Страница 2 из 27
Сокольникова Эренбург увидел один раз в тюрьме, а затем через несколько лет в Париже; с Бухариным он встретился только после революции. Раздумывая на склоне лет о прожитой жизни, Эренбург напишет в мемуарах: “Конечно, молоденький Гриша когда-то помог мне разобраться в том, что, перефразируя стих Мандельштама, я назову “странностями политики”, но я недостаточно знал его, и в моей памяти он остался скорее образцовым большевиком, чем живым человеком. Героем моего отрочества был Николай Иванович Бухарин… Сокольников был создан для политики – я говорю не только о манере держаться, но о человеческом материале. А Николай Иванович был мне куда ближе и понятнее: веселый, порывистый, с любовью к живописи и поэзии, с юмором, не покидавшим его в самое трудное время, он был человеком той стихии, в которой я жил, хотя жили мы разным и по-разному. О нем я вспоминаю с волнением, с нежностью, с благодарностью – он помог мне не в понимании того или иного труднейшего вопроса, он мне помог стать самим собой”15.
2. От “Хуренито” к “Лазику” и “Веселому Паоло” Пути Эренбурга и Бухарина снова пересеклись только осенью 1920 года в Москве. Не приходится сомневаться, однако, что в 1918-1919 годах они знали о работе друг друга, хотя и находились в идеологически враждебных станах (Бухарин был в Москве одним из лидеров большевистской партии, редактором “Правды”; Эренбург до своего бегства из Москвы в сентябре 1918 года неоднократно выступал в левоэсеровских газетах с откровенно антибольшевистскими статьями, в которых бранил не только политику большевиков, но и персонально их верхушку, хорошо знакомую ему по парижской эмиграции, – Ленина, Каменева, Зиновьева, Троцкого, Антонова-Овсеенко; имя Бухарина в этих статьях не встречается; в Киеве Эренбург приветствовал белых и продолжал печатать статьи против красных16). И Бухарин, и Эренбург за 1917-1920 годы политически эволюционировали: Бухарин – слева направо в пределах коммунистической части политспектра, а Эренбург радикально – от белых к красным.
Приняв победу советского режима, Эренбург в середине октября 1920 года вернулся в Москву, где уже 1 ноября в Доме печати был арестован ВЧК как агент Врангеля.
Неизвестно, успел ли он до того повидаться с Бухариным, но, когда жена Эренбурга художница Л. М. Козинцева бросилась к нему за помощью, Бухарин, как вспоминает Эренбург, “всполошился”17, и, поскольку он еще в 1919 году был направлен Лениным курировать ВЧК с правом вето, освобождение Эренбурга состоялось сравнительно скоро. В декабре 1920 года Эренбург по записке Бухарина попадает на прием к “лорд-мэру” Москвы, своему давнему парижскому знакомому Л. Б. Каменеву, и получает от него наряд на одежду (он оказался в Москве без каких-либо теплых вещей, в разваливающихся брюках, а магазинов не было – только распределитель). В начале 1921 года Эренбург беседует с Бухариным о своих творческих планах, делится замыслом большого сатирического романа и получает “добро” на заграничную командировку; в марте 1921 года он выезжает в Европу. Полученный им тогда по бухаринской протекции зарубежный паспорт действовал почти двадцать лет и в значительной степени определил и характер литературной работы Эренбурга, и его политическую и человеческую судьбу.
Роман “Похождения Хулио Хуренито и его учеников” был написан в Бельгии летом 1921 года, а в начале января 1922-го он вышел из печати в берлинском издательстве “Геликон” (на титульном листе было обозначено: Берлин-Москва);
Эренбург пересылал книгу друзьям в Советскую Россию; получил ее, естественно, и Бухарин.
