Орел легиона

Праздник начался так, как обыкновенно начинались все праздники британских племён: шествием воинов, обнажённых до пояса, в клетчатых до колен юбках, с длинными копьями, острия которых окаймляли пестро раскрашенные перья. Украшать свои копья перьями орла имели право только племенные вожди и особо отличившиеся воины. У остальных они были соколиные, вороновы, ястребиные.

Воинов было много — каждое из обитавших в Долине туманов племён отрядило на это торжество по сотне мужчин, а главенствующее в Долине туманов племя Горностая имело право представить три сотни своих копий.

Рога смолкли, и мужчины, держа копья наперевес, пошли по кругу (точнее, по очертанию гигантского овала) под звуки трещоток. Эти трещотки крутили в воздухе мальчики-подростки, по всей вероятности, те, кому осенью предстояло пройти посвящение в воины.

Копьеносцы делали большой шаг, замирали, повинуясь незримому сигналу (треск был равномерен, и казалось невероятным, чтобы он задавал ритм). Потом каждый из мужчин взмахивал своим копьём, словно собираясь послать его в цель, но тотчас вновь отклонялся назад и делал несколько стремительных шагов. Затем все разворачивались, приседая и выпрямляясь, шли в обратном направлении, и вновь — шаг, взмах копья, движение назад и мерные шаги под оглушающие звуки трещоток.

Трудно было назвать это танцем, но то был именно ритуальный танец, который завершился совершенно неожиданно: трещотки умолкли, потом вновь зазвучали. Под их треск в середину громадного круга выбежала девушка лет двадцати. Она была одета в светло-голубое платье, подпоясанное узким ремешком, и сандалии из грубой кожи. Тёмные волосы, собранные узлом на затылке, украшал серебряный обруч, нездешней, скорее всего римской, работы.

Остановившись посреди овала, неподалёку от установленных в ряд жертвенных столбов, девушка подняла руки и замерла.

Трещотки умолкли, и откуда-то со стороны дома вождя сипло протрубил рог. Повинуясь этому сигналу, копьеносцы замерли на месте, повернулись лицом к центру овала и, услыхав новый стон рога, разом метнули свои копья. Они вонзились каждое в пяти-шести шагах от замершей посреди площади девушки, образовав такой же, но в десятки раз меньший, овал.

Толпа по краям площади шумно вздохнула. Тут же воины побежали каждый к своему копью, подхватили их, а затем разбежались. Впрочем, они не покинули площадь, выстроившись рядами перед лестницей, что вела к порталу своеобразного дворца. Девушка в светлом платье последовала за ними. Она не только подошла к лестнице, но и поднялась по ней. Это никого не удивило — девушку все хорошо знали.

Прошло некоторое время, и на верхней площадке лестницы появился тот, чьего появления, видимо, ожидали все собравшиеся. Верховный вождь племени Горностаев Паандрикор вышел из дверей своего дворца и остановился перед толпой, встретившей его громовым рёвом.

Впервые увидав его, любой сразу сообразил бы, почему этот человек не только держит своё племя в беспрекословном повиновении, но и пользуется почитанием большинства своих единоплеменников. Он был как будто создан для того, чтобы внушать и трепет, и уважение. Прежде всего его отличал необычайно высокий рост, и это сразу бросалось в глаза. Если племена Южной и Средней Британии были в основном рослые и походили в этом на галльских кельтов, то северяне были потомками других, более древних племён, когда-то населявших остров, потому и отличались меньшим ростом, более приземистым телосложением и смуглотой. Паандрикор скорее всего вёл свой род с юга, но даже и для южанина был очень высок. Кожа у него тоже была светлее, чем у большинства горностаев, — этого не мог скрыть даже покрывавший её загар. Могучее сложение вождя, под стать росту, делало его и вовсе громадным, широкие плечи, длинные мускулистые руки вызывали ощущение мощи, а гордая посадка головы придавала ему царственный вид.

Паандрикор был не стар, на вид лет сорока. Его лицо отличалось довольно правильными чертами, но казалось тяжёлым благодаря массивному лбу, широко расставленным, очень светлым глазам и жёстким очертаниям рта. Как почти все бритты, он брился, но если другие делали это раз в несколько дней, то вождь определённо каждый день очищал своё лицо от щетины — его щёки и подбородок были гладкими, почти как у женщин.

