Ведьма без ковена

— Да ты, — завелся лис, — да я… Ох, слава небу, пришла в себя, — с облегченьем выдохнул Феня, и сполз с моего плеча на колени.

— Где мы? — спросила я. Ощущение, что на веки положили раскаленные угли не проходило, горячие, едкие слезы щипали кожу, а открыв глаза я видела будто сквозь мутное стекло.

Все вокруг было серым.

Как в тумане.

— Мы в подвале. Ты сидишь недалеко от источника, — отрапортовал лис.

Я не понимала, почему хрустальная чаша полная родовой силы не искрилась, приветствуя и приглашая меня воссоединиться. Я не слышала её зов, да и крупицы моей магии отзывались в ответ нехотя, сонные и вялые. Кончики пальцев закололо еще сильнее, но онемение было не при чем.

— Происходит что-то странное, — начала говорить я лису.

— Помимо того, что ты сидишь голым задом на гектограмме, обездвиженная рунической ловушкой и ядом, от которого онемел мой язык… — завелся рыжий, перечисляя напасти.

Можно подумать я не ощущала попой ледяной мрамор или действие отравы, всё еще ослепляющей и сковывающей меня. Но по крайней мере моё сознание при мне, а это уже не мало.

— Феня, — шёпотом, что бы меня не услышали, шикнула я, — заткнись, будь другом. Всегда считала излишнюю болтливость чем-то вроде сифилиса, не смертельно, но омерзительно. — Дай подумать.

Я до хруста сжала зубы, концентрируясь на болезненно дремлющей силе. Прилагая титанические усилия, я подтягивала ближе жалкие крохи дара стремясь наполнить пустой резерв, опустошенный ядом.

Прозрачное щупальце силы лизнуло скованные за спиной руки, пробуя на вкус вакуум отравы. Нехотя, словно разобидевшаяся кокетка, тонкая, едва ли с волосок, струйка потекла, вливаясь в меня, наполняя пустоту живительной влагой, смягчая боль в глазах и пальцах.

Зрение стало проясняться, хотя бесконечно текущие слезы мешали сосредоточится. В ритуальной комнате царил не просто полумрак, меня пугало полное отсутствие привычного свечения от чаши. Раньше место силы Апакаре выглядело так, будто амбициозный великан засолил синюю* луну в хрустальном тазу, голубоватое свечение было словно присыпано алмазной крошкой, чьи грани переливались, то и дело покрываясь тонким слоем молочной дымки.

Сейчас же ртутный колодец был мертв. Дешевая фосфоресцирующая наклейка и та светила бы ярче, чем сумеречный источник.

Болью стали отзываться предплечья и ступни, кровь болезненно прилила к губам и шее, я потянулась, пытаясь разорвать путы и услышала неторопливые, осторожные шаги…

Много позднее, когда я вспоминала всё, что произошло со мной в тот день, поняла одно — если бы я повела себя хоть на гран по-другому, смерть моя была бы очень долгой и крайне мучительной. А тогда, я просто прислушалась к шелестящей осенним ветром практически спящей, интуиции и замерла. Замедлив дыхание, я смежила веки и постаралась всеми силами не выдать то, что уже в сознании.

Феня, надо отдать ему должное варениками, обернувшись кулоном, приятно холодил мне руку, таким странным образом поддерживая и давая понять, что я не одна. Я сжала его в ладони, и серебряная фигурка слегка потеплела.

И хотя чувствительность к конечностям вернулась, глупая попытка сбежать оказалась бы фатальной.

Шаги раздавались всё ближе, тонкие волоски на шее встали дыбом, когда я с ужасом поняла, что убийца не один. Цоканье тонких каблуков по полированному мрамору перемежалось с глухим поступом уверенных мужских шагов.

Меня от души ткнули носком жесткого ботинка в бедро, унизительно проверяя не пришла ли будущая жертва в себя. С огромным трудом я сдержалась, чтобы не охнуть от боли.

— Сучка без сознания, как ты и говорила, — проскрежетал, только что меня пнувший мужчина. — Она тебе еще нужна?

— Пока да, ты же знаешь, — ответил приятный, с легкой хрипотцой женский голос. — Сейчас закончу с источником и сможешь поразвлечься, дорогой. — Засмеялась эта психованная совершенно мерзким смехом, через мгновение к ней присоединился мужчина. Мозг старался зацепиться за адекватные ассоциации и мне они представлялись двумя гиенами, в предвкушении клацающими челюстями и потешающимися над раненой зеброй.

