Страница 1 из 4
Глеб Петров
Год Свиньи
Книга посвящается светлой памяти череповецкого писателя, журналиста, учителя русского языка, автора книг «Чужой», «Невольник чести», «Наши дети» Сидоренко Александра Михайловича, побудившего меня полюбить литературу. И стать автором моей первой серьезной книги!
Утро, конечно, не впечатляло с самого начала. Я сидел в индустриальном – невдалеке от «Закромов» – прямо на грязном сером бордюре. Передо мной лежал побитый, но не сдавшийся взвод открытого баночного пива. Другого на районе не было. Зайди в любую разливуху, особенно в ночное время и бармен позаботится о том, чтобы открыть каждую купленную тобой бутылку. По какой ****? Абсолютно непонятно.
Рядом тусили незнакомые мне типы и терли за жизнь. Местная красотка Маша в обтягивающих лосинах и кислотной футболке давала призрачные намеки на какое-то интересное продолжение вечера. Банальная история. Ее домой не пускал муж. Но малыхе было плевать: вокруг столпилось несколько кавалеров, поэтому она то и дело демонстрировала свои сбитые о железную дверь кулачки и жаловалась, что одинока. Золотое обручальное кольцо и цветная татуировка с пирамидами Гизы на худеньком запястье дополняли ее и без того ущербный образ. Пацаны ее звали Машка Египетская.
Парни были тоже явно не первой свежести. Короткостриженые, в практически одинаковых серых костюмах Adidas. Они пили пиво и рьяно общались на какие-то далекие мне темы, периодически недовольно косясь в мою сторону. На чьем-то телефоне громко играла популярная музыка. На заднике города громоздился завод. Серый въедливый дым неторопливо врывался в атмосферу и смешивался со свежим воздухом. Драконы прожигали время рядом с круглосуточной биржей в надежде разбогатеть и превратиться в волков с Уолл-Стрит. Всё только начиналось.
Я только и делал, что запрокидывал голову назад, чтобы сделать глоток. В какой-то момент – после изрядно всаженного количества алкоголя – становится плевать на вкус и качество. Я положил руку на талию моей новой знакомой. Она улыбнулась и дала понять, что не против продолжения нашей импровизированной вечеринки. Я стал аккуратно водить рукой по ее телу, опускаясь ниже, и был уже практически у цели, но в какой-то момент она меня остановила. Под предлогом немного пройтись я завел Машку за павильон «Шаурма». И спустил штаны. Она послушно встала на колени, зная свое дело. Это явно не был ее первый раз. Я закурил сигарету и стал делать непроизвольные движения вперед. Пепел падал на ее фиолетовые волосы. Мутным взглядом я провожал глазами пролетающие мимо громкие отечественные машины. Унылый район, пропитанный ненавистью и алкоголизмом, дешевым одноразовым хавчиком и точно такими же дешевыми и беспонтовыми чувствами. В какой-то момент мне стало скучно. Я отодвинул ее голову. И направился в сторону круглосуточного магазина. Она крикнула вслед: «Пошел ты!» Я поднял руку вверх и показал чемпионский жест.
Хотите честно? Было чертовски одиноко. Руки сковывало от утренней прохлады. Изо рта валил пар. Казалось, сердце разбито на части, как недавно подаренная кем-то кружка с моим именем.
А дальше, видимо, организм устроил забастовку. Когда открыл глаза, то дом, расположенный напротив, напоминал мне накренившийся после столкновения с айсбергом «Титаник». Мир жил немного наискосок. Я уверенно и целенаправленно шел ко дну. Как тот огромный корабль. Мне стоило с большим усилием подняться. Голова была перегружена как никогда. Пиджак валялся в луже из-под пива, бычков и остатков еды, вырвавшейся наружу. Я поднял его и небрежно отряхнул.
В заднем кармане черных джоггеров лежали скомканные листки бумаги. Распечатанные стихи Лехи Никонова, на концерте которого я был накануне. Это было невообразимое зрелище. Он пил белое вино из горла и, заканчивая читать стих, бросал скомканные листы прямо в стоящих у сцены людей.
