Страница 69 из 88
Отбросив все мысли об усталости, Молли с Сарой работали в палатах не покладая рук, стараясь справиться с все прибывающим потоком раненых. Два военных врача из оздоровительного лагеря проводили все дни в монастырском госпитале вместе с еле живым от усталости доктором Жерго. Долгие часы они работали в операционной, а потом в палатах, с теми, кому требовались лечение и послеоперационный уход. Обычный график дежурств был отменен: и монахини, и Молли с Сарой старались спать урывками при любой возможности. Теперь не одна Молли засыпала чуть ли не на ходу: усталость сказывалась на всех, а раненые все прибывали.
Ни от Тома, ни от Фредди ничего не было слышно. На фронте все еще творился хаос, горстка измученных храбрецов держалась в окопах против могущественного врага. Молли думала о Томе и могла только молиться, чтобы он выжил в этой кровавой бойне. Если он выжил, то его наверняка уже бросили вместе с другими в окопы союзников, чтобы поддержать их перед ожидаемой контратакой немцев. Среди раненых, поступавших в монастырь, не было никого из Белширского полка, но некоторые из солдат, которых они с Сарой расспрашивали, рассказывали, что белширцы сражались в самом пекле, под деревней Бомон-Амель. От Фредди тоже не было никаких известий, и Сара поймала себя на том, что за работой мысленно твердит молитву: «Пожалуйста, Господи, пусть Фредди уцелеет. Пожалуйста, Господи, пусть Фредди уцелеет».
Пятнадцатое июля уже прошло, но пока нечего было и думать о том, чтобы отправить Молли домой. В госпитале без нее обойтись не могли, и, как сказала она Саре, когда ее положение станет очевидным для всех, тогда и придет время решать, как с этим быть.
30 июня
Дорогая Молли
Я жив и здоров. Я был нездоров.
Получил твое письмо.
Получил твою посылку.
Скоро напишу еще.
С любовью, Том
20
Артиллерийская канонада гремела шесть дней подряд. Шесть дней беспрерывных залпов из гигантских орудий, стоявших в двух милях от линии фронта. Солдаты первого батальона Белширского полка прибыли со своих позиций рано утром: всю ночь они пробирались по лабиринту ходов сообщения, таща с собой новые припасы на линию фронта. Их участок передовой проходил через остатки рощицы, в которой уцелело несколько последних, побитых снарядами деревьев. Траншеи были зигзагообразные, узкие — толком не пошевелиться. Почти все деревья повалило снарядами, лишь кое-где торчали пни — будто пальцы, укоряюще устремленные в небо. Рощица росла в ложбинке, и земля от нее полого вздымалась в сторону немецкой линии фронта, тянувшейся менее чем в миле от Бомон-Амеля. Клочки утреннего тумана кружились и плавали в воздухе, как дым, то скрывая, то обнажая ничейную полосу. Солдаты, которых они сменили, торопливо, с облегчением двинулись назад, за линию фронта, а белширцы окопались и стали ждать. Артиллерийская пальба продолжалась безостановочно: нескончаемый оглушительный гром и грохот.
— Если до этих чертовых гансов до сих пор не дошло, что происходит, — мрачно заметил Тони Кук, когда они простояли так до утра, вглядываясь в утренний туман, — то они там по уши деревянные, как вот этот пень над траншеей. Когда нас наконец пошлют вперед, вряд ли мы застанем их врасплох, а?
Молодой Дэви Шорт, только что прибывший во взвод и впервые оказавшийся в окопе на передовой, поднял на него глаза.
— Да ты что, Куки, при таком обстреле разве кто выживет? С их-то стороны уже какой день стрельбы не слышно. Их окопы уже, наверное, с землей сровняли.
— Может быть. — Тони Кук взглянул в его свежее лицо — еще не мужское, а совсем мальчишеское. «Ему никак не больше семнадцати», — с горечью подумал Тони. Дожили, младенцев воевать присылают. Он перевел взгляд на Тома Картера. Вот с Томом они были вместе с первых дней. И в армию вместе пошли — он, Гарри и Том. Пока учились военному делу, с ними были еще Хью Бродбен, Чарли Фокс, Джим Хоукс, Билл Джарвис, Питер Даррант и маленький Энди Ньюджент, а теперь только они с Томом и остались. Гарри, Дэви Поттс, Уилл Стронг — никого уже нет, все лежат во фронтовых могилах или в раскисшей ничейной земле.