Должно быть, он знал выгодное воздействие своей внешности и умело его использовал. На Паандрикоре, как и на всех мужчинах племени, была надета шерстяная клетчатая юбка, однако она не прикрывала его колени, а чуть-чуть до них не доставала, подчёркивая длину ног и их мощь. Надетый поверх обнажённого торса плащ вождь отбросил назад, чтобы тот не закрывал плечи и широкую, безволосую грудь, покрытую тёмными полосами татуировки. Головной убор представлял собой своеобразный шлем, сшитый из горностаевых шкурок и выполненный в виде головы горностая, причём так умело, что можно было поверить, будто голову вождя венчает гигантская морда зверя, который обычно бывает раз в десять мельче. Впечатление было почти такое же, как от деревянного изображения на центральном столбе, тем более что и эта маска также скалилась белыми, хищными зубами, скорее всего волчьими. Сейчас шлем был сдвинут на затылок, он не скрывал лица вождя.

Девушка в светлом платье подошла к вождю и подала ему рог, украшенный серебряными накладками. Теперь, когда они стояли рядом, оказалось, что она похожа на Паандрикора, но его мужественные черты у неё казались мягче. Кроме того, она была невелика ростом и очень тонка, так что казалась почти хрупкой.

Паандрикор дунул в рог, и пронзительный звук его разнёсся по огромной площади, призывая всех умолкнуть. Но толпа и без того уже стихла, в волнении ожидая самых главных событий.

— Всем вам славной охоты и быстрых коней, горностаи! — крикнул вождь.

Его низкий, мощный, как труба, голос охватил всё пространство — пустую середину площади и её запруженные народом края. — Всем помощи духов и защиты от демонов!

Толпа ухнула в ответ и вновь утихла.

— Сегодня — главный день нашего года! — вновь прогремел Паандрикор. — День, когда Солнце набирает полную силу и священная омела даёт новый цвет. Сегодня духи дают самую большую силу мужчинам и помогают женщинам зачинать детей.

Вновь всплеск голосов в толпе, и вновь тишина и могучий голос вождя:

— Горностаи! Уже многие столетия мы живём в нашей долине, где духи хранят нас от врагов, ограждая страхом. В наши места трудно добираться, но это не остановило бы ни враждебных нам племён, ни тем более Красных гребней, завоевавших уже многие земли, прежде принадлежавшие нам и нашим сородичам. Но подземные духи устроили так, что о нашей Долине почти никто не знает, а те, кто о ней узнает, гибнут на пути сюда, внушая всем остальным ужас перед неведомым им краем.

На этот раз толпа взревела во всю силу трёх-четырёх тысяч голосов. Мужчины вскинули вверх копья и дротики. Паандрикор повелительно поднял руку, снова наступила тишина, вождь опять заговорил:

— Недавно Красные гребни вновь пытались вторгнуться на земли, которые когда-то сами же и оставили, пройти за возведённую ими стену и начать новую войну. Воины из племени Рыси и племени Волка, живущие далеко за пределами Долины, возле самой римской Стены, сумели заманить их в ловушку, отправив по гибельному пути к Долине туманов. Большинство римлян нашли смерть ещё по дороге, те же, которые уцелели...

На мгновение Паандрикор умолк, казалось, подбирая слова. Потом воскликнул:

— Те, которые уцелели, стали жертвами наших духов!

Снова рёв толпы и мелькание пёстрых перьев на концах копий. И снова — взмах руки вождя, призывающий горностаев замолчать, чтобы слушать.

— Мы не хотим войны с Красными гребнями! — вождь возвысил голос. — Чем меньше они знают о нас, чем больше боятся нашей Долины, тем для нас лучше. Пускай не приходят сюда, и мы будем довольны.

Толпа зашумела вразнобой, и вот тут все взгляды обратились на фигуры ещё трёх человек, стоявших позади вождя, под сенью ведущего в дом портала. Они появились там сразу, едва Паандрикор вышел к своему племени, и всё время, что он говорил, стояли неподвижно, так неподвижно, словно то были и не люди, а статуи. Впечатление усиливали их одеяния — один, тот, что стоял чуть впереди, был в длинном белом балахоне с капюшоном, опущенным до самого подбородка, двое других, напротив, почти сливались с темнотой портала — их одежда была непроницаемо черна, и лица также закрыты. Они молча слушали речь вождя, однако стоило ему произнести последние слова, как все трое шевельнулись, а тот, что был в белом, шагнул вперёд. И вот уже, кажется, собравшиеся не столь внимательно смотрели на Паандрикора, не стремились услышать каждое его слово. Их взгляды тревожно обратились к призрачной белой фигуре, постепенно приближавшейся к вождю.