Страница 47 из 51
— Надеюсь, еще не поздно.
Покупаю на заправке пачку сигарет и зажигалку. Я бросила курить уже много лет назад, но сегодня сигареты притягивают меня, как магнит, обещая свободу от хронической тревоги, парализующей мою волю.
Заправка посреди ночи — одно из самых одиноких мест в мире. Поначалу она манит тебя блеском неоновых огней и запахом свежего кофе, но потом начинаешь понимать, как человек одинок в этом огромном фальшивом и коммерциализированном мире.
Вокруг суетятся усталые семьи, кто-то перелистывает журналы, из туалетов доносится жужжание сушилок для рук, у игровых автоматов веселится молодежь. Заливаю полный бак, еще раз иду в туалет, забираю с прилавка двойной эспрессо с тостом и отправляюсь на своей машине в холодную ночь. Прогноз погоды обещает снегопад на юго-западе, но когда я подъезжаю к Бристолю, все обстоит не так уж плохо. Мне обязательно надо добраться до Алисы, пока он не разошелся по-настоящему.
Я собиралась выкурить всего одну сигарету, чтобы снять напряжение, но незаметно для себя прикончила всю пачку. Когда к пяти утра я подъезжаю к заправке в Таунтоне, терпения у меня остается не больше, чем бензина в баке. Снег уже валит вовсю, и дворники, работающие на максимальной скорости, едва справляются. Радио сообщает о пяти сантиметрах снежного покрова. Если понадобится, я пойду пешком. У меня есть куртка и ботинки. Я должна добраться до Алисы во что бы то ни стало.
Может, нас спасут наши рыцари, Фой?
Нет, Алиса, мы сами сумеем постоять за себя. У нас тоже есть мечи.
Звонит телефон. Пока я роюсь в сумочке, мелодичный сигнал извещает меня о том, что кто-то оставил мне сообщение.
«Фой, это Нил. Я был на автостанции, проверил записи камер за ту ночь, когда она исчезла. Она уехала в Бристоль одним из последних автобусов, так что ты на верном пути. Другую проблему… я решил. Сообщи, если появятся какие-либо новости. Чао».
Это все. Никаких намеков на то, что стало с Кнаппом. Думаю, я уже никогда об этом не узнаю, но на самом деле мне хочется лишь одного — чтобы бушующий прибой навеки поглотил его.
К шести утра добираюсь до цели. Боже, сколько же раз я возвращалась сюда в своем воображении! Открываю окно, и в машину врывается ледяной ветер.
Здесь мало что изменилось: вокруг стоят все те же дома под соломенными, черепичными или шиферными крышами, у дороги — все тот же знак, полускрытый в зарослях ежевики: «Добро пожаловать в Карю. Пожалуйста, будьте внимательны». А вот маленькая деревянная табличка «Осторожно. Утки переходят дорогу», которая стояла посреди лужайки, исчезла, как, впрочем, и сами утки.
На холме рядом с пабом все так же возвышается церковь. Проезжаю мимо памятника жертвам войны. Поворачиваю на главную улицу и ожидаю увидеть маленький магазинчик и почту, но их нет. На их месте красуются новые дома с припаркованными у входа блестящими машинами.
Паб все так же стоит на месте, и когда я заезжаю через открытые ворота на стоянку, меня начинают захлестывать чувства. «Бесом инн». Мне не хочется снова возвращаться ни к счастливым воспоминаниям, ни к потерям, мне кажется неправильным, что я снова стою на этой земле. Новые хозяева покрасили стены паба в небесно-голубой цвет, который ему совсем не идет — при нас он был белым. Вот знак, который сделал еще мой отец. А это здание я не узнаю. Раньше здесь был кегельбан, а сейчас на его месте стоят четыре маленьких домика для гостей.
За стеной — церковное кладбище. Я стараюсь не смотреть туда, но голова сама собой поворачивается в ту сторону, и я мгновенно замечаю могилы мамы и папы, втиснутые между надгробьями Мэри Брокеншайр и местной ведьмы Бриджет Вилт-шайр. Все покрыто толстым слоем свежевыпавшего снега. Как ни странно, это зрелище огорчает меня не так сильно, как я думала.
Рядом со стоянкой находится садик, половину которого теперь занимает какое-то современное уродливое здание — склад или сарай. Цементный блок, на котором мы оставили отпечатки своих рук, выкопан, наши инициалы на столбе исчезли вместе с качелями и местом для костра, а от деревьев остались только пеньки.
И тут я с ужасом замечаю, что наш «замок» тоже исчез. А я-то всю дорогу была уверена, что именно в нем и будет скрываться Алиса.
Меня охватывает отчаяние. Что же теперь делать? Звонить Нилу? Вернуться обратно в машину? Нет ли еще какого-нибудь места, куда она могла убежать? В голове не осталось ни одной здравой мысли. Кругом лишь молчание и снег, который все еще продолжает медленно падать с темного неба. Первозданную белизну не нарушают ни следы машин, ни отпечатки собачьих лап. Мне кажется, что все это — кошмарный сон, но я знаю, что этот кошмар реален. Всю ночь я мчалась сюда, думая, что Алиса будет ждать меня здесь, но ее нет.
— Алиса! — кричу я в полном отчаянии. — Алиса!
Когда-то наши голоса отдавались эхом во всем поселке, но сегодня вокруг слишком много домов — кирпич и пластик. Столетние деревья, растущие на холмах, исчезли. Но не это волнует меня теперь. Мне нужна Алиса.
— Алиса! Мой голос глохнет в тишине ночи. Вокруг — ни души.
Иду к входной двери и колочу по ней изо всех сил. Через миллион лет в окне комнаты, которая раньше была спальней Пэдди, зажигается свет.
Над дверью — маленькая прямоугольная табличка: «Лицензия на продажу алкоголя, выданная Роджеру и Мириам Бартрам. Выносить спиртное за пределы территории запрещается». Раньше там стояли имена Мишель и Стюарта Китонов. Я проглатываю слезы.
— Что такое? Кто это? — раздается надо мной заспанный голос.
Отхожу от двери и смотрю вверх, с трудом разглядывая сквозь сыплющийся прямо мне в лицо снег темную фигуру. На какое-то мгновение мне чудится, что это мой отец — мужчина примерно такого же возраста, — но я быстро соображаю, что это новый владелец паба.
— Простите, что разбудила вас, я разыскиваю одного человека.
— Кого? — пролаивает он.
— Девушку, нет — женщину. Она примерно моего возраста, и у нее ры… черные волосы вот такой длины и карие глаза. Думаю, она такого же роста, как и я…
— Вы знаете, который сейчас час?
— Знаю. Я всю ночь ехала сюда от Блекпула. Я хочу лишь узнать, не видели ли вы женщину с черными волосами и карими глазами приблизительно одного со мной роста и возраста? Ответьте мне, а потом можете спать хоть до самой смерти.
— Нет, не видел, — пролаивает он и захлопывает окно.
Стою в оцепенении, глядя на ряд домов на другой стороне дороги. Вот в окне одного из них зашевелилась занавеска. Собираюсь еще раз позвать Алису, но тут снова слышу шум у себя над головой. На этот раз в окне видна женщина в розовой кружевной ночной сорочке, похожей на ту, что надевала моя мать.
— Все в порядке, дорогая?
— Пожалуйста, выслушайте меня, — говорю я, глядя на нее. — Моя кузина пропала, и я думаю, что она должна быть где-то здесь. Не видели ли вы за последние несколько дней женщину с черными волосами и карими глазами примