Страница 11 из 16
– С чего же это он?
– Ослаб. От вина ослаб. Дела в расстройство пришли. В лавку-то не ходит, чтоб по запискам долгов не платить, сидит дома, никому не сказывается и пьет. Да вот и допился.
– Пусть пьет… Лишь бы не дебоширил.
Явилась дворничиха из лавки и принесла семгу.
– Целый фунт отрезал, когда я сказала, что для их благородия, – проговорила она. – Самый лучший кусок…
– Ну, еще бы он посмел дрянь-то… – отвечал дворник.
Появился на столе графинчик с бальзамной водкой.
– Ну, скорей, скорей… – торопил околоточный. – Мне еще в Семиглотов дом надо.
– Без парочки рюмочек, Клим Иваныч, не отпущу, а то захромаете, – сказал дворник и налил две рюмки.
Новожены
Молодые супруги Николай Ларионович Замесов и Настасья Давыдовна Замесова на другой день после свадьбы взбирались по лестнице в квартиру отца Настасьи Давыдовны с визитом. Впереди бежал ливрейный лакей, взятый на время визитов вместе с каретой от извозчика. Молодая путалась в длинной чернобуро-лисьей ротонде, крытой синим бархатом.
– Легче шагай, Настенька… Торопиться незачем. Даже шику больше будет, ежели прислужающий лакей позвонит в колокольчик, двери отворят, а мы еще все по лестнице идем, – заметил молодой супруг супруге. – Александра! – крикнул он лакею. – Звонись с градом и при всем своем остервенении, чтоб, значит, чувствовали.
– Как в графских домах-с… Я уж эту политику-то знаю-с… – отвечал лакей.
– Пожалуйста, Настенька, с шиком входи в прихожую и без всякого промедления сбрасывай с себя салоп на руки лакею. Как вас по-французски-то обзывать?
– Анастаси.
– Фу, как легко! Совсем как бы и по-русски. Так я вас и буду звать.
Лакей уже дернул за ручку звонка, но дверей еще не отворяли.
– Перегодить надо, – сказал молодой. – Пусть отворят двери, и мы начнем взбираться по лестнице… Готово-с… Пожалуйте… – прибавил он, когда заслышал, что щелкнула щеколда дверей.
Молодые вошли в прихожую. Прихожая была битком набита чадами и домочадцами, вышедшими встречать молодых. Виднелись какие-то старухи с подвязанными скулами, прыгали ребятишки – братья и сестры молодой. Молодая сбросила с себя салоп, но лакей не успел его подхватить, и салоп упал на пол. Она протянула ногу, чтобы лакей стащил с ноги теплый сапог, но покачнулась и ухватилась руками за супруга.
– Совсем весь фасон церемонии испортила! – шептал тот.
– С законным браком! С законным браком! – слышалось со всех сторон.
Тесть заключил зятя в свои объятия.
– Давно ждем, давно… В отчий-то дом, кажется, можно бы и пораньше привезти женушку, зятюшка… – заметил тесть.
– На аристократический манер долго с кофеями проклажались, папашенька, – отвечал зять. – Здравствуйте, мамашенька! – расцеловался он с тещей.
И началось великое чмоканье уст.
– Ребятишек-то, маменька, подальше… А то у Настеньки светлое платье лапами захватают, – упрашивал он.
Молодых ввели в гостиную и усадили на диван за стол. На столе стояли бутылка шампанского и коробка конфет. Тут же помещались бокалы. Вбежал приказчик, схватил бутылку и хотел подрезать пробку.
– Дайте нашему прислужающему лакею. Он с шиком пробку пустит, – сказал молодой.
– Помилуйте, Николай Ларивоныч… Неужто уж мы не сможем? – обиделся приказчик.
– Однако при графских домах служить или из железной лавки?..
Пробка хлопнула, и нагревшаяся шипучка брызнула из бутылки потоком.
– Полным домом жить… полным домом… – сказала теща.
– По-вашему – полным домом, а по-нашему – карманный изъян. Вон Настеньке на светлое платье брызги попали.
– Ну, что тут! Новое наживете, Николай Ларивоныч…
– Да ведь наживать-то придется нам, а дочка-то ваша.
– Наша дочка, а ваша супруга. Теперь уж она у нас отрезанный ломоть, – сказал тесть.
– Верно-с. Но надо и тот сюжет в головное воображение взять, чтобы так разговаривать – сколько вы шелковых-то платьев за вашей дочкой изволили дать? В приданой росписи показывали пять, а дали три… – уколол молодой зять тестя.
