Страница 36 из 73
Глава 12 В мире циклично все, даже войны
Весть о вероятной очередной напасти полностью испортила настроение. Казалось бы, у меня родился сын, положено прыгать от счастья, гулять и веселиться, а все мысли крутились только возле нашествия Монгол.
Многое у меня не увязывалось в голове. Допустим, их армия насчитывает сотню тысяч, просто предположим, что это так. Чем питаются люди — более или менее понятно из рассказов о каннибализме, но лошади?.. Неужели их конница тоже приучена к человеческому мясу? Вряд ли такое возможно.
А ведь этим животным необходимо гораздо большее количество пищи, нежели нам. Мясо они точно есть не станут, вся их пищеварительная система устроена иначе. Так что же получается? Или нет там никакой орды, а лишь небольшая группа налётчиков, или нет никакой конницы. И те самые небольшие мобильные отряды, что производили налёт на Иркутских, — наверняка их максимум.
С другой стороны, а что это даёт нам? В первом случае — быструю расправу над противником, а вот во втором — ровным счётом ничего.
Я лежал в постели и, несмотря на бессонную ночь и хмель в голове, никак не мог уснуть. Как бы я ни пытался уйти от этих размышлений, каждый раз возвращался обратно. Тот факт, что у меня нет совершенно никаких данных, не мешал, а скорее, наоборот, всё больше распалял фантазию.
Уснуть я так и не смог, только зря ворочался с боку на бок, тратил время впустую. В итоге не выдержал, отбросил в сторону одеяло и снова влез в опостылевшую «Горку». Костюм, что мне подарила Вика, так и продолжал висеть в шкафу. Мало того, к нему присоединились ещё несколько комплектов классической и очень качественной одежды, но в настоящих условиях надевать её было жалко. Глина попросту убьёт её, а достать что-то подобное новым — не так просто, даже практически невозможно.
Уже в который раз за последние месяцы я осмотрел чехлы, тяжело вздохнул, закрыл шкаф и вышел из дома. На площадке перед выходом переобулся, выбрался на улицу и, прыгая по доскам и кирпичам, отправился в администрацию. Чего зря время тратить, всё равно не спится, так хоть делом займусь.
За решением всевозможных бытовых вопросов вечер наступил незаметно. А так как половина управляющего состава продолжала фестиваль в честь рождения моего сына, всё их дела перекочевали на мою голову. Зато отвлёкся — уже плюс, да и рации наконец-то зарядил.
— Екатеринбург Тюмени, приём, — вызвал я своих по дальней связи и прежде чем получить ответ, повторил эту фразу раз восемь, даже волноваться начал.
— Тюмень на связи, приём, — всё же ответили на том конце.
— Как дела, Тюмень? Савельев далеко?
— Гостей встречает — ваши войска только что прибыли, — ответил связной. — В остальном всё нормально.
— Как только Антон Валерьевич явится, пусть свяжется со мной.
— Хорошо, передам, а с кем это: со мной?
— Глеб Николаевич Ларычев.
— Ух ёпт… Простите, Ваша светлость, не признал.
— Ничего страшного, конец связи.
Я положил рацию на стол и откинулся на спинку кресла. Совсем немного гормона в кровь и перед носом опустились графин со скотчем и толстый стакан. Совсем немного алкоголя не повредит, а ослабить мозговую активность иногда полезно. Помогает упорядочить мысли.
Ладно, войско прибыло, на Тюмень никто не напал — уже хорошо. С завтрашнего утра люди начнут прочёсывать пустоши, так что первые данные следует ожидать не раньше, чем через три-четыре дня — это в лучшем случае, конечно. Надеюсь, сегодня ночью меня не разбудят сообщением, что мы потеряли Тюмень.
Эх, мне бы сейчас туда, ближе к событиям, да, боюсь, молодая мама не оценит такого поступка. А уж насколько страшен гнев Вики, лучше не знать. Убить, разумеется, не убьёт, но ведь плешь проест постоянным напоминанием о том, как я бросил её одну с младенцем на пороге роддома.
Я залпом опрокинул себе в рот остатки алкоголя, что плескались на дне стакана, поднялся с кресла и отправился в лазарет. Ведь с того самого момента, как Вику забрали рожать, мы больше не виделись. Те мимолётные свиданки не в счёт.
За первым кольцом стены всё располагается в шаговой доступности, так что топать недолго. Самая мощная у нас — вторая. Третья собиралась больше для вида, хотя поднята выше всех предыдущих. На следующий год будем и её укреплять: выстроим вторую рядом, а середину заполним жидкой глиной с мелкой фракцией битого кирпича. Лишним точно не станет, а в грядущих реалиях мы таким образом создадим неприступную крепость.
В принципе, в первом малом кольце обороны надобности больше нет, но мы всё же оставили его. В первую очередь как напоминание того, с чего начинался наш путь, ну и традиция сжать преступников на цепь так же никуда не ушла.
Сейчас к стене были прикованы всего три человека. Двое за пьянку и дебош, а вот третьего ожидало нечто более серьёзное. Его обвинили в изнасиловании, а такой прецедент у нас образовался впервые. Поэтому здесь ещё нужно подумать, каким образом придётся наказывать морального урода.
И ведь ладно бы действительно всё плохо с женщинами было, нет же, всё с точностью до наоборот, даже бордель имеется. Да и слабого пола у нас, судя по переписи, даже немногим больше мужиков. Так что поступок не совсем мне понятен. На допросе преступник всё о любви твердил, но как-то очень уж странно он решил её проявить. Видимо, ещё разбираться придётся, очень уж мутная история.
— Добрый вечер, Глеб Николаевич, — меня встретила молоденькая санитарка.
Она вошла в новый очередной поток на обучение медицинскому делу у Щербакова. Первый успешно выпустился и был распределён между посёлками. Само собой, за год хирургами не становятся, но особо одарённых он оставил для дальнейшего повышения квалификации.
— Как она? — кивнул я в сторону лестницы.
— Хорошо, — ответила девушка. — Завтра-послезавтра будем домой отпускать.
— К ней можно? — на всякий случай уточнил я.
— Да, конечно, — улыбнулась та. — Только обувь смените, пожалуйста.
— А, да, точно, — натянул я ответную улыбку и вышел в тамбур, чтобы оставить грязные ботинки и обуть ноги в тапочки.
Уже через минуту я осторожно приоткрыл дверь в палату к жене и застал её за кормлением. Вика улыбнулась, увидев меня, и кивком пригласила войти.
— Какой он крохотный, — шёпотом произнёс я, посмотрев на маленький комок жизни, укутанный в пелёнки.
Тот никак на меня не отреагировал, занятый мамкиной сиськой, по которой я уже, к слову, очень сильно соскучился.
— Крохотный, зато голосистый, — усмехнулась Вика. — А ты чего такой мрачный или не рад сыну?