромкой классической музыкой, льющейся словно откуда-то сверху, больше никого не было.

— Салат ты можешь попробовать где угодно, — небрежно отмахнулся от моих слов Риган, расстилая на коленях белоснежную салфетку. — А такой утки, которую готовит здешний шеф-повар ты не сможешь поесть больше нигде.

Вернулся официант с бутылкой в руках. Продемонстрировал этикетку с длинным набором абсолютно не выговариваемых слов, кажется, на французском, он умело откупорил её и разлил красноватую жидкость по бокалам. Оставив бутылку на столе, официант, поклонившись, удалился так же беззвучно, как и прежде.