Страница 13 из 16
– Отчего же-с? Воспоминания своих собственных карамболей всегда чувствительны. Ведь до полиции тогда дело не дошло, и вся эта антресоль кончилась без протокола, – отвечал молодой супруг.
– Ну, все-таки… Не знала я, что вы такой безобразник.
– Было, да прошло и быльем поросло. Вы только то возьмите, что ведь тогда я был холостой саврас без узды, а теперь сделался женатым солидарным мужем. Теперь уж аминь насчет этих хмельных колен! Пожалуйте к столику… Меня здесь все прислужающие лакеи знают. Эй, эфиоп! Гражданин! – крикнул молодой человек.
Подскочили два лакея.
– Здравствуйте, ваше сиятельство Николай Ларивоныч! Белоголовочки парочку?..
– Настенька! Чувствуете, как они меня величают? – отнесся супруг к супруге. – В прошлом году я был здесь большой завсегдатель.
– Добрых господ мы завсегда уважаем, – отвечали лакеи.
– А ну-ка, кто я? – подбоченился супруг.
– Именитый купеческий сын Николай Ларивоныч Замесов.
– Ну, то-то… В струну!.. И живо первоначальным манером нам чаю!
– Как новую мамзель-то вашу звать? Прежде ведь вы изволили с Катериной Митревной компанию водить, – наклонился к уху молодого человека лакей.
– Вот афронт неожиданный! Настенька! Можете вы думать, что у сего прислужающего гражданина такое воображение, что вы не супруга моя, а девица на мамзельном положении!.. Во фрунт! И поздравляйте с законным браком! Это моя настоящая законница на каменном фундаменте.
– С законным браком, ваше сиятельство… Извините, мы не знали, – проговорил лакей.
– Тащи сюда скорей чаю, да чтобы со всеми премиями.
– Сливочек от бешеной коровы прикажете?
– Вали! Только чтобы у меня живо. Одна нога здесь, а другая там!.. Настенька! Каково с их стороны действие-то насчет вашего сословия! – тронул жену муж за плечо.
– Подите… Я не хочу с вами и разговаривать! – отвернулась от него та. – Верно, вы сюда в прошлом году только с бесстыдницами и ездили.
– Ревность с вашей стороны? А нам-то как это приятно… – улыбнулся супруг. – Винограду с дюшесой не прикажете ли?
– Не смейте и разговаривать со мной после такого коварства чувств.
– О-го-го! Как это чудесно! А вы должны не козыриться, а приятные улыбки делать, что я в нынешнем году с беззакония совратился и на законную зарубку попал. Пожалуйте ручку… Вот так… Ведь уж вся та «Аркадия», где я при беззаконных мамзелях карамболи выкидывал, дотла сгорела и на оном месте новая выстроена.
Подали чай.
– Предварительное глотание хмельной сырости дозволите сделать? – спросил супруг и указал на графинчик с коньяком.
– Да ведь вам в голову вступит, – отвечала супруга.
– Ради согревания телесности только… Ехали и зазябли, так надо же… Настенька! Изволите видеть, какие цыганочки мимо нас основу снуют… Ведь это все знакомые. Вот это Маша, вот это Груша, это Танюшка… Дозволите им пару комплиментов при вас сказать?
– Говорите, но тогда я уеду одна домой, а вы оставайтесь здесь… – надула губки супруга.
– Позвольте… зачем же такая пронзительность с вашей стороны? Ведь цыганочки не из мамзельного сословия, они соблюдают себя в аккурате и здесь на актерском положении.
– Делайте что хотите…
– Грушенька… Машенька… Пожалуйте с вашими купоросными глазками.
Цыганки подскочили.
– Угостите нас шоколадом или глинтвейном… – заговорили они.
– Цыц! Теперь уж я не тот. Теперь уж я Фауст наизнанку… Тот из старого в молодые превращение свое сделал, а я из прежних саврасов солидарным человеком стал. Видите сию даму… Вот это моя супруга законная… Кланяйтесь ей, фараоночки… Настенька! Дозволите для них порцию глинтвейну на задний стол потребовать?
– Не больно-то мы на заднем столе и пить будем. Мы думали, что с вами.
– В таком разе брысь и отчаливай, – махнул рукой молодой человек.
Цыганки, заговорив на своем гортанном наречии, отошли прочь.
