Я и мой оригинал

Падение на спину выбило из меня весь дух и заодно чуть не сломало позвоночник. С громким стоном, лишь смутно ощущая себя живой, я перекатилась на живот, поднялась на четвереньки и потрясла головой. Когда красные точки перестали скакать перед глазами, предрекая близкую смерть, я, шатаясь, смогла встать, удивленно озираясь по сторонам.

Как оказалось, пещера была сквозная, то есть, помимо входа имелся еще и выход. Его я благополучно преодолела в полете, в который меня отправил Магнус. На копчике проскользила несколько метров по полу, уходящему вниз под уклоном, и оказалась внутри чего-то, похожего на каменный склеп. Помимо вековой пыли, которая теперь уже присутствовала и на мне, это место украшали лишь дыры в каменных стенах, разные по глубине и диаметру, и выдолбленные как-то беспорядочно. Словно тот, кто это делал сам не знал, чего хотел и что искал. А впереди, прямо напротив также неаккуратно выдолбленного в камне арочного входа на высоком постаменте стояла чаша. И именно она испускала тот свет, который я видела, сидя на черном песке.

Невольно заинтересовавшись, я подошла поближе. Чаша на первый взгляд выглядела прозрачной и напоминала стеклянную. Присмотревшись, я заметила, что на ней выгравированы какие-то символы, мне не знакомые. Они походили одновременно и на арабскую вязь, и на китайскую письменность, и на египетские иероглифы. И ни на что из этого однозначно. В выщербленных на чаше символах периодически вспыхивал свет какого-то невнятного и постоянно меняющегося оттенка. Он был словно живым, переливающимся, движущимся, танцующим внутри чаши. И при этом он не покидал ее и не выступал за края. Словно что-то сдерживало его внутри, не давая прорваться наружу.

И меня потянуло на этот свет, как бабочку на огонь. Я шла, не чувствуя земли под ногами. Зачарованная игрой и блеском чаши, я делала шаг за шагом, ощущая себя так, словно стремлюсь к чему-то чистому, светлому, настоящему. К чему-то, за что можно умереть. К чему-то, за что хочется умереть. Меня буквально влекло к ней и чем ближе я подходила, тем больше образ чаши вытеснял из головы все остальное. И вот я уже стою рядом с постаментом. Чаша теперь находится на уровне моей груди и в близи свет внутри неё кажется еще волшебнее, еще притягательнее, еще чище. Я протянула руку, желая прикоснуться к нему, желая ощутить его на своей коже, как вдруг…

— Стой! — приказал уверенный, преисполненный власти голос. Голос, который я слышала очень давно. Голос, который часто являлся мне в кошмарах.

— Не смей! Слышишь? — продолжил голос и от этого звука внутри все содрогнулось, скукожилось, заболело той страшной душевной болью, по сравнению с которой боль физическая — ничто.

— Риган…, - прошептала я одними губами и от того, что спустя столько времени я произнесла его имя вслух боль стала еще сильнее, черным ураганом поднимаясь со дна души. И стало страшно. Это было не просто опасение, не просто испуг. Это был глубинный ужас, про который ты знаешь — он всегда с тобой. Ты чувствуешь его внутри себя каждый день, каждую минуту. Ты кричишь о нем, но это тот безмолвный крик, который мир никогда не услышит.

— Отойди от неё сейчас же! — распорядился голос. И грудь моя содрогнулась от охватившего сознание ужаса.

— Это не ты, — в панике я схватилась за голову, крепко зажмуривая глаза. — Это не можешь быть ты….

***

Он всегда действовал на меня особым образом. С первой минуты нашего знакомства я легко попала под его влияние. Это словно рухнуть с моста и прямо под колеса мчащегося грузовика — бесконечно больно и мучительно неотвратимо. И я действительно испытывала рядом с ним буквально физическую, едва выносимую боль. Позже, когда я уже полностью находилась под его контролем, и он был уверен, что никуда от него не денусь, он раскрыл мне некоторые свои секреты. Не все, их у него было слишком много, и все они были так хорошо спрятаны, что, наверное, жизни не хватило бы все рассказать. Да и к тому же Риган обладал бесчисленным количеством талантов, одним из которых было умение виртуозно врать. Он врал так, как не способен был никто другой. Он мог сказать правду, но так, что все подумают, будто он врет, а мог солгать — и об этом не знал бы никто, даже он сам. В этом была вся его суть — он умел лгать даже самому себе.