– Николай Ларивоныч… – дернула молодая супруга за рукав мужа.
– Пардон-с, Настенька, но я дело говорю. А вы, Давыд Панфилыч, не обидьтесь, это я только так, к слову. Опять же, возьмем самовар парадный… Обещались серебряный, а всучили мельхиоровый.
– Николя… Лессе… – еще раз остановила мужа супруга.
– Молчу, молчу… Только уж из-за того, Анастаси, и молчу, что вы по-французски пустили, – улыбнулся молодой супруг и взял бокал.
Взял бокал и тесть.
– Ну-с… С законным браком!.. – сказал он. – Дай Бог в мире и согласии… А насчет всего прочего: кто старое вспомянет – тому глаз вон, – проговорил он.
– Как-с? Стало быть, нет моей обязанности, чтобы я вам и насчет тех пяти тысяч напоминал, которые за вашей дочкой вчера мне недодали?
– Ты, брат зятюшка, что-то на ссору лезешь! Я к тебе всей душой, а ты как супротив медведя… – покачал головой тесть.
– Медведи, папашенька, таких поступков…
– Николя… же ву при, лессе… – пробормотала молодая супруга.
– Только из-за французского языка оставлю я, Настенька. Извольте… – проговорил супруг. – На сегодня, папашенька, довольно…
Тесть и зять выпили по бокалу и поцеловались. Стали подходить чады и домочадцы. Началось опять чмоканье. Лезла прислуга с поздравлением. Она входила в гостиную и кланялась. Молодой супруг вытащил из брючного кармана пачку кредитных билетов и оделял прислугу по трехрублевой бумажке.
– В нас вон этого сквалыжничества нет, чтобы ужилить. Где какое положение существует, мы от правилов не отступаем, – хвастался он, раздавая деньги. – А вы, папашенька, и для родной-то дочери правилами пренебрегли. Недодать-то вы приданый чистоган недодали, да и то, что дали-то, и то городскими кредитными облигациями по номинальной цене всучили.
– Нет, ты, я вижу, совсем на ссору лезешь!
– Николя… же ву при, ассаже назад… – уже сквозь слезы говорила супруга.
– Молчу, моя тре канифоль.
– Выкушай, зятюшка Николай Ларивоныч, еще бокальчик шипучечки-то, – упрашивала его теща.
– Выкушал бы, мамашенька, да шампанское у вас не настоящее, а из того сорта, который на задний стол музыкантам подают.
– Да что ты, Николай Ларивонов, белены объелся, что ли! – гаркнул тесть.
– А она какого вкуса? Может быть, вы ее пробовали, так расскажите.
– Николя… Бросьте, же ву при…
– Только для вас… Ну-с, папашенька и мамашенька, прощайте. Посидели у вас, и будет. Надо и другим сродственникам почет отдать… – сказал молодой, поднимаясь с дивана. – Настаси, алон! – обратился он к жене. – Алон, моя тре канифоль. Отсюда прямо к генералу Разгромову с визитом… А насчет всего прочего, папашенька, я к вам в лавку поговорить зайду. Адье, маменька!..
Опять чмоканье. Лица у всех были мрачны. Начали уходить. Лакей накинул на молодых шубы.
– Александр! Беги вперед и кричи карету Замесова! Да погромче! – скомандовал молодой. – Каков лакей-то? – кивнул он ему вслед. – Один лик чего стоит! Изволили вы ему дать, папашенька, хоть рубль серебра на чай?
– Не видел надобности, зятюшка.
– А я видел надобность всю вашу свору по зелененькой оделять? Вот и здесь сквалыжничество.
– Николя!
– Алон, Настаси! Прощенья просим, папашенька и мамашенька.
Молодые начали спускаться с лестницы.
Молодые супруги Замесовы только что отобедали у себя дома. Молодой супруг Николай Ларионович подошел к своей жене и сказал:
– Мерси вас за хлеб, за соль, Настенька. А теперь взаместо четвертого блюда дозвольте вам безешку влепить в уста сахарные, и будет это как бы бламанжей.
– Целуйте… Я вам никогда в этих смыслах препятствовать не могу, – отвечала молодая супруга.
– Не тот вкус-с… Мне желательно так, чтобы вы сами сдействовали. – Супруг подсел к супруге. – Извольте бархатной ручкой взять меня за шею, притянуть к себе на грудь и самым чувствительным манером прямо в губы… значит.