Демоны Вебера

— Ас, давай сюда ту мыльную траву, быстро! Борис, принеси воды, — хоть и тихо, но весьма убедительно раздал приказы Остин. Без промедления его приказания были исполнены. Никто не хотел попасть ему под горячую руку.

— Я пробовал снять его, и не раз! Что только не делал! Эта штука практически приросла мне к руке. Так его точно не снять, — взволнованно проговаривал Блиц, в то время как Остин шаманил с его рукой. Будучи влажной и скользкой, вещица все равно никак не хотела покидать руку. Чрезмерными усилиями главаря гвардейцев ее удалось спустить еще ниже, расцарапав при этом все запястье. Браслет уперся в основание ладони, не в силах преодолеть изгиб руки, переходящий в большой палец. Не было и намека на возможность удаления артефакта.

Прохрипев себе под нос изобилующие тонкостями местных диалектов, непереводимые ругательства, Остин совершил резкое движение рукой, сопровождаемое противным хрустом. Блиц зашелся воплем, мокрыми глазами наблюдая за неестественно вывернутым большим пальцем. Вывихнутый палец быстро набирался пунцовым цветом, сильно выделяясь на грязной ладони юноши.

Осознав, что произошло, Верго болезненно вздрогнул, как если бы палец вывихнули ему. Хруст все еще стоял у него в ушах. Остин тем временем, совершенно не обращая внимания на негромкий вой подчиненного, стаскивал браслет, безжалостно задевая и царапая настрадавшийся палец. Пол минуты мучений и артефакт наконец покинул тело Блица.

— На счет три я вправлю его обратно, — бесцеремонно бросил Остин, все никак не отпуская руку скулящего юноши.

— Н-на счет три? — всхлипнул Блиц, с ужасом ожидая грядущего момента.

— Три! — резко выдохнул главарь, еще одним грубым движением вправив палец обратно. Юноша согнулся от боли, оседая на землю он все никак не отпускал многострадальную руку, постанывая и то и дело всхлипывая при каждом движении конечностью.

— Это — бросить в колодец, — потеряв всякий интерес к скорчившемуся на земле парню, отдал приказ Остин, передавая вещицу в руки Борису. После чего он оглянулся на двух других свидетелей сценки, окидывая их пустым взглядом. — Через пол часа мы выступаем. Чтобы к этому моменты вы были готовы.

Краткость Остина и его практически полное отсутствие сочувствия уже пугали предсказателя ничуть не меньше оживших мертвецов. Главарь никак не прокомментировал происшествие, не наказал Блица, даже не отругал его. Было в действиях Остина что-то методичное, стихийное, словно вода, что безразлично, систематически, веками истачивает камни, прогрызая себе путь. Стихии нет дела до всего что не касается ее основного замысла. Ну или по крайней мере стихия хочет, чтобы так о ней думали. Впрочем, проводя параллели, было бы разумнее сравнить Остина с другой стихией — ветром. Целеустремленный и неудержимый, ветер плевать хотел на ваши чувства и взгляды, он переменчив, бывает несносно строптив в своих порывах, но в нем нет и тени мелочной обиды на тех, кто ему докучал. И дело не в том, что стихия всепрощающа, она просто не умеет обижаться.

Что бы Верго или кто-либо другой ни говорил Остину, как бы ему ни досаждали, едва ли тот хоть раз за весь их совместный путь припомнил обиду. Его немногочисленные вспышки гнева бесследно исчезали, оставляя предсказателя в совершенно искреннем недоумении — как человек вообще может быть столь безэмоциональным и ко всему безразличным в долгосрочной перспективе?

Проходя мимо валявшегося в траве Блица, Верго краем уха услыхал озвученную Асом фразу, предназначавшуюся по все видимости как раз заплаканному юноше:

— Если я еще раз когда-нибудь узнаю, что ты играешь — я лично отрежу тебе этот палец.

Бывает, взаправду не стоит вмешиваться в чужие дела. Осознание таких моментов приходит к людям с возрастом. В своей молодости Вебер встрял бы в эту конфронтацию. Теперь же, оценив ситуацию с разных перспектив, он предпочел молчаливо пройти мимо. Все же, иногда, проявляемая к людям жестокость может быть вполне заслуженной, как бы бессердечно это ни звучало. Предсказатель не понимал действий Остина, на его месте Верго не смог бы столь просто закрыть глаза на случившееся.