В апреле 1922 года в Берлине Эренбург встретился с Бухариным, приехавшим (вместе с Радеком) на конференцию трех Интернационалов; в книге “Люди, годы, жизнь” об этом сказано кратко: “В 1922 году он (Бухарин. – Б. Ф.) приезжал в Берлин, и мы с ним просидели часа три в маленькой пустой кондитерской. Помню, я сказал, что многое происходит не так, как нам мерещилось на Новинском бульваре. Он ответил: “Вы – известный путаник”, потом рассмеялся и добавил: “Меня тоже называют путаником. Но вам легче – вы путаете в романах или в частных разговорах…”18 Эренбург не пишет о реакции Бухарина на роман, но, судя по знаменитому предисловию, она была доброжелательной. 5 мая 1922 года Эренбург написал в Петроград М. М. Шкапской, что “Хуренито” “очень понравился Ленину и Гессену”, – высказывание Ленина Крупская обнародовала в 1926 году, следовательно, об этом Эренбург мог узнать только от Бухарина. 1 апреля 1922 года в Берлине вышел первый номер международного журнала литературы и искусств “Вещь”, который Эренбург редактировал вместе с художником Эль Лисицким. Судя по первому публикуемому здесь письму Эренбурга Бухарину, при их встрече речь шла об этом журнале, который Эренбург предполагал распространять в России; тогда же Бухарин заказал Эренбургу ряд статей, как его самого, так и зарубежных авторов. Понять из письма Эренбурга, для какого издания заказаны статьи, нельзя; для “Правды” – кажется неправдоподобным, а иллюстрированный журнал “Прожектор” начал выходить в Москве под редакцией Бухарина и Воронского лишь в 1923 году.
К моменту встречи с Бухариным у Эренбурга застопорилась работа над романом “Жизнь и гибель Николая Курбова”, но летом она возобновилась, и исполнить обещанное Бухарину он вовремя не смог, потому письмо начинается с объяснений: “Haus Trautenau” Trautenau str. 9, Berlin 19/10 [1922 года] Дорогой Николай Иванович, чую, что Вы пробуете на меня сердиться, и эти попытки хочу пресечь в корне. Я чист (как всегда!). Я не написал Вам до сих пор статьи об искусстве потому, что работаю исступленно над своим новым романом. Нахожусь ныне в главе 23-ей и кончу его через месяц. Тогда тотчас же напишу статью.
Что касается статей иных, то они будут вскоре пересланы Вам, а именно – из немцев Карла Эйнштейна19 (очень забавный отрок, его недавно судили за богохульство20, и на суде был неслыханный будёж21, – хотел описать это, но Пастернак пишет в “Известия”22, и потом роман, роман!..) и Франка23. Из французов статьи архитектора Корбюзье-Сонье24, художника Глеза25 и писателя Блеза Сандрара26. Статьи будут верно крепкие.
Умоляю – напишите предисловие к жизнеописанию незабвенного Учителя!27 Если руку приложит Мещеряков28 – беда!
Получили ли Вы мои “6 повестей”?29 Очень прошу Вас сказать в конторе, чтобы мне выслали газету30.
Здесь теперь Маяковский31 и, следовательно, идет будёж, но уже веселого порядка.
Крепко жму руку. Ваш Эренбург”32.
В романе “Жизнь и гибель Николая Курбова” (1923) Эренбург дал беглые, но выразительные портреты нескольких большевистских лидеров, уподобив их определенным геометрическим фигурам (Троцкий – треугольник, Каменев – трапеция и т. д.). Портрет Бухарина был, пожалуй, самым привлекательным: “Молоденький, веселый. Идеальная прямая. Грызун – не попадись (впрочем, это только хороший аппетит, – вместе со смехом всем передается). “Enfant terrible”, – говорят обиженные в разных реквизированных и уплотненных, здесь же очевидно – просто-напросто живой, не мощи: человек”33.
В январе 1924 года Эренбург приехал в Россию. Он уезжал поэтом, известным достаточно узкому кругу людей, и публицистом, которого мало кто помнил, а вернулся одним из самых популярных писателей, автором нескольких романов (последний из них – “Любовь Жанны Ней” – с начала года печатался в московском журнале “Россия”), сборников рассказов и повестей, книг об искусстве и поэтах, сборников лирики. В январе Эренбург встретился с Бухариным во 2-м Доме Советов, это было в дни прощания с Лениным (“После сообщения о кончине В. И. Ленина я сразу пошел в “Метрополь”.
Бухарин сидел на кровати, обняв руками колени, и плакал. Я не сразу решился поздороваться”34. Эренбург совершил поездку по преобразившейся за годы нэпа стране, по-журналистски набирался новых впечатлений – у него был острый глаз, и схватывал он все новое быстро. Из этой поездки Эренбург возвращался на Запад с массой планов и договоров – издательских и киношных; его ждала большая работа.