Страница 56 из 89
Николаус остановился:
— Помнится, был у нас уговор...
— Какой уговор? — прошелестело у него за спиной платье Ангелики.
«Это — ваниль», — поймал её запах Николаус.
— Если я поймаю кого-то из вас, то поцелую.
— Сначала надо поймать! — хохотнула ему прямо в ухо «гвоздика».
— Поймай же, поймай!.. — серебристо засмеялась «ваниль». — Обещаю...
Николаус рванулся за ней, на голос, но схватил опять воздух. Тогда он на запах пошёл — сладкий и манящий, как самб любовное чувство. Он услышал вдруг, что источник запаха сейчас прямо перед ним. Это «ваниль» как будто замешкалась и не уходила, замерла, чтобы не выдать себя. Николаус, в коем все чувства были уже предельно обострены, ощутил тепло её, растекающееся в воздухе; и сладкий, сладкий, головокружительный дух благовония, как обещание любви, едва не ожёг его, затрепетали ноздри...
И он обхватил её.
За «ванилью» он услышал запах Ангелики, ошибки быть не могло.
Не снимая повязки с глаз, Николаус поцеловал её. Она не противилась, не отворачивала лицо, она для себя всё уже решила. Он губами нашёл её губы, поймал их — нежные, влажные, прохладные. И сладкие, сладкие губы Ангелики-«ванили». Взял их, созревшие мягкие ягоды. И почувствовал, что Ангелика ответила на поцелуй. Он поймал её, и она, пойманная, отдавала ему, победителю, то, что обещала отдать. Николаус целовал Ангелику долго и нежно, держал её крепко, и в крепкости этой — даже, пожалуй, властно. Но пленником был он...
Она наконец высвободилась из объятий.
— Господин Николаус! Я — Фелиция. И вы целуете меня. Вы очень дерзкий юноша.
— Как! — воскликнул в притворном замешательстве Николаус. — Разве я поймал не Мартину?
И он сорвал ленту с глаз.
Ангелика стояла перед ним. Прекрасная, она вся светилась. Она была сейчас — утренняя звезда.
Глава 41
Не всяк свят, кто ходит в церковь
очные посещения покоев Николауса прекратились, как, впрочем, прекратились и посещения дневные тайные. Призрачное видение не склонялось более над Николаусом в глухой полночный час, не заглядывало ему в сонное лицо, и никто не дул ему на ресницы, и никто не шептал, не звал в ночи: «Отик! Отик!..», и не валялся днём на его постели, не рылся в его сундуке, и не подкладывал под ложе восковых кукол, пронзённых в сердце иглой. Ничто не тревожило сна Николауса, кроме... кроме всё более разгорающегося любопытства. Всякий раз отходя ко сну и на всякий случай кладя подле себя меч на постели, посматривал наш Николаус на тот гобелен, за которым скрывался потаённый коридор; так и подмывало Николауса в тот коридор ступить и пройти по нему хотя бы шагов сто. Что там — в глубине коридора?.. Вопрос этот весьма занимал мысли Николауса в часы досуга; вопрос этот, назойливо крутящийся в сознании, бывало мешал ему заснуть.
Как-то, безуспешно борясь с бессонницей, Николаус предположил, что точно такой же тайный ход должен быть в другой стене, в противоположной, — ход к жилым помещениям ландскнехтов в Западной башне. Николаус припомнил слова старика Аттендорна, который говорил, что всё в замке устроено разумно и проверено временем; он и сам давно убедился, что лишнего камня, на которого ничто бы не опиралось, в Радбурге не было; в продуманности всего-всего, в полезности одного другому, а другого третьему, во взаимной увязанности, в простоте, служащей сложности, и в сложности, подчиняющейся простоте, казалось, таилась сила замка. И если где-то в этой «песне» звучало «а», можно было не сомневаться, что зазвучит и «б». И если глава начиналась с инициала, следовало быть уверенным, что завершится она точкой. Иначе б немец не был немцем.
