Ты уволен!

Я не хотела в это верить, отчаянно цеплялась за единственную надежду и одновременно предавалась панике, самобичеванию и отчаянию.

Поскольку нас с натильном не связывали, со временем я научилась реагировать на изменение положения тела в пространстве. Отталкивалась от стен и выставляла ноги или же руки, чтобы емкости с грузом не били по чувствительным местам.

Натильн, похоже, поступал также. Чтобы хоть немного видеть в кромешной тьме, мы оба включили браслеты-компьютеры. Я было подумала вызвать полицию, МЧС, да кого угодно, хоть черта лысого! Но связь не работала – сигналы гасились особенным полем корабля. Прибор превратился в пишущую машинку, фонарик и фотоаппарат.

Я всхлипнула и постаралась взять себя в руки. Что ж. Если погибну, то хоть с высоко поднятой головой. И до последнего буду надеяться, что мой вальтарх меня выручит. Эльс говорил, что любит меня. Лленд клялся, что еще никогда Хантро никого так не любил. Значит, найдет, значит, спасет.

Я сжала зубы и продолжила плавать в невесомости.

Похоже, преступники летели дальше, нежели располагались грузовые транспортники. Решили путешествовать прямо в корабле-контейнере, не тратя времени на смену звездолета. Мы слишком долго двигались в невесомости.

Через какое-то время я начала уставать, ошибаться и снова биться о стены. Казалось – полет никогда не закончится. Натильн скрипел зубами и ругался на чем свет стоит. Но уже не так задорно как прежде – тихо и уныло.

Я предпочитала не тратить силы на брань. Хотя владела ей не хуже невольного спутника.

Время текло, а ничего не менялось. Контейнеры реяли в воздухе, норовя ударить, стены приближались, норовя атаковать. Мы продолжали лететь в неведомом направлении.

Когда я совсем ослабела, натильн несколько раз помог. Схватил за ногу и оттянул от стены и дважды отразил емкости с грузом, чтобы в меня не врезались. Я смогла прошептать: «Спасибо» – и поняла, что почти теряю сознание. Смутные образы плавали перед глазами. Зрение сфокусировать не удавалось.

Я изо всех сил старалась не рухнуть в небытие, но казалось – еще немного и уплыву в беспамятство. Потом меня разбомбят контейнеры и получит Эльс уже только безжизненную тушку, на память. Сделает чучело и выставит в своем доме на потеху и как предостережение другим упрямым журналистам.

Мысли приходили глупые и нелепые. Хотелось смеяться и плакать одновременно, дергаться из последних и замирать, положившись на волю случая. Перед глазами темнело и светлело. Я все чаще всхлипывала, давая волю эмоциям. Внезапно невесомость пропала – и мы рухнули на пол.

Я постаралась сгруппироваться, но все равно больно ударилась рукой и бедром.

Я ждала, что преступники заявятся, откроют контейнер, вытащат. Начнут пытать или что-то еще… Но ничего подобного не случилось.

Я распласталась на полу и просто жадно глотала воздух. Перед глазами то и дело возникала темная пелена.

Натильн подполз и несколько раз ударил меня по щекам. Зрение сфокусировалось, а мысли немного прояснились.

Я смогла заставить себя сесть, опираясь о стену контейнера.

– Почему они за нами не пришли, как думаете? – спросила своего невольного спутника.

– Скорее всего, и не придут. Оставят тут, умирать. Груз транспортируют в нужное место. В секретную лабораторию. Если мы выживем без воды, еды и удобств, там нас и прикончат. Во время разгрузки.

– Хорошая перспектива вырисовывается, – усмехнулась я.

– Не то слово. Умереть от восторга!

Глава 9

Мы немного посидели, предаваясь жалости к себе.

Браслеты-компьютеры разряжали тьму контейнера неверным белесым светом, вырывая из черноты наши бледные лица и окрашивая все в синеватые тона.