Тони Кук уперся ногой в стрелковую ступеньку и осторожно выглянул за бруствер.
— Как думаешь, Том, — пробормотал он, — наверно, уже скоро, а?
Том кивнул. Его отпускная бумага была надежно засунута в карман гимнастерки, и он с нетерпением ждал приказа. Ожидание оставляло слишком много времени дли размышлений, а мысли о Молли сводили его с ума.
Весь день они были заняты проверкой снаряжения, хотя прошлой ночью почти не спали, а когда ближе к вечеру наконец пошли перекусить, явился капитан Херст с сержантом Тернером и пайком рома. Пока сержант раздавал каждому по двойной порции, капитан Херст заговорил.
— Назначено на завтра, — тихо сказал он им. — Что делать, вы знаете. Обстрел будет продолжаться, и дымовая завеса будет. Проволоку снесет артиллерия, так что о ней не беспокойтесь. Идем размеренным шагом по нейтральной полосе и занимаем вражеские окопы, как на учениях делали. Артиллерия разобьет их пулеметные позиции, так что, когда мы выступим, гансам особенно нечем будет отстреливаться. Без огневого прикрытия придется им отходить из окопов, если останется, кому отходить.
Так сказал капитан Херст, но Том не слишком-то ему поверил, как и другие опытные бойцы, уже ходившие в атаку. Зато для молодняка, новобранцев вроде Дэви Шорта, впервые очутившихся в окопах, эти слова прозвучали как боевой клич, и дрожь от страха, накопившегося за эти томительные часы, слегка утихла. Теперь, когда стало очевидно, что бой неминуем, они приготовились встретить врага лицом к лицу и были настроены довольно храбро. Известие, что путь перед ними расчищен и сопротивления не будет, подняло их боевой дух: теперь, когда капитан Херст дунет наконец в свой офицерский свисток, они поднимутся из траншей и двинутся по выжженной нейтральной полосе мужественным, твердым шагом.
Прежде чем идти дальше по окопу, Херст и сержант раздали солдатам фронтовые открытки с готовым текстом, сказав, что в этот день им разрешается отправлять только такую почту. Том взял свою и огрызком карандаша зачеркнул лишние строчки. Теперь в его открытке стояло только: «Я жив и здоров. Скоро напишу еще. С любовью…» — и подпись: «Том». Открытки и другие письма — прощальные письма, написанные накануне этой великой битвы, которые надлежало отправить лишь в том случае, если писавший не вернется живым, — собрал капрал Джонс и передал за линию фронта вместе со всеми личными вещами, засунутыми в мешки для песка, чтобы вернуть владельцам после… если будет кому возвращать.
Батальонный падре прошел по окопу, тихо беседуя по пути с солдатами. На углу он столкнулся с Фредди Херстом, и тот хлопнул его по спине со словами:
— Смолли, вам здесь не место.
— Самое место, — весело возразил падре. — Завтра я буду на перевязочном пункте, а сегодня решил зайти сюда, на случай если… если вдруг кто-то захочет поговорить со мной перед тем, как идти в атаку, понимаете?
— Понимаю, — ответил капитан Херст. Мужчины обменялись рукопожатиями, и падре двинулся дальше по траншее в одну сторону, а капитан Херст в другую. По пути оба негромко, ободряюще беседовали с солдатами, ожидавшими атаки.
В ту ночь никто не выспался, потому что до утра грохотал обстрел. Все заново проверили вещи в вещмешках, которые им предстояло взять с собой: рубашка, носки, НЗ на два дня, бинт, намотанный на пузырек с йодом, фляжка с водой, свернутая плащ-палатка и противогаз. Вещмешки были тяжелые, громоздкие, а между тем это была только часть груза. Помимо вещмешков, винтовок и саперных лопаток, нужно было еще тащить подсумки с гранатами, чтобы забросать немецкие окопы и уничтожить все возможные очаги сопротивления. У одних были с собой мотки колючей проволоки для укрепления захваченных траншей, у других — кирки или лопаты, кусачки и пустые мешки. Дополнительные боеприпасы были розданы, патронташи переброшены через плечо, а кому-то досталось тащить пулеметы Льюиса, чтобы установить их потом во вражеских окопах. С этим-то грузом, с прикрученными к винтовкам штыками им предстояло перейти нейтральную полосу размеренным шагом после артобстрела, который должен был расчистить им путь, и прорвать сначала одну, а затем и вторую линию вражеских укреплений, оттеснив немцев назад.