– Настенька! Изволили видеть, как я их отчалил? Народ все с амбицией, но мне теперь наплевать. Я теперь при законной супруге, и никакой мне другой женской красоты не требуется. Что ж вы чаек-то? Кушайте… А то сидите надувшись как мышь на крупу. Или, может быть, дозволите шампанеи сосудец ради воспоминания моих прошлогодних похождениев в здешних местах потребовать?
– Да требуйте что хотите… – огрызнулась супруга.
– Нам желательно, чтобы и вы легкое пригубление к сему напитку сделали. Будете кушать? – приставал супруг.
– Вы, кажется, Николай Ларивоныч, и меня за мамзельную девицу считаете и ставите с разными срамницами вровень.
– Отчего же-с? Шампанское и замужние дамы потребляют. Ах, Настенька! Совсем я от вас не те ожидания имел. Я думал, что вы мне потрафлять будете в моей гулянке, а вы, извольте видеть, какие интриги супротив меня отпущаете. Я хотел старину вспомнить, а вы…
Водворилась пауза. Муж бухнул себе в стакан чая добрую половину графина коньяку.
– Ах, как когда-то я порхал в здешних местах! – проговорил он со вздохом. – Настенька! Можно вам один сюжет про себя рассказать?
– Говорите. Мне все равно.
– В прошлом году вот на этом самом месте я в хмельном образе пару канареек съел. Велел зажарить на постном масле и съел.
Жена молчала.
Новожен купеческий сын Николай Ларионович Замесов – именинник в Николин день. Накануне своих именин, вернувшись от всенощной, он пил вечерний чай со своей супругой Настенькой и вел следующий разговор:
– Как вам угодно, Настенька, но я все-таки пригласил завтра к нам на бал этого самого генерала, который был у нас на свадебном обеде. Они хотя генерал и без эполетов, а со жгутами, но все-таки у них красная подкладка под мундиром, а это большое украшение. Надо будет нашим гостям пыль в глаза пустить. Пусть видят, какое у нас знакомство! – сказал Замесов.
– Как вам угодно, мон Николя, – отвечала супруга.
– Нет, я к тому предупреждаю, что ты на свадьбе очень боялась его.
– Действительно, они на вид страшные.
– Это-то, друг мой, и хорошо. По крайности, всякий гость будет в трепете. А вам перед ним и трепетать нечего. Вы можете даже супротив него французский язык пустить.
– Теперь я их не буду бояться.
– Ну, вот и отлично. Подойдите завтра к нему, да при всех гостях и пустите пять-шесть французских слов. Это большой шик будет. Всякий скажет: «Ай да мадам Замесова! Как она навострилась! Даже и генерала не боится».
– Нет, уж насчет французских слов увольте. Вдруг он со мной дальше по-французски заговорит, а я не сумею ему потрафлять в такту…
– Господи! Да чему же вас в гимназии-то учили? Жарьте.
– Нет, уж я лучше так к ним подсяду и несколько слов по-русски об актере Петипа пущу. Все равно гости будут видеть, что я его не боюсь.
– Тогда вы вот что сделайте… Подведите его к роялю и сыграйте персидский марш.
– И в персидском марше я левой рукой перепутываюсь. Правая рука играет отлично, а левая как начнет переборы делать – сейчас не в то место и заедет. Да и зачем тут фортепьянная игра? Ежели я около вашего генерала сяду, то всякий будет видеть, что я его не боюсь.
– Фортепьянная игра образование ваше доказывает – вот зачем-с. Опять же, персидский марш – самому генералу почет.
– Ну вот еще, почет такому человеку!
– Какому-с?
– Да у них голова на манер шубы, съеденной молью.
– Это-то и шик-с. Ну-с, так это дело решенное… Теперь о вашем папашеньке. Им я завтра хочу большой альбом устроить.
– Это в каких же смыслах? – спросила супруга.
– За их здоровье за ужином не пить.
– Ах, Николя! Зачем же такой скандал?
– А зачем они пять тысяч твоего приданого жилят! Десять тысяч отдали, а пять ужилили. Надо же чем-нибудь им нос утереть.
– Да ведь папашенька тогда бунт поднимет.
– При генерале не посмеет. Вот поэтому-то я генерала и пригласил.
– Николя! Умоляю тебя!.. Брось эти коварные мечты! Мон шер Николя, оставь… – проговорила супруга и притянула мужа к себе.