Господин Разрушитель

Мне не хватало воздуха, чтобы выдохнуть. Кажется, Никольской тоже.

— Я всё вроде бы понимаю. Это судьба… но… но я до сих пор не в состоянии понять своего родного брата. Мы и в детстве-то особо не были дружны, а когда меня родители стали принуждать войти в его положение: «ну он же твоя родная кровь, ты его прости, смирись, любят они друг друга, а вы должны быть дружными»… я просто вещи собрал и ушёл. Ни с кем из них больше не общаюсь. Да не так, чтобы я и жалел… Родители тоже перестали пытаться до меня дозвониться, когда узнали, что из меня выросло… Вот. Вот почему мне негде было жить.

Ева боялась пошевелиться и даже моргнуть. А я не испытывал пресловутого облегчения.

— Я никогда и никому об этом не рассказывал, — довольно несдержанно, с дрожью в голосе заявил я. — Ты — единственная, кто теперь знает. Даже Юдину я не разжёвывал. А теперь представь, каким бы неудачником выглядел Господин в глазах фанатов, если только это всплыло в интернете! Я бы сошёл с ума…

— Но… разве ты неудачник? Доверять человеку — разве это…

— Это больно! — я несоображающе уставился в зелёные напуганные глаза. — Я свою карьеру построил на руинах прошлой жизни. Каждый день возвращался в тот день, когда увидел на входе в квартиру две пары обуви, и думал, да что же я, чёрт возьми, сделал не так?.. А сейчас… больше всего на свете я бы не хотел снова ошибиться.

Я заткнулся, изучая реакцию девчонки. Ещё никогда я не видел Кису в настолько подавленном состоянии. Шумно сглотнув слюну, она стиснула губы и, скрипнув стулом, поднялась, вытягивая мне навстречу руки.

Тёплые и нежные, обнимающие руки. Я снова оказался в ворохе её заботы, толком не успев к этому привыкнуть. Каждый раз удивлялся как в первый, насколько приятно ощущаются её прикосновения. И, несмотря на навязчивую одышку после исповеди, ответил на утешающий поцелуй.

Губы Никольской, как сладкое противоядие, тревожно приникли к моим, будто пытаясь настойчиво отнять все те слова, что я изрёк сегодня на кухне. Она сострадала, и это точно было правдой. Ластилась и целовала меня, пока я отогревался от леденящего ужаса перед прошлым и стремительно наступающим будущим. Я даже позволил себе отпустить контроль, жадно прижимая девчонку за талию и горячую голову. Вбирал её трепетные губы, язык сквозь учащённое дыхание, не пытаясь сдержать возбуждение.

Если я действительно ошибался, хотелось бы делать это как можно дольше и глупее.

И прерываться добровольно я бы ни за что не стал, если не ощутил во рту солёные тёплые слёзы.

— Почему ты плачешь? — я отстранился и убрал Еве за ухо короткие, выбившиеся из кос пряди. Её лицо блестело от влажных дорожек. — Жалеешь меня? — подсказал я девчонке.

Она молча кивнула и как-то стыдливо слезла с моих колен, попятившись обратно на своё место. Две недоеденные порции макарон продолжали стоять на столе.

На кухне стало совсем неуютно.

— Поешь нормально. Ты так долго меня ждала, — выдохнул я, не справляясь с тем, что поцелуй закончился.

— А ты?

— Что-то не хочется…

Она кивнула и стала неуверенно наматывать по одной выскальзывающей полоске на вилку. А я уже не мог не думать.

Пристально рассматривал кухонные ящики, узкую картину с яблоками за её спиной. Мандражируя, смотрел то в покрасневшие глаза, то на экран её телефона. Но всё было, как и прежде.

Тогда я дрожащей рукой достал из кармана мобильник, как в бреду открывая блог анонима. Он так давно ничего не публиковал… С тех времён, как распалась группа.

— Лёша написал?

Я, подтверждая, кивнул, тревожно сглотнув, открыл переписку с журналистом и набрал два слова.

Перевёл взгляд с телефона на понурую Никольскую, без энтузиазма пережёвывающую купленную лапшу. Снова на телефон, покоящийся на столешнице.

И никак. Никак не решался отправить одно сообщение.

Это ты?

