Малышка

Терять мне нечего. Переворачиваюсь на спину и подтягиваю к себе колени. Не знаю, сколько я так мучаюсь, периодически делая короткие перерывы, чтобы перевести дыхание, но в конце концов мне удается перетащить ноги через связанные руки вперед. Пальцы не сломаны, но, похоже, растянула я их конкретно. Нужно избавиться от пут и соорудить что-то наподобие гипса, пока не прошло онемение. Иначе потом я сделать ничего не смогу.

Вытаскиваю из тумбочки полку. Приходится изловчиться, чтобы расположить ее у стены так, как мне надо. Парочка крепких слов и несколько ударов ногой, и мне удается ее сломать. Зажимаю между ног большой обломок и тру о его рваные края веревку. Она слишком тугая, и иногда вместе с веревкой дерево проходится и по моему запястью, но я уже начинаю чувствовать в кончиках пальцев легкое покалывание, и страх заставляет меня действовать, не обращая на это внимания. Через, казалось бы, вечность мои руки наконец свободны. С ногами уже проще.

Щепки от все той же полки пригодятся мне для того, чтобы зафиксировать пальцы.

Одну, самую длинную, оставляю себе как оружие на всякий случай, если Артем вернется в самый неподходящий момент.

Руки трясутся, но все-таки мне удается с горем пополам выровнять пальцы. Фиксирую их между двумя деревяшками и связываю куском веревки.

Больно. Но страх сильнее.

Сжимаю в здоровой руке свое импровизированное оружие, несмотря на то что в ладонь впиваются занозы.

Пытаюсь сдержаться и не заплакать. Сейчас нет времени на жалость.

Мне нужно сбежать до того, как Артем вернется. О том, что это будет означать, стараюсь не думать.

Вытаскиваю несколько вещей из шкафа. Натягиваю огромную футболку, радуясь, что она доходит мне почти до колен.

Открыть дверь не получается, и я иду к окну. Артем поднимался недолго, так что я, скорее всего, на втором, ну или на третьем этаже.

Ура, на втором!

Будь я в порядке и имей здоровые пальцы, спуститься вниз не составило бы труда, но сейчас держаться за что-нибудь левой рукой я не смогу, а это значит, что придется прыгать. Вероятность того, что я переломаю себе ноги, слишком велика.

Оглянувшись, цепляюсь взглядом за постельное белье на ней. Чем черт не шутит. Все лучше, чем прыгать. Стягиваю простыню и пододеяльник и связываю их между собой за углы. Онемение почти прошло, и каждое движение дается мне с трудом. Привязываю кончик простыни к ножке кровати. Она большая и вслед за мной в окно не влезет. Главное, чтобы я смогла удержаться.

Сбрасываю свое сооружение из окна — слишком далеко от земли.

Подвигаю кровать ближе к окну. Вроде бы сойдет.

Свесив одну ногу с подоконника, на миг поддаюсь сомнению: смогу ли? Но есть у меня выбор?

Либо рискнуть, либо сидеть безропотно и ждать, когда Артем вернется и завершит свое дело.

Саву надо предупредить. Нужно успеть раньше Артема. Пусть лучше пристрелит меня.

Уже более твердо перекидываю вторую ногу. Обматываю простыню вокруг правой кисти до самого локтя. Надеюсь, хватит.

Отступаю, позволяя этой неидеальной конструкции принять мой вес. Кровать с противным скрипом подается еще ближе к окну, отчего я рывком опускаюсь ниже. От неожиданности чуть не отпускаю. Успокоившись, продолжаю свой путь вниз. Все-таки сверху мне казалось, что край ткани почти у земли, но на самом деле оказалось, тут еще приличное расстояние. Руки от усталости дрожат, да и болит все так, что удержаться уже не могу. Разжимаю руку и падаю на землю.

Боль.

— Дыши, — приказываю себе, — просто дыши. Все пройдет.

Если я выживу, и моя голова будет работать после всех этих ударов по ней, это будет просто чудо. Мне кажется, что каждая косточка, что есть в моем теле, сломана.

Сава. Нужно найти Саву. Предупредить.

Поворачиваюсь на бок, и меня скручивает новая волна боли. Что это?

Кажется, я повредила внутренние органы.

Внутри болит так, что дышать не могу.

Мне кажется или я слышу голос? Разлепив мокрые глаза, вижу смазанный силуэт. Нет. Только не это. Только не так. Разве я для этого почти себя убила, чтобы он меня так легко снова поймал? Господи, за что? За что?

Глава 35

Сава

Он не здесь.

Слишком спартанская обстановка. Не для того, кто ради положения охмурил наивную девчонку. И шел по головам, чтобы получить свое.