После нескольких дней, а может быть даже недель (я не знаю точно, ведь время рядом с ним размывалось, теряя свою точность) проведенных с ним под одной крышей и в одной постели, он объяснил мне загадочную природу моего состояния, настолько никудышнего, что я едва могла шевелиться от боли, раскаленными иглами пронизывающей каждую клеточку моего тела.

— Все дело в том, девочка моя, что я вторгнулся в твою ауру, — безмятежно выписывая пальцем невидимые рисунки на моём оголенном животе пояснил он. — А это всегда больно. Обычно боль проходит менее, чем за сутки. Но ты начала сопротивляться мне. И что самое невероятное — сопротивление идет на подсознательном уровне. Ты даже не осознаешь, что борешься и в то же время, ты сражаешься со мной словно львица, защищающая своих котят. Просто поразительно, — я услышала его смешок, в котором, как мне послышалось сквозь вату в ушах, было неприкрытое восхищение. — Ты сильна, но я сильнее. Намного. Поэтому тебе так больно.

У меня едва хватало сил, чтобы дышать, а не то, чтобы с кем-то сражаться. То безмятежное спокойствие, которым меня накрыло в момент нашей первой встречи прошло, растаяв без следа. Туман в голове хоть и был, но я воспринимала себя и окружающий мир с прежней четкостью и ясностью. То ли я подстроилась и научилась его блокировать, то ли он изменил методы воздействия. Но одно было совершенно очевидным — я находилась рядом с человеком, опаснее и сильнее которого никогда раньше не встречала. И этот человек явно имел какие-то планы на меня.

— Когда это закончится? — спросила я, попробовав перекатиться на бок. Получилось только с третьей попытки, при этом спину от шеи до поясницы прожгло болью, от которой перед глазами замельтешили белые круги. В комнате, где находились лишь я и парень со странными абсолютно черными глазами была большой и окутанной полумраком. В центре высилась задрапированная тяжелым одеялом кровать. Единственным источником света выступал небольшой торшер, стоящий в углу. Он создавал вокруг себя ореол мягкого, убаюкивающего тепло-желтого света, от которого постоянно клонило в сон. Окна отсутствовали, как и какая-либо другая мебель. Сплошные голые стены из темно-бордового кирпича. И пол, застланный пушистым ковром, в котором ноги утопали по самую щиколотку. Я очень хорошо запомнила это ощущение, когда впервые оказалась здесь, в этой каменной тюрьме.

— Как только ты сдашься, — я ощутила движение за своей спиной. Кровать на мгновение прогнулась, когда он встал. Обойдя кровать с другой стороны, парень подошел и встал передо мной. Я лежала, практически уткнувшись лицом в подушку. А потому в поле моего зрения попадали лишь его ноги, облаченные в простые спортивные штаны белого цвета. Словно прочитав мои мысли, он присел, благодаря чему наши лица оказались на одном уровне. Ага, лица, а еще его неприкрытый одеждой торс.

И несмотря на то, что мой мозг плавал в тумане, периодически отключаясь в целях самосохранения, не оценить красоту его тела было невозможно. Смуглая кожа, имеющая тот самый редкий оттенок кофе с молоком, к которому так стремятся все любители бестолковых посиделок на пляжном песке. Прекрасное телосложение — широкие плечи, узкая талия, тренированные мышцы, очерченный пресс.

И в тот момент, самым непристойным образом рассматривая его тренированные руки с проступающими от запястий венами, я вдруг осознала, что никогда раньше не задумывалась о том, насколько привлекательным может быть мужское тело. Что-то заныло в груди и это что-то явно не имело отношения к тому, что переживал в данный момент весь остальной организм. Забыв про своё текущее состояние, я попыталась привстать, подтянув под себя ноги и…заорала от боли, падая обратно в постель и вцепляясь зубами в подушку. Все тело свело ужасающей судорогой.