Впервые я услышал его в далеком 2008. В задрипанном клубе на окраине города Леха читал «Технику быстрого письма». Высокомерным бешеным взглядом он пронизывал каждого человека, как будто выжигая изнутри. А мы все чего-то ждали, ждали какого-то напутствия.
Я курил одну сигарету за другой. Сердце бешено колотилось в груди. Все должно быть не так! Все должно быть иначе! Я давно отступил от нравственных норм и забрел в тупик. В один момент все побелело. Повисла тишина. Вдруг она резко оборвалась. Ее сменил длинный занудный гудок. Стало жарко. Я сбросил с себя одежду и вышел на проезжую часть. Врубив трек любимых мною в тот момент Anacondaz «Смотри на меня», я встал прямо посреди дороги. Слёзы катились по щекам. Водилы уныло сигналили в мою сторону. Меня пробирало с ног до головы. Казалось, что мой лютый образ жизни пришел к своему логическому концу. Больше не хотелось жить. Я поднял левую руку вверх и, показывая fuck румяному рассвету, стоял в потоке надвигающихся на меня машин.
***
Жил человек в палестинских монастырях, имя старцу было Зосима.
Зосима по уставу монастыря перешел через Иордан, взяв с собой на дорогу немного пищи на телесную потребу и рубища, которые были на нем. И совершал правило, проходя через пустыню. Спал он ночью, опускаясь на землю и вкушая краткий сон, где заставал его вечерний час. Утром же снова отправлялся в путь, горя неослабевающим желанием идти все дальше и дальше.
И когда он пел, не отвращая глаз от неба, видит он справа от холма, на котором стоял, словно тень человеческого тела. Сперва он смутился, думая, что видит бесовское привидение, и даже вздрогнул. Ни разу еще не видал он за все эти дни человеческого лица, ни птицы, ни зверя земного, ни даже тени. Искал он узнать, кто этот явившийся ему и откуда, надеясь, что откроются ему некие великие тайны. Но, когда призрак увидел издали приближающегося Зосиму, он начал быстро убегать вглубь пустыни. А Зосима, позабыв о своей старости, не помышляя уже и о трудах пути, усиливался настигнуть бегущее. Он догонял, оно убегало. Но быстрее был бег Зосимы, и вскоре он приблизился к бегущему.
Когда же Зосима подбежал настолько, что можно было расслышать голос, начал он кричать, поднимая вопль со слезами: «Что ты убегаешь от старца грешника? Раб Бога истинного, подожди меня, кто бы ты ни был, заклинаю тебя Богом, ради Которого живешь в этой пустыне. Подожди меня немощного и недостойного, заклинаю надеждой твоей на воздаяние за труд твой. Остановись и подари мне старцу молитву и благословение ради Господа, не презирающего никого».
Когда достигли они этого места, бежавшее существо спустилось вниз и поднялось на другой берег оврага, а Зосима, утомленный и уже не в силах бежать, остановился на этой стороне, усилив свои слезы и рыдания, которые могли быть уже слышны вблизи.
Тогда бегущее подало голос: «Авва Зосима, прости мне, ради Бога, не могу я обернуться и показаться тебе лицом. Женщина я, и нагая, как видишь, с непокровенным стыдом своего тела. Но, если желаешь исполнить одну мольбу грешной жены, брось мне одежду твою, чтобы я могла прикрыть ей женскую немощь и, повернувшись к тебе, получить твое благословение»1.
***
Дурка
People think I'm insane
Because I am frowning all the time
(Black Sabbath «Paranoid»)
За первые 12 дней пребывания в остром психиатрическом отделении я привык ко многим вещам.
Здесь не работают правила улицы. Бить первого встречного бессмысленно. Один фиг он псих и совершенно ничего не поймет. За такие вещи тебя привяжут к кровати. Как буйного!
Человек на тебя не так посмотрел? Или выкинул грубую шутку в твой адрес? Даже обижаться бессмысленно. Просто пропускай мимо ушей.
Таблетки, которые тебе дают, всегда дели пополам. Эти доктора так и норовят втюхать тебе жесткую дозу. Я первое время принимал всё, как есть, но потом начал осознавать, что состояние ухудшается.
1
Житие преподобныя матери нашея Марии Египетския. – Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. – 23 с.