Поезд

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Из глубины тайги ползла студеная тишина.

Крыша сруба, покрытая трухлявой от времени корой, придавливала к земле короткие бревенчатые стены.  

Старший открыл дверь. Протяжно заскрипели ржавые петли. Скрип встревожил пестроперую сойку. Птица взлетела с возмущенным картавым криком, сбрасывая на землю изрядный ком снежной кухты, что местами еще держалась на ветвях. Ночью шел снег, а утром солнышко похозяйничало, размочило снежную накидку, правда, на ветвях снег еще держался до полудня, потом и он сдался…

До календарной зимы оставалось полтора месяца, но снег в этих местах ложился к концу октября. Солнце встает лениво, поздно и без лучей. Едва успеет разогнать туман, как блекнет и исчезает. Да, невеселое солнышко в таежную серединную осень… Согнувшись, Старший проник под крышу и прикрыл за собой дверь. Но не плотно, иначе ничего не разглядеть – окон-то нет. У стены, под мешком, набитым сушеной травой, лежал Карабин. «Неужели уснул? – с надеждой подумал Старший. – Может быть, сон его как-то подбодрит?»

Старший поставил в угол ружье. Едва забрезжил рассвет, как он с Младшим отправился в тайгу подыскивать дерево для лодки-оморочки. Лучше всего подошел бы тополь. Высокий, толщиной не меньше метра, а главное – поближе к воде. На худой конец можно и пихту свалить. Но лучше бы тополь. Спасибо геологам – в срубе оказалась острая пила… Однако подходящего дерева пока не было. Старший вернулся в сруб приготовить завтрак. Младший остался в тайге…

Они вышли на эту базу вчера к вечеру. Им бы порадоваться, но, едва переставляя ноги от усталости, они лишь чувствовали какое-то тягучее отупение. И еще… Карабин. Как он доковылял – непонятно, совсем скрутило парня. Свалился у стены, так и пролежал всю ночь…

Старший вгляделся в сапог Карабина, торчащий из-под мешка. Ну и ну! Совсем худой сапог. Подошва отошла, хоть пальцем ткни в носок. И своя обувка была не на высоте, однако не такая, как у Карабина… Старшийвернулся к ящику, который служил в срубе столом. Спасибо геологам, позаботились – оставили свои топографические отметки, а главное, и на продукты не поскупились. Консервы, лук, сушеные овощи, мука, табак. Все это в лабаз упрятали, на дерево подняли, чтобы зверь не полакомился. Еще рыбу кету закатали в яме… Разве житье геологов сравнишь с изыскательской судьбой? Плывут себе на лодке по реке, с добром своим. Конечно, тяжело им, спору нет, но… Походить бы им изыскательской тропой. Пересчитать одни только деревья, что свалили, протягивая оптическую ось нивелира. Идеал изыскателя железной дороги – кратчайшее расстояние и минимальные уклоны. Такая простая задача, очень простая…

–  Послушай-ка, – проговорил Карабин. – Что это геологи в конце приписали? – Голос Карабина звучал тихо, но он старался. – Слышал я, как вы читали записку.

–  Они приписали, что наши погнали немцев под Курском и Орлом. Видно, и радиоприемник с собой возят.

–  Везет же людям, – вздохнул Карабин. – Жар у меня. В глазах круги, и тошнит, зараза.

–  Достало тебя, парень… Лечить тебя буду. Спирт с черемшой дам. Может, вытряхнет из тебя хворобу.

Помолчали.

Старший продолжал возиться. Передохнув, Карабин произнес:

–  Не могу я спирт. Хуже мне будет. И так горю, еще спиртом в себя плеснуть, совсем худо будет.

–  Понимаю… Мне помогает, – растерянно пробормотал Старший. – Каждому свое, понимаю… Вот у некоторых северных народов есть лечение – холодная вода. Когда высокая температура, в воду ледяную лезут. Клин клином вышибают.

–  Не помирают?

–  Кто и помирает… А ты спирта испугался.

–  Не испугался я. Организм не принимает. Я и водки не пью. Желудок не принимает, выбрасывает.

–  Ну и хорошо. Вытряхнет все, будешь как стеклышко.

–  Сил у меня нет, чтобы еще вытряхивать…