Спертый воздух тяжелил грудь, но вентиляция все же работала. Слава богу, олидианны нельзя перевозить без кислорода – минералы могут рассыпаться и утратить часть важных свойств. Не то, чувствую, преступники оставили бы нас с натильном и вовсе без воздуха. Ну а что? Расходный материал! Кому мы помешаем, если умрем в контейнере? Потом наши тела подбросят куда-нибудь на старую свалку забытых космолетов, или вообще – в один из них. Спустя годы нас обнаружат и запишут как неопознанные трупы со всеми вытекающими.

Дешево, беспроблемно и не требует существенных усилий. Вообще ничего не требует. Главное не открывать контейнеры до поры до времени, дав нам погибнуть естественной смертью. От жажды и голода.

Олидианны спасли нас, хотя они же нас и сгубили. Вот такая свистопляска.

Во всяком случае, натильн выглядел так, словно ждал казни, а я ругала себя мысленно на чем свет стоит. Не помню сколько уже раз извинилась перед Эльсом. Покаялась, что оказалась глупой самонадеянной женщиной, не способной принимать разумные решения.

Ведь я никогда прежде не участвовала в таких операциях. Да и журналистские расследования – ну не мое. Просто не мое.

Казалось, работала в тепличных условиях, как мимоза, а потом вдруг очутилась на улице. Земля растрескалась, раздирая тонкие корни, холод опалил нежные ветки, насекомые обглодали изящные листья, а птицы выклевали пушистые цветы. И растение искренне недоумевает – ну как же так, ведь еще недавно все так здорово складывалось! Каждый день его поливали, ухаживали, поддерживали тепличную температуру, сдували пылинки – буквально!

Я сидела и жалела себя, не в силах сдвинуться с места. Тренированное тело немного приходило в себя. Благодаря облучению олидианнами в далеком детстве я восстанавливалась гораздо быстрее обычных людей. Поэтому ранки и царапины по всему телу начали затягиваться. Натильн посмотрел с удивлением, вытер кровь с тех мест, где рваными росчерками проступили ссадины.

– Я родилась возле скопления олидианнов, – объяснила я свою необычность. Мужчина кивнул, скинул драный пиджак, оставшись в одной рубашке. Белоснежный предмет гардероба сейчас походил на половую тряпку, кое-где проступали рубиновые полоски и капли. Ну точно помесь! У натильнов кровь вначале выглядела красной, а затем становилась бледно-желтой. Такие старые пятна уже обесцветились бы.

– Меня зовут Ралим. Радим Велховский, – представился мой невольный спутник.

– Слушайте. Мы все равно скоро умрем. Я бы хотела спросить… – я присела поудобней, опершись об одну из цилиндрических емкостей с грузом.

– Как я вляпался в это дело? – догадался Ралим.

Я кивнула.

Он напрягся, даже чуть отклонился назад и молчал, буравя недовольным взглядом. Потом вдруг отмахнулся и произнес:

– А-а-а! Все равно мы в одной лодке. Да и если спасемся, придется все выложить. Теперь без полиции нам не выбраться.

Натильн расстегнул рукава рубашки, закатал их и тоже устроился поудобней, скрестив ноги по-турецки.

– Меня рекомендовали на Леронию из правительства Галактического союза. Я – сын одного из самых высоких государственных чиновников. Только фамилия другая.

– Дайте угадаю. Вы – внебрачный сын какого-то женатого натильна, поэтому и не записаны официально?

Натильны нередко создавали брачные союзы с представителями других гуманоидных рас и заводили общих детей. Почему-то именно «гематитовым людям», как их еще называли, почти всегда удавалось зачать сыновей и дочерей с инопланетниками. Но еще чаще натильны вступали в тайные любовные связи с представителями других народов галактики, потому что уже имели семью и отпрысков на родине. Несмотря на свободные нравы нашего космического государства «гематитовые люди» ценили верность и супружеские узы считали священными. Разводы у них почти не практиковались, лишь при самых крайних обстоятельствах. Например, после доказанной измены одного из супругов, в случае бесплодия жены или мужа. Внебрачные дети натильнов и представителей других рас официально почти никогда не признавались, но гематитовые отцы всегда помогали своим чадам. Причем делали это пожизненно, поддерживая даже великовозрастных оболтусов, которые спекулировали происхождением, чтобы не работать и вести праздный образ жизни на деньги обеспеченного папаши.