Страница 59 из 89
Всё загибал пальцы старый Аттендорн...
То Николаус будто не знает, как правильно меч держать, а то мызным людям в корчме едва не задал трёпку. Послушать Удо — так и задал бы, кабы те сами не пошли в решающий миг на попятную. А послушать самого Николауса — всё вышло случайно и как бы само собой, и, повторись тот случай ещё, не смог бы Николаус воспрепятствовать ссоре и худо бы тогда пришлось Удо. Себя же Николаус постоянно именует купцом или купеческим сыном; ему о геройстве говорят, кладут перед ним золотые доспехи и венец, о каких любой юноша мечтает, он же, не принимая их, всё облекается в хламиду скромности. Мог ли бы барон Аттендорн назвать ещё хоть один пример, когда молодой человек отказывался от лавров и тихо отступал в тень?..
Смущал барона Аттендорна и выговор Николауса Смаллана. Это был выговор человека, который, хорошо зная немецкий язык, говорил преимущественно по-русски. Аттендорн полагал, что немецкие ганзейские купцы, живущие в Полоцке и в Литуании вообще, говорят между собой по-немецки. Ему говорили, что даже с русскими и литовскими купцами, с народом тамошним немецкие купцы говорят по-немецки — приучают к языку. И их там как будто все понимают. Да и вести дела торговые проще, пользуясь немецким языком, — тем языком, коим изложены в многих бухах законы и нормы, коим исчислены права, записаны важные к ним комментарии. А Николаус, насколько помнил барон, говорил обратное — что с полочанами ему приходится много говорить на их языке и в факториях также.
Припоминал старый Аттендорн и удивление рыцаря Хагелькена. Однажды Хагелькен сказал при нём о Николаусе, что тот будто не помнит, как тонул и как Хагелькен, на счастье случившийся рядом, вытащил его из ручья. Обычно такое запоминается на всю жизнь. Скорее рыцарь Хагелькен забыл бы об этом случае, чем Николаус, который уже прощался в тот день с жизнью... Но забыл Николаус, забыл. Очень уж у молодого Смаллана память коротка!
Припоминая всё новые мелочи — взгляды и слова, интонации, — загибал барон Аттендорн пальцы. И видел, что пальцев ему не хватает. Немало держала память мелочей.
Устав однажды мучиться сомнениями и подозрениями и желая все их разом разрешить, барон тайно послал одного смышлёного человека в Полоцк. Велел ему всё разведать про Смалланов и особенно — про Николауса. Подучил он этого человека, как себя правильно повести, чтобы, не приведи Господь, не обидеть или не испугать досточтимого Фридриха Смаллана, старого купца, не встревожить родню его. Будто с подарком от Аттендорна явился бы к Смалланам тот человек и послание передал, ещё пожил бы на полоцком подворье несколько дней, присмотрелся бы, прислушался.
Человек, посланный в Литуанию, оказался даже смышлёнее и удачливее, нежели полагал барон, поскольку человек тот не только присмотрелся и прислушался, но даже выпросил у старика Фридриха медальон с портретом Николауса и сделал это под удачно придуманным предлогом — хочет-де Николаус подарить медальон Ангелике.
Вернувшись в Радбург и передав барону медальон, посланец о посещении дома Смалланов всё обстоятельно рассказал. И что обоз был отправлен, подтвердил, а с обозом выехал Николаус, который давно хотел погостить в Радбурге, и послания от немецких купцов он повёз для Аттендорна и Фюрстенберга. Всё было так, как рассказывал и сам Николаус. За исключением одной мелочи... Сопровождающие Николауса слуги не вернулись. Может, грабители на них напали? или оставил Николаус слуг при себе? — спрашивал старый Фридрих.
«Вот и ещё мелочь», — хмурился Аттендорн.
Потом долго рассматривал он медальон. Николаус, да, именно Николаус, который гостил сейчас в замке и которого барон уже хорошо знал, взирал на него с портрета. Спокойный и красивый.
Так, даже медальон не развеял сомнений Ульриха фон Аттендорна. Всё приглядывался Ульрих к Николаусу, всё прислушивался к его речам. Но в отношениях с ним был неизменно любезен, предупредителен. Следил за жестами Николауса — не выдаст ли чем себя? Временами себе задавал вопросы: что он хочет в Николаусе, в поведении его найти? доказательство того, что Николаус — не Николаус? а кто же тогда? соглядатай московский?.. Эта мысль казалась барону совершенно безумной. И он гнал эту мысль от себя.
Прогнать, однако, не мог. Мысль навязчиво возвращалась.
Как-то старый Аттендорн поделился сомнениями с Юнкером:
— То, что Николаус так ловко управляется с мечом, меня скорее настораживает, чем радует. Откуда это умение у купца?
У рыцаря Юнкера, человека бдительного и даже подозрительного, похоже, тоже имелись некие сомнения.
— Хотите, чтобы я проверил его?
— Как?
— Можно подослать к нему двоих, умеющих управляться с клинком.
Поразмыслив, барон от предложения Юнкера отказался:
— Не нужно. Лучше последим за ним в четыре глаза... А, пожалуй, и в шесть: я велю Хинрику, чтобы Николауса из виду не упускал.
Глава 44
Кто знает тайну, пусть её не выдаёт
иколаус и Ангелика теперь встречались чаще. Не полагаясь более на случай, который мог свести их, а мог и, напротив, самым досадным и обидным образом развести, они загодя уславливались о встречах. Если же по каким-то причинам заранее договориться не могли, им помогала в этом деле верная, добрая и сметливая служанка Мартина. Памятью она отличалась отменной и любое, даже очень длинное, послание могла запомнить дословно. Но дабы запоминать ей было полегче, Николаус и Ангелика складывали послания свои в стихах. К примеру, Ангелика посылала Николаусу, любимому своему, такие незатейливые слова:
Мартина, постучавшись в дверь к Николаусу, входила в покои и зачитывала эти стихи. Николаус, задержав её на несколько минут, складывал стихи ответные. Мартина ловила их на лету, затем спешила, бежала по коридорам и лестницам, стуча по каменным плитам деревянными башмаками, и уж скоро зачитывала Ангелике:
Поразмыслив, Ангелика складывала новые стихи. И бежала обратно быстроногая Мартина, твердила полушёпотом слова, чтобы не забыть. Звонко стучали по камню её деревянные башмаки. Всё передавала Николаусу служанка в точности:
Однажды Ангелика, улучив минутку, когда они остались со служанкой вдвоём, спросила:
— Скажи мне, Мартина... ты девственница?
Очень удивлена была служанка этим вопросом, не ожидала такого:
— Не возьму я в толк, добрая фрейлейн Ангелика, почему вы об этом спрашиваете?
— Всё-таки ответь, — была настойчива юная госпожа.
Помедлила с ответом Мартина, но призналась:
— Нет, я уже давно не девственница, госпожа.
— Кто он? Я его знаю? — всё допытывалась Ангелика.
Уж об этом, как видно, совсем не хотела говорить Мартина. Она молчала, делая вид, что вопросов не услышала.
Но не унималась Ангелика:
— Я знаю его, скажи? Кто он?
Спрятала Мартина лицо, как-то обречённо опустила плечи: