Страница 11 из 17
С матерью Кости меня больше ничего не связывает, хотя она и пытается вернуть наши отношения на прежний уровень. Тот факт, что наши дети теперь женаты, Оксану, в отличие от меня, не смущает.
Меня, наверное, тоже не смущал бы. Если бы не все остальное.
Перед глазами встает последний вечер, который Оксана провела в нашем доме. Юля тогда впервые сообщила о своей беременности.
Как и я, Оксана тоже была родителем-одиночкой. Но если моя жена умерла, отец Кости испугался ответственности и был таков. Детство Юли было тяжелым периодом и по многим для меня причинам: денег постоянно не хватало, сна было мало, но я все равно вспоминаю те дни без горечи или ненависти. Юля была совсем крошкой и не понимала, почему ее оставили без материнского тепла.
А я… Просто делал все, чтобы обеспечить своего ребенка лучшим. Работал от зари до зари, а все время, что мог, проводил с дочкой, о которой поначалу заботилась моя мама. Родителей моей жены в живых не было.
Но потом я и сам разобрался, что к чему.
Заработав на квартиру, я перевез дочку в город, выбрал хороший сад к тому времени и дело пошло в гору. Что бы не происходило на работе, я всегда забирал ее из сада, читал сказки перед сном и во всем поддерживал. Когда она, едва научившись говорить, заявила, что хочет танцевать – я сделал все, чтобы найти ей самую лучшую балетную студию, хотя сам театральное искусство как не понимал, так и не понимаю.
Мог ли я отвернуться от дочери, узнав о ее ранней беременности? Разумеется, нет. Юля была для меня всем. Моим долгом было поддерживать ее, а не осуждать. Пусть я и не сразу смирился с тем, что моя девочка так рано повзрослела.
Оксана же…
Я ценил в ней семейность, у нее тоже был сын, которого она рано родила. И я думал, что мы с ней хотя бы в этом на одной волне.
Но, когда Юля рассказала о беременности, Оксана впервые дала волю тем чувствам, которые раньше скрывала от меня. Если я вспоминал детство Юли с теплой грустью, поскольку остался один на один с ребенком, для Оксаны те дни были ярмом на шее. А ее сын – тем, кто навсегда изменил ее жизнь. И не в лучшую сторону.
И когда Оксана посоветовала моей дочери бежать на аборт, принял единственное возможное решение – поставить точку в этих отношениях.
Оксана стала моей последней попыткой создать собственную семью.
Я бы предпочел с ней больше не встречаться, но, во-первых, у нас общий внук, хотя бабушкой Оксана быть не готова. А во-вторых, аккуратно выяснить все о двойной жизни, которую ведет Лея, мне больше не у кого.
Погрузившись в мысли, привычно иду следом за официантом к свободному столику. Перебирая в памяти блюда меню, с тоской вспоминаю «Оливье» и курицу-гриль, приготовленные по случаю приезда Леи. В меня тогда кусок не лез, а жаль. Не знаю, почему Костя так упрямится и не идет учиться на повара, по-моему, это его призвание.
Заняв столик, думаю, как повернуть разговор с Оксаной к интересующей меня теме, но чей-то пристальный взгляд возвращает меня к реальности.
Неужели Оксана приехала так быстро?
При виде густо подведенных черных глаз под кожей растекается лава.
Пойманная врасплох, Лея даже не пытается отвести взгляд. Она смотрит на меня в упор, тем же непроницаемым и нечитаемым взглядом, который снова влечет меня магнитом.
Встаю и иду к ней.
Не будем же мы в гляделки играть, верно? Что бы ни произошло раньше, это все еще Лея, подруга моей дочери, я видел ее нескладной девчонкой, а о том, какой она стала теперь, я всячески пытаюсь забыть.
Но забыть об этом особенно сложно, когда темная помада на губах так и притягивает мой взгляд.
Сажусь за ее столик, при этом, даже не спрашивая разрешения.
Лея только вскидывает бровь, но вслух ничего не говорит.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю вместо приветствия.
В Питере хватает ресторанов. И в то, что она оказалась в этой траттории возле моего офиса случайно – я не верю.
Поразительно, что я обрадовался бы ее любому, даже надуманному визиту в мой офис, а вот такая случайная встреча меня бесит.