60. Самый ненавистный враг

Мои дорогие! А вот и прода! Эта сцена забрала у меня много душевных сил, хотелось использовать те самые слова. Ёмкие и единственно верные. Поэтому я сидела над главой два дня)) Так уж вышло. Сердечно благодарю Вас за ожидание и желаю приятного прочтения.

***

Пожалуйста… прошу.

Я так редко прошу! Пускай эти чудовищные мысли останутся абсурдной фантазией! Я ведь поверил… и продолжаю. Продолжаю искренне верить, как ребёнок в чудо. Нельзя «убивать» с таким святым лицом.

Девушка напротив — причина моего затянувшегося душевного равновесия. Причина ставших нормой опозданий на светские мероприятия любой важности. Несвойственных Господину серьёзных мыслей о жизни… не способна. Не способна то, что мы испытывали друг к другу, измерять суммами вознаграждений от паскудного журналиста! От моего самогожестокого и ненавистного врага! Тем более…быть им.

Я, чуть не давясь, сглотнул перехватывающий дыхание ком.

Это какой-то нонсенс. Бред мнительного, не доверяющего своей девушке гондона.

Ева, разглядывая занавески, шмыгнула носом и растёрла по щекам редкие слёзы. Мой тяжёлый взгляд опустился на два набранных слова.

Пускай за своё поведение мне окажется гадко и стыдно. Это сообщение уйдёт на чей-то чужой телефон и, я уверен, её экран останется чёрным. Тогда… мои губы растянутся в дрожащей улыбке от облегчения и остаточной тревоги. Напряжённые веки, наконец, легко прикроют глаза, а в груди что-то неминуемо сорвётся, вызывая во всём теле терпимую истому.

Она ведь всё та же? Старая и добрая Мисс Кисс. Сидит и задумчиво жуёт китайскую лапшу, захотев всего лишь приукрасить свои кулинарные способности. Моя милая, непосредственная Киса.

На кухне изредка доносились тихие звон и скрежет вилки о тарелку. А приглушённый свет люстры мог усыпить меня прямо за ужином, если бы не ничтожно мелкая, постылая дрожь, засевшая в ноющей груди.

Не отрываясь от задумчивых жёлто-зелёных глаз, я занёс палец над кнопкой «отправить», и боязно задержал дыхание.

Лучше мне остаться уродом, чем Еве — лживой стервой. Прошу…

Палец коснулся экрана, надрывно вжимая сенсор.

На стремительную долю секунды я вонзился взглядом в короткое сообщение, чтобы убедиться, что оно ушло кому-то безумно циничному. В чате быстро завращался кружок, а затем заполнился и исчез.

21:42 Это ты?

Отправлено…

Я сжал челюсти и перебросился взглядом к бездонным родным глазам, не замечающим ничего дальше мыслей, в которых потерялась девчонка. Ева печально хмурила свои идеально ровные брови, даже не догадываясь, что я заподозрил её во лжи. Пережевав кусок, сглотнула и потеряно мелькнула взглядом по моему лицу в сторону телефона, чуть не похрустывающего от усилий, с которыми я его сжал.

В ту же секунду вернулась прямо к моим глазам, томно выглядывая из-под трепещущих ресниц, и оторопело замерла.

В неподвижных зрачках, окружённых зелёными радужками, вдруг отразился холодный свет загоревшегося экрана…

А… я, оказывается, болван.

Мой рот исказился в немом изумлении. Сердцебиение замедлилось в унисон с пульсирующим молчанием, раздавшимся на кухне, пока девчонка метнулась взглядом к своему мобильнику. Её глаза трусливо расширились, освободились от флёра обаятельности, и из них тут же хлынули беззвучные слёзы. У расколдованной Евы жалобно задрожал подбородок.

Я выпустил из обмякающих рук телефон и прикусил губу от сдавливающей виски боли.

Мы заглянули друг другу ровно в глаза.

И воли не нашлось больше оторваться. По телу разошлись сковывающие мурашки, а воздух, словно терялся где-то по пути к издыхающим лёгким. Грудную клетку мучительно передавило — это моё доверие испускало дух.

— Лёнь, — надломлено прохрипела Ева в растекающихся по шее слезах. — М-м…

Я заворожено мотнул головой, надеясь избежать тщетных оправданий. Боялся, что от одного лишнего движения или слова могу пустить слезу, как эта сопливая девчонка.

— П-прости, — прошептала она и закрыла рукой дрожащий рот. — Я не… не…

Просто не та.

Не та девушка, с которой стоило начинать. Живодёрка.