Вернувшись к тому месту где он оставил свои вещи, Вебер стал свидетелем организованных сборов наемников. Лишенные главного средства для перевозки грузов (в лице вьючного жука), гвардейцы перераспределяли содержимое тюков и сумок. Большую часть клади им придется оставить здесь. Часть посуды, сменная одежда, немалый боезапас самострелов, и еще куча всякой всячины достанется первому же пришедшему в эти места бродяге, если конечно это все не придет в негодность до того, как у мертвой деревни появятся новые посетители.

Большинство гвардейцев уже пришли в себя, оправившись от недавних кошмаров. В их глаза вернулся задорный блеск, а в движения — уверенность и последовательность. Из всего разнообразия занятых делом фигур выделялся разве что понурый наследник, бледным пятном прильнувший к куче оставляемого добра. Потеря жука означала для Марка необходимость передвигаться впредь на своих двоих. Но далеко не перспектива физических нагрузок пугала юнца. Истинной причиной его переживаний была дальнейшая невозможность укрыться от пронзительных взглядов его сопровождающих, так же, как и от их язвительных шуток. Лакированная древесина кареты более не упасет его от компании грубых мужланов, коих парень не то ненавидел, не то презирал, скорее всего и боялся до кучи. А может и все вместе.

«Хочешь научить ребенка плавать, брось его в воду», — подумал предсказатель, беспристрастно проходя мимо перепуганного наследника. Сейчас Верго волновали совсем другие вопросы, и он был не в том настроении чтобы утешать изнеженных детишек.

Быстро собрав свои нехитрые пожитки что умещались в одной единственной сумке, и пополнив запасы воды в фляге, предсказатель бесцельно блуждал по центру деревни, в пол глаза наблюдая за суетящимися людьми. В крайне задумчивом состоянии он сам того не подозревая практически подкрался к мирно сидящему к нему спиной Голдбергу. Усач разглядывал некий небольшой объект, кусочек бумаги, бережно зажатый между пальцами. Заглянув Барону через плечо, Вебер увидел, что в своих руках Голдберг держал ничто иное, как фотоснимок.

Бумажный снимок, наклеенный на картонную подложку, слегка искажая цвета содержал на себе изображение женщины с ребенком. С расстояния в несколько метров предсказатель не мог рассмотреть их лиц, лишь позы и элементы гардероба. Несложно было догадаться кто изображен на снимке: фотосьемка была необычайно дорогим и муторным удовольствием, цветной же ее эквивалент и вовсе, стоил непомерных для обычного жителя федерации денег. Вряд ли кто станет тратить время и средства на дорогущую и крайне недолговечную нитроцеллюлозную пленку для едва знакомых людей, да и хорошего мастера найти было проблематично. Логически предположив кого именно хотел бы увидеть Голдберг в свете последних событий, несложно было установить, что на фотографии находится его дочь и жена. Барон был на удивление немногословен в вопросах своей семьи.

Верго притворился что смотрит в другую сторону, нарочно громко ступая по иссохшей траве, чтобы привлечь внимание Голдберга. Одним ловким движением усач упрятал дорогую его сердцу фотографию в потрепанный пиджак, привстав и повернувшись к предсказателю. Вебер заготовил парочку вопросов, и успел даже открыть рот для их озвучивания, но собеседник его опередил:

— А ведь все дело в теории вероятности.

— Простите, что? — недоумевая выпалил предсказатель, будучи совершенно сбитым с толку.

— Говорю, что многие проблемы в жизни могут быть решены элементарным пониманием того как устроена вероятность. Вы же человек образованный, слыхали должно быть о такой теории?

— Нууу, — задумчиво протянул Верго. — Да, что-то такое припоминаю. В военной академии мне приходилось слышать о чем-то подобном. Там было что-то о прогнозировании погоды, так? Или это одна из теорий свободного рынка?

— Человеку свойственно заблуждаться, дорогой мой, — по-философски заявил Барон, поглаживая свои усы. — Раз за разом проигрывая, люди ошибочно полагают, что вот теперь то, после стольких поражений им обязательно должно повезти, что с каждым проигрышем их шансы на победу растут. Горькая правда состоит в том, что шансы каждый раз неизменны. Именно на этом и держатся все игорные заведения, уж в этом вы можете мне поверить! Человеческая склонность к риску и врожденный азарт, загубили немало славных душ, и все они допускали одну и ту же ошибку. Ее же допустил и малыш Блиц. Пускай и косвенно, но все мы страдаем от несовершенства человеческой природы и ее недостатков. Так ведь?