Вот почему я не очень-то приветлив. Она вызывает во мне слишком много противоречивых эмоций, а я отвык от сложных чувств.
Официант ставит перед Леей тарелку салата.
– Не поверите, – отвечает она. – Я тут ем.
От моего аппетита снова не осталось и следа, так что заказываю только «эспрессо» и бутылку воды.
Лея самообладание не теряет, как и аппетит. Жует, глядя перед собой, и делая вид, что меня рядом нет.
– Но почему ты решила пообедать именно в этой траттории?
Не говоря ни слова и не отрываясь от салата, достает огромный пакет с логотипом офтальмологической клиники, брошенный на свободный стул.
Сочтя, что этого ответа для меня будет достаточно, опять принимается за хрустящие листья.
Ходила, значит, в клинику? Ну да, судя по адресу, недалеко.
Но на Лее невероятно короткая темная юбка, и я прекрасно вижу обтянутые темными колготками бедра. Замшевые сапоги выше колен. А водолазка даром, что связана из плотной нити. Как и тот красный свитер, который был на ней в аэропорту, водолазка не доходит ей даже до талии. Я вижу полоску загорелой кожи на животе, чуть выше пупка. Что за страсть к коротким кофтам? Ладно, в Израиле, но в Питере сегодня минус пять и идет мокрый снег.
Визит к врачу? Как бы не так.
– Признавайся, назначила свидание своему женатику? Тут же только офисы вокруг, все-таки деловой центр города. Его ждала, так?
Лея давится едой и тянется за салфеткой. Пытаясь откашляться, она смотрит на меня округлившимися глазами, и я понимаю, что попал в точку.
Официант как раз приносит мой кофе, и я откидываюсь на стул.
– Ну, давай вместе его подождем.
Вот и не придется вытягивать из Оксаны сплетни, увижу мудака своими же глазами.
– Уходите, Платон Сергеевич… – трясет она головой.
– Не выкай. И больше не обращайся ко мне по имени отчеству.
Лея еще какое-то время смотрит на меня, потом снова тянется к вилке. Испуг прошел, аппетит остался в норме.
Усилием воли перевожу взгляд на часы, когда понимаю, что слишком увлеченно пялюсь на то, как она облизывает губы.
Может, отменить встречу с Оксаной? Она разозлится, конечно, но если я сейчас своими глазами увижу этого петуха в перьях, то помощь Оксаны мне не понадобится.
Лея наконец-то отодвигает от себя тарелку.
– Вам не надо вернуться на работу, Платон? – делает акцент на моем имени.
– Умница, быстро схватываешь. Ты давай уже определяйся, как себя вести. То раздетая в кровать прыгаешь, то выкаешь, как дедушке.
– Так вы и есть дедушка. У вас внук есть.
– Ты и раньше была такая дерзкая? Хватит выкать, черт возьми!
– Пытаюсь сгладить полученную вами травму, – невозмутимо отвечает Лея. – Ради вас делаю вид, что ничего между нами не было.
Поздно делать вид, что ничего не было. Иначе я бы не раздевал тебя глазами и не раскладывал в своем воображении прямо на этом столе.
Как тебя мама-то такой раздетой из дома выпустила? А юбка эта? Разве ж это вообще юбка?
Силой отрываю взгляд от ее затянутых в колготки бедер и снова смотрю на пакет.
– И каков вердикт врачей?
– Лазер поможет. Сделают через три недели, раньше все занято.
– И ты делаешь лазерную коррекция зрения ради чего?
Вскидывает бровь.
– Чтобы лучше видеть?
– Я серьезно.
Опускает глаза на стол и выводит пальцем какой-то узор.
– Раз уж я решила вернуться в армию, то мне нужно будет выбрать специализацию. Я решила выбрать снайпера.
Рад, что я не ем в этот момент.
Но даже кофе, глоток которого я сделал, встает поперек горла.
– Какой из тебя снайпер, Лея? Ты же…
– Шлюха? – цинично уточняет она.
Стискиваю переносицу.
– Послушай, это было грубо. Я не думаю, что ты… Короче, я хочу извиниться за то, что был слишком резок. И да, каждый взрослый человек вправе поступать так, как ему вздумается. Особенно в постели. Хотя врать не хорошо, тебя мама этому не учила?