Рассудив таким образом, Николаус поднялся с постели и, щёлкнув огнивом, запалил трут, зажёг свечу. Он поднял край гобелена, закрывавшего западную стену комнаты, и увидел... кирпичную кладку. Да, некогда здесь был ход, но его заложили кирпичом. Николаус заключил, что он уже хорошо понял строение замка. Одевшись, освещая себе путь свечой, Николаус вошёл в коридор, каким являлась к нему ночная гостья. Коридор сначала вёл в восточном направлении, потом, заметил Николаус, стал постепенно поворачивать к северу. Трудно было не понять, что коридор этот проходил внутри круглой крепостной стены. Пол, стены и своды коридора были сложены в основном из камня и только кое-где — из кирпича. Через равные расстояния — примерно через каждые пятнадцать шагов — Николаус находил вмурованные в стены держатели для факелов. Над этими местами на сводах с давних времён осталась копоть. Так же часто Николаус находил в стенах слуховые окна — совсем небольшие, только руку просунуть. Он намеревался посмотреть, куда же этот тайный ход приведёт, но, глядя на слуховые окна, подумал, что движение его сейчас хорошо видно со стороны, выдаёт его, ибо из-за слуховых окон, пусть и маленьких, он со свечой — как светлячок в ночи. Николаус решил пройти этот путь назавтра утром. Задув свечу, он на ощупь вернулся к себе в покои.
Едва рассвело, Николаус был уже на ногах. Войдя в тайный ход, он сначала столкнулся с полной темнотой, но после того, как прошёл с десяток шагов, увидел бледный свет, падавший через те слуховые окошки снаружи. Заглядывая в каждое из окошек, Николаус всякий раз видел одно и то же — Срединную башню.
Привыкнув к полумраку зрением, Николаус довольно быстро прошёл коридор до конца и упёрся в кирпичную кладку. Сразу за этой кладкой, как он догадался, были помещения Восточной башни, в которых жили благородные рыцари и в которых он уже сам не раз бывал. В некотором недоумении Николаус стоял перед кирпичной стеной и взирал на неё. Потом взялся её ощупывать. Он не мог понять, откуда Фелиция приходила к нему, как она попадала в этот коридор. Не через слуховые же оконца ночной бабочкой влетала!.. Стена была очень крепкая, сложенная мастерски, глухая.
Николаус уже собирался уходить, как заметил слева от себя маленькую железную дверцу.
Вот откуда являлась ночами Фелиция!..
Он потянул дверцу на себя в полной уверенности, что сейчас раздастся ужасный скрип. Однако скрипа не последовало. Петли дверцы были хорошо смазаны салом.
Николаус оказался в каком-то ответвлении коридора — более тесном, чем сам коридор. В ответвлении было достаточно светло для того, чтобы увидеть каменные ступени, уходящие вниз. Спустившись по этой лестнице, Николаус увидел яркую точку впереди. Точка эта была как звезда. Николаус пошёл на неё и скоро понял, что это — «глазок» в гобелене. Он посмотрел в «глазок» и увидел... помещение замковой церкви. Николаус был в этой церкви уже не раз, вместе с обитателями замка участвовал в молебнах. Сейчас он видел знакомое ему помещение сверху, почти из-под самых сводов.
Замковая церковь была почти точным повторением каминного зала — с галереями, с панелями, стрельчатыми окнами, набранными из разноцветных стёклышек; она также занимала значительную часть пространства в Radspeiche, а не в крепостной стене или башне; только на месте камина располагался богато украшенный алтарь. Стены церкви были убраны венками и гирляндами, с высоких сводов свисали длинные полотна знамён. Имелся в этой церкви и маленький орган.
Николаус разглядывал убранство церкви через «глазок» и видел, что, ступи он шаг вперёд, выйди из укрытия, и он окажется на галерее. Он уж собирался этот шаг сделать, отведя в сторону край гобелена, как вдруг услышал некий звук, донёсшийся снизу, от алтаря. Николаус медленно отпустил ткань гобелена и опять посмотрел в «глазок».
Оказалось, он не один сейчас был в церкви. Он не заметил сразу — Фелиция стояла у алтаря. И звук, который он слышал... это она поставила серебряный кубок на каменную полку. Николаус теперь уже внимательнее осмотрел помещение церкви.
Фелиция была одна. Но она не молилась, не крестилась. Долго и молча она взирала на распятие. Потом, ещё раз отпив из кубка, она... сбросила одежды. Как будто за одну тесёмочку потянула, как будто один всего развязала узелок, повела плечом, и одежды ниспали с неё сами. Обнажённая, Фелиция возлегла на алтарь, под самое распятие. Хотя была она уже старушечка лет около сорока, но была она весьма хороша, стройна, и Николаус, увидев её сейчас, мог за это поручиться. Кабы он не знал, кто перед ним и сколько Фелиции лет, он вполне мог бы принять её за сестру Ангелики. На удивление юным показалось ему тело этой женщины.