— Он здесь не жил, — сообщаю я Павлу, набрав его сразу же, как только попал внутрь этой хибары. — У него есть другое место.

— Я проверю еще раз, — успокаивает он меня.

Многоэтажка, каких здесь много. Требующая ремонта от крыши до крыльца. Я бы сказал проще, что ей только снос поможет.

Служить в войсках специального назначения, вернуться живым оттуда, откуда не все возвращаются, чтобы потом встретить свою старость в таком месте? Нашему брату не позавидуешь.

У подъезда напоролся на сухую старушку, которая пыталась открыть дверь.

— Спасибо, — поблагодарила она, когда я придержал ей дверь, но не спешила пройти внутрь, оглядывая меня сверху донизу с большим любопытством. — А ты никак в седьмую квартиру заселился?

Она назвала номер квартиры, что числилась за Новиковым.

— Пока еще нет, только присматриваюсь, — улыбнулся я, но, судя по нахмуренному лицу, старушке я явно не понравился.

— А ты не смотри, — отрезала она. — Хватит с нас солдат и их оргий. Развели срамоту, — покачала она недовольно головой. Уверен, могла бы — сплюнула бы мне под ноги. — Другое место подыщи. Сюда только семейных пусть отправляют, — продолжила он резко, проходя внутрь.

— Так я семейный, — ляпнул не подумав, чтобы хоть как-то ее остановить. — А что, в этой квартире до нас плохие люди жили?

— Ну как тебе сказать… — сразу изменилась старушка, по-доброму улыбнувшись. — Ты это… давай я тебя чайком угощу, а то налетела как сорока.

— Да ничего страшного, я не в обиде, — улыбнулся я. — Так и что?

— Да был тут один, — скривилась она. — Таскал сюда девок целыми караванами, а по ночам как устроят ор, хоть на стенку лезь. Приходилось Матвеева, участкового нашего, вызывать. Оказалось, что они тут непотребствами занимались. Наркоманы, — вещала старушка, найдя благодатные уши. — Я многих солдатушек видела, но этот совсем не такой, окаянный. Глаза как у дьявола, огнем горят. — Она вдруг опомнилась и даже тон сменила: — Но его давно уже здесь нет, ты не переживай. Умотал он к бабке своей, теперь ее голова пускай болит. Жалобу мы написали, вот его отсюда и убрали. Остальные в доме все старики, да Орловы с детками, — махнула она рукой. — А ты-то давно женат?

Звонок мобильного позволил мне удрать от каверзного вопроса. Тем более что я узнал, что хотел.

— Ты что-нибудь нарыл?

— Если позволишь вставить хоть слово, то расскажу, — усмехнулся Алекс. — Друзей у него в части не было. Нелюдимый и дёрганый, — сообщает он. — Начальство его не любило. Ни к чему не годный. Парни, мягко говоря, ненавидели. Если коротко, доносчик, трепло и трус.

— Я знаю причину его дерганности, — усмехаюсь я. — Наркоман он, а значит, неуравновешенный и непредсказуемый.

— А что, у нас теперь уже анализы не берут?

— Думаю, что он подкупал или еще как-то влиял на врача, — предполагаю я.

— Или покровительство генерала ему помогало скрыть свое пристрастие, — озвучивает мои мысли Алекс. — Был тут один парень, с кем он больше всех общался, хочу к нему наведаться.

— Я думал, ты уже?

— Нет. Его в изоляторе держат.

— Понятно. Будь на связи.

— Есть, мамочка.

Несносный.

Набираю Павла, нужно проверить информацию о бабушке Новикова. Хотя боюсь, что в таком состоянии он вряд ли бы к ней поехал, но чем черт не шутит.

— Померла она, полтора года назад, — перезванивает Павел буквально через двадцать минут. — Но только вот странное дело, свидетельство о смерти так и не получили, и пенсию за нее до сих пор кто-то стабильно получает.

— Думаешь, он?

— Не уверен. Его одноклассник и бывший сослуживец поведал мне одну занимательную историю. Новиков наш — тот еще отморозок. На одном из первых заданий мирную… — Павел замер на секунду, будто не зная, как сказать. — Короче, насиловал он всех женщин, что попадались ему на пути, и даже девочек, — выдавил из себя Павел. — Но в тот момент, когда всем казалось, что он достиг дна, его не только из армии не выкидывают, а, наоборот, вдруг дают чин. И откуда ни возьмись, у него и денежки появляются. Как-то раз, нажравшись в хлам, он похвастался в клубе, что теперь он элитный боец и теперь-то уж его все зауважают, и тем более какой-то там Арсений, — на секунду Павел замолкает. — Мне одному кажется, что он о нашем общем знакомом?