Страница 33 из 68
— Она бросила тебя одного с детьми? — охает мать. — Я сейчас упаду в обморок…
— Она не бросала меня с детьми, сегодня моя очередь с ними сидеть, вот и все. Но мне очень надо уехать… Поможешь? Посидишь с ними?
— Еду, сынок, — заявляет она твердым голосом. — Мы с отцом оба едем!
Заручившись их поддержкой, собираюсь к жене.
Глава 24. Согласен на все
Айк
Я беру с пассажирского сиденья охапку красных роз, спешу к подъезду тещи.
Набираю в домофоне номер квартиры, слышу настороженный голос жены:
— Кто там?
— Это я, — говорю с жаром.
— Айк? — спрашивает Мария удивленно.
Но дверь открывает.
Спешу на нужный этаж, шагая сразу через две ступеньки.
С гулко бьющимся сердцем стучу в дверь.
На пороге появляется Мария в белой шелковой пижаме с длинными рукавами.
— Ты привез детей? — спрашивает она с обеспокоенным видом. — Где они?
— С детьми все в порядке, — спешу ее успокоить. — Они дома, с моими родителями.
Мария хмурит брови.
— Айк, зачем ты приехал? Еще и с розами…
Буквально поедаю ее взглядом, шагаю к ней. Мария невольно пятится в глубь прихожей, впускает меня в квартиру.
Закрываю за собой дверь и спрашиваю ее:
— Ничего мне сказать не хочешь?
Она недоуменно смотрит и, похоже, не собирается просвещать меня.
Тогда говорю сам:
— Я знаю, что ты беременна, Лиана сказала.
— Лиана? — У Марии круглеют от удивления глаза. — Но этого не может быть, я ей не говорила…
— То есть факт наличия беременности ты не отрицаешь? — выжидательно на нее смотрю.
Мария делает шаг назад, упирается спиной в стену. Смотрит на меня с долей вины.
— Я не хотела тебе пока говорить…
И столько в ее голосе горечи, сожаления, что в них впору утонуть.
Похоже, я и вправду стал бы последним, кому сказали. Вот насколько глубока пропасть, что теперь разделяет меня с женой. А я всю неделю только тем и занимался, что увеличивал эту пропасть, идиот.
— Почему, Машенька? — смотрю на нее — Тебе надо было сказать мне. Несмотря ни на какие обстоятельства, я рад ребенку. Маш, это нам дар свыше, счастье, волшебство… У нас будет еще один малыш, самый чудесный.
С этими словами шагаю к ней, протягиваю цветы.
А она не то что руки за ними не тянет, наоборот — начинает злиться:
— Остановись, Айк!
— Возьми их, они от сердца, — прошу, снова протягивая ей букет. — Это цветы для матери моих детей. Ты самая удивительная, самая любимая, ты…
— Остановись! — она резко меня перебивает. — Я не хотела тебе пока говорить, потому что не уверена, что хочу оставить этого ребенка.
От ее слов я мгновенно впадаю в ступор. Замираю с букетом в руках.
Я не в силах даже моргнуть, настолько поражен тем, что услышал.
Мне так невыносимо больно от ее слов, что хочу зарычать. Как мать моих детей может даже допустить мысль об аборте?
Зато теперь я отчетливо понимаю, почему вижу в ее взгляде вину. Только вот оттого, что она чувствует себя виноватой, мне ни на грамм не легче.
Кладу букет роз на табуретку, что стоит возле двери. Снова поворачиваюсь к Марии.
Складываю ладони в молитвенном жесте и прошу сдавленным голосом:
— Я тебя умоляю, скажи, что ты сейчас пошутила. Ты ведь не можешь всерьез так думать. Ты не можешь пойти на аборт, я тебя не пущу!
Мария снова начинает злиться.
Она фырчит на меня с обидой:
— Считаешь, мне сейчас легко? С тех пор как я узнала о беременности, только и делаю, что думаю, как быть дальше. Это очень сложный выбор…
— Это очень легкий выбор, — говорю с нажимом. — Рожай, и все. Проще простого, что тут думать?
— Рожай, и все?! — возмущается она пуще прежнего. — Действительно, проще простого… Так?
— Так, — киваю.
