Поезд

Чувствовалось, что вот-вот прервут спокойную и рассудочную речь докладчика, хотя несведущему она могла показаться и эмоциональной…

Министр потянулся к микрофону. Разговор он начал сдержанно. Но эта сдержанность была знакома: ветерок перед бурей.

– Год назад в этом зале состоялась коллегия. Были приняты ответственные решения. Со всех концов пошли заверения, что положение с графиком выправляется. А выходит, что у некоторых это просто отписка, обман! Известен закон дороги: поезда должны ходить по расписанию! Поезда по расписанию не идут! И не идут потому, что там мост, там подъем, там ремонт, там темно… Если так, то поезда никогда не будут ходить по расписанию! Да, поезд может опоздать только по причине крушения. Но из-за расхлябанности?! Что же вы делали год? Чем занимались?! Если в ближайшее время не произойдет сдвигов, мы освободим тех руководителей, которые срывают график. И народ скажет, что мы сделали правильно. И вы не вправе будете на нас обижаться, потому что мы поступили честно… Второе! – Министр снял очки, хотел протереть, но передумал. – Год назад также шел обстоятельный разговор об обслуживании людей на вокзалах. Чтобы не было очередей у касс, чтобы не было обмана, волокиты. Почти в десять миллиардов рублей оценивается пассажирское хозяйство. Ради чего? Ради того, чтобы люди стояли в очередях? Проклинали все и вся?! Из-за какой-то ерунды мы не можем организовать работу касс!

В тишине зала прозвучал негромкий голос. Министр, вслушиваясь, наклонил голову. Но не расслышал. Кто-то из членов коллегии повторил реплику из зала.

– Верно. Кассиров не хватает, – министр обернулся к столу президиума, остановил взгляд на мужчине средних лет в сером аккуратном костюме – заместителе министра финансов, который тоже принимал участие в работе коллегии. – Кстати, Петр Сазонович… Как-то мы решили привлечь к работам в кассах пенсионеров. В разгар сезона. Профсоюз поддержал, комитет по труду поддержал, кто же против? Минфин! Почему? Дескать, готовится решение. Но нам нужны кассиры сейчас, а не завтра. Кто там у вас, в Минфине, не может понять простую вещь?! Жизнь диктует нам свои условия, а мы хотим вогнать ее в искусственное ложе… Да мы должны просить этого пенсионера, а не строить препятствия. У людей на книжках лежит двести миллиардов рублей. Они могут сказать: «Пошли вы к бесу со своими сложностями, я и без вас обойдусь! Попробуйте вы без меня обойтись!» Разве можно допускать такое расточительство при острой нехватке кадров? Где творческое решение вопроса, к которому нас призывает партия?! Так что передайте, пожалуйста, министру финансов этот, я бы сказал, крик души. Люди стоять у касс не должны! Закон! – Министр вновь обернулся в зал. – Поэтому я обращаюсь к вам, товарищи… Значит, так! Приглашайте на лето пенсионеров. Изыскивайте возможности оплаты, пока Минфин расшевелится. Я вас поддерживаю! Очередей быть не должно. Это символ нашей бесхозяйственности и головотяпства.

По залу прокатился довольный ропот. Упрятанные под потолок вентиляторы, точно вздрогнув от этого ропота, завертели крылышками-лопастями. Потянуло ветерком…

– И еще одна беда, – министр повысил голос. – Кассиры билетных касс придерживают билеты. Кому? Своим знакомым. Знакомым знакомых. Директорам магазинов. Носильщикам надо оставить: вместе работают, неудобно. Отделению надо дать. Кому еще? Звонят из райкома, звонят из горкома, исполкома. Потом, потом, потом… И как минимум тридцать процентов законных мест не поступает в продажу… Необходимо поломать эту систему! Количество мест известно, количество заявок известно. Изучайте, сопоставляйте… Назначайте дополнительные поезда. Если вагоны не соответствуют нормам, продавайте билеты дешевле. И люди вас поймут. Творчески надо работать, гибче… Но делайте все чистыми руками. И никто вас за это не накажет!

Докладчик терпеливо ждал, глядя на министра поверх бумаг, разложенных на трибуне, ему хотелось закончить свое сообщение. Но не дать бы маху, не перебить министра…

Министр снял очки, протер их, слепо оглядел зал.

– Недавно я посылал начальника отдела писем на отдаленные дороги. Побывал он и в Заозерске… До границы рукой подать. По свидетельству некоторых товарищей, там, через границу, вокзал в порядке, чистота, дисциплина, налажена торговля, бытовое обслуживание. Считается, что город на особом положении – граница! В нашем же Заозерске на вокзале грязь, перроны корявые. С гор течет талая вода, заливает пути. В зале ожидания диваны переломаны, двери не закрываются, со стен сыплется штукатурка. Рабочий поселок – трущобы, лачуги. Питьевой воды нет, канализации нет… Идет демонстрация! Чего?! Демонстрация позора великой страны! Кто это делает? Бывший начальник отделения Воробьев. Следом за ним – бывший начальник отделения Кочкин. Теперь там новый начальник… – Министр посмотрел в зал. – Где вы там?

Со своего места поднялся плечистый мужчина с квадратным лицом, на котором терялись круглые очки в простенькой металлической оправе.

– Что они делают?! – продолжал министр. – Двенадцать лет пишут письма! Минтрансстрою! Те исправно отвечают, что у них в Заозерске нет строительных мощностей… И двенадцать лет идет демонстрация позора. Думают, что они от Москвы далеко, что никто не заметит… Привыкли не делать! Привыкли перечислять причины, чтобы ничего не делать и жить спокойно. Забывая, что наводят тень не только на транспорт, но и на страну… Когда в Заозерске будет вокзал?! Когда будет образцовый советский поселок?!

– Вокзал уже приводится в порядок, товарищ министр. Приступаем к поселку, – отчаянно воскликнул начальник отделения. – Я собрал сто пятьдесят человек, договорился с местными строителями. За две недели сделали вокзал. Вот фотографии, – начальник Заозерского отделения вытянул вверх руку с пакетом.

– Вот! – министр взмахнул рукой. – Двенадцать лет – и две недели! – он оставил микрофон и вернулся в кресло.

Железнодорожник из далекого Заозерска смущенно озирался, не зная, что делать с пакетом, потом послал его в президиум и сел, потирая широкой ладонью пунцовый лоб. И тут Свиридов поверх головы незадачливого начальника Заозерского отделения дороги в конце зала среди сотрудников министерства увидел смуглое лицо с вислыми усами. Механически отметив сходство усача с Аполлоном, Свиридов в следующее мгновение вновь вернул взгляд в конец зала. Но ему уже мешала какая-то женщина с высокой прической. Свиридов приподнялся. Наверное, просто обознался. Откуда в зале взяться Аполлону? Наваждение, и только… Он поправил разбросанные бумаги, собрал их в пластмассовую папку. У этой прозрачной папки замочек был с норовом. Свиридов старался его не затягивать, но иногда забывался. И сейчас, направляясь к трибуне, Свиридов в смятении затянул этот замочек. Сознание того, что он сейчас на трибуне примется за разнесчастный замочек, сразило Свиридова. Столько у него папок, нет, привязался к этой… Сорву его к черту, и все, решил Свиридов, поднимаясь на трибуну.