Я старалась дышать мерно, как и прежде, медленный вдох, неторопливый выдох, вдох-выдох. Моё сознание словно разделилось на две части, мне кажется, именно так чувствует себя человек с сильнейшим раздвоением личности и вынужденный вести беседы сам с собой. Одна смелая и безрассудная требовала вскочить и дать отпор. Погибнуть стоя, чем выжить лежа.

А вот вторая, и с ней я еще не была знакома, задавив храбрую, но совершенно глупую первую сторону затаилась, мыслила ясно и четко. Собранная и хладнокровная, она сделает всё, чтобы выжить, даже если всё, это, по сути, ничего.

До сих пор мне отчаянно везло, и я очень надеюсь, что и в этот раз переменчивая Фортуна не откажет в своей благосклонности. Из полуприкрытых век, всеми силами стараясь не быть пойманной, я наблюдала за парочкой. К моему вящему сожалению глаза продолжали слезиться, да и распахнуть их, чтобы как следует присмотреться возможности у меня, не было, поэтому всё что я видела, это два размытых силуэта в темных мантиях.

А пока, я прислушивалась к бормотаниям парочки убийц.

Они говорили на незнакомом языке, эдакой помеси латыни и французского. Мягкое, с прононсом «р» превращало их деловую речь в романтичную беседу. Женщина была главной, потому что именно она подошла к родовой чаше, произнося речитативом заклинание, мужчина же замер, не смея шевелиться и помешать.

Неправильный, клочковато-рваный туман, потек из чаши, обжигая обнаженную кожу, остро щипая ледяными щупальцами губы и щеки, эти прикосновения мне мало напоминали прежние ощущения. Факелы поочередно то гасли, то разгорались с новой силой, вспыхивая пламенем до подкопченного огнем потолка. Убийца радостно рассмеялась и с триумфальным «о, даааа» опустила руки в чашу, наполненную сумеречной силой.

Я подобралась, готовая к тому, чтобы бежать. Лучшего времени, для того чтобы сделать ноги было не придумать. Мгновение ничего не происходило.

А затем, раздался низкий протяжный стон, переходящий в пронзительный визг невероятной, всепоглощающей агонии, оглушающий и лишающий возможности трезво мыслить. Голова взорвалась сотнями оттенков боли, ослепляя.

Послышался треск и звон бьющегося стекла или крошащегося льда, на ступни мне брызнула горячая, алая кровь, а громкие крики переросли в приглушенные рыдания.

Лис обернулся в привычный меховой комок и сильно, кажется, до крови, укусил меня, приводя в сознание. Боль в пальцах запустила цепную реакцию пробуждающегося тела, и я, поразительно беззвучно для человека у которого онемело все тело, вскочила и помчалась к лестнице. Спотыкаясь на каждом шагу, так как ноги слушались меня еще хуже, чем руки, которыми я со всех сил впивалась в поручни, буквально подтягивая себя на новую ступеньку, я неумолимо приближалась к спасительной двери, отрезающей ритуальный зал ото всего дома.

Всего на доли секунды моё любопытство победило осторожность, и я взглянула на чашу. Женщина продолжала истошно кричать, её руки, пойманные в капкан источника, ставшего вдруг смертельной ледяной ловушкой, кровоточили, изрезанные до сухожилий, и она никак не могла освободить их. Мужчина же, лежал плашмя на животе и агонизировал, дергаясь содрогаясь в конвульсиях будто под напряжением.

Я захлопнула дверь и задвинула ажурную, но очень толстую щеколду.

Рыжий помчался на улицу, я — за ним. Себе я сейчас доверяла намного меньше, чем чувству лисьего самосохранения, поэтому, не раздумывая ни секунды, я помчалась за ним. На автомате я подхватила в коридоре плащ и кеды, хотя одеваться не стала. Потом. Когда выберусь.

Ушастое недоразумение привело меня в гараж по соседству с кухней. Вот это сюрприз, я даже не знала, что в доме он был, а уж то, что в нем стояло три автомобиля и хромированный монстр Дэвидсон тем более. Машину я водила посредственно, и, хотя права у меня были, опыт, не считая практики в автошколе и экзамена в ГИБДД, отсутствовал.