— Нет в родах ничего простого, Айк. — Она с шумом дышит. — И дальше в воспитании ребенка также нет ничего легкого. Это у тебя все легко: послал утром воздушный поцелуй и укатил на работу или в командировку. Вечером пришел, поужинал, закрылся в кабинете, и все у тебя просто. Ребенок — это огромный труд! Тем более это будет непросто в нашей с тобой ситуации, когда брак висит на волоске и я ни в чем не могу быть уверена. Как я все это выдержу, не знаю. Беременность все усложнила во много раз…
Смотрю на ее возмущенное лицо и вдруг замечаю — она боится.
Прячет страх за злостью и возмущением, но определенно боится. От этого мне становится еще больнее. Моя жена не должна ничего бояться. Это ведь моя святая обязанность — обеспечить ей все условия, чтобы она спокойно рожала и растила моих детей.
— Я тебе все облегчу, — заявляю с жаром. — Маш, ты не будешь растить его одна, будешь со мной. Я тут сегодня вечером прикинул… Я тебе домработницу найму и повара тоже! Понимаю, ты все эти годы много тянула сама, трудилась, старалась для меня и детей. Не знаю, как я умудрился этого не заметить. Но я хочу все исправить, готов помогать, сам буду нянчиться, менять подгузники.
— Подгузники? — Мария издает нервный смешок. — Айк, у тебя двое детей, и за все время ты не сменил им ни одного подгузника, о чем ты сейчас говоришь? Что обещаешь?
— Я всему научусь, у нас с тобой все получится. Ты только роди, а дальше разберемся…
— Класс, Айк, — Мария выставляет вверх большой палец. — Может, мне после твоих обещаний еще и вернуться к тебе сразу?
— Это естественно, — киваю. — Мария, ты беременна, я тебе нужен. Это будет самым правильным решением для тебя и детей!
— А Веру к нам третьей возьмешь? — она щурит глаза.
— Мне не нужна никакая Вера, — цежу строго. — Мне нужна только ты и наши дети.
— Наши и Верин… — подмечает Мария с издевкой.
— Прекрати, — прошу ее. — Я не хочу с тобой сейчас ругаться.
— Я бы и рада прекратить, — стонет она. — Да не прекращается. Айк, скажи честно, окажись ты в моей ситуации, ты бы решился на третьего?
Подвисаю от этого ее вопроса.
Честно и откровенно, понятия не имею, что бы я сделал. И как же хорошо, что я не на ее месте. Измену Марии я вряд ли пережил бы. С моим-то характером…
Впрочем, у Марии, как оказалось, характер тоже не из легких. Если мы сейчас не договоримся, она вправду может натворить глупостей. Испуганная беременная женщина, у которой бурлят гормоны. От нее можно ждать чего угодно.
Но я, черт подери, не допущу, чтобы она сотворила непоправимое.
— Маша, я на все готов, — заявляю ей с уверенностью. — Говори свои условия.
— Какие? — она смотрит на меня недоуменно.
— При каких условиях ты готова родить мне этого ребенка. Ты ведь наверняка думала об этом, так?
Она поджимает губы, выразительно на меня смотрит. И вправду думает? Причем долго думает, хмурится, сверлит меня взглядом. Мне становится все больше не по себе. Сейчас та-а-ак огорошит меня своими идеями, что я поседею в момент.
— Все что угодно, кроме развода… — тут же уточняю.
С каждой секундой все больше нервничаю. Читаю в ее взгляде обиду, боль.
В какой-то момент мне кажется, она попросту пошлет меня. Но этого, к счастью, не происходит.
Мария шумно вздыхает и говорит:
— Покоя хочу. Хочу, спокойно ходить на работу и не бояться морального прессинга с твоей стороны, не вздрагивать при твоем появлении…
— Не будет прессинга, — выставляю вперед ладони. — Считай, нет уже… Что еще?
— Поклянись мне! — требует она, выставив в мою сторону указательный палец. — Поклянись, что больше никогда даже не заикнешься о том, чтобы лишить меня родительских прав.
Видно, крепко ее тогда задели мои слова.
— Маш, я и не собирался. Я это на эмоциях, чтобы быстрее помириться…
Только теперь понимаю, как глупо поступил. Все, чего добился той угрозой, так это еще большего разлада с Марией.
— И прекрати думать, что мы с тобой вот-вот помиримся, — продолжает она, нахмурив брови. — Хватит меня мучить бесконечными требованиями к тебе вернуться! Я не собираюсь делать это из-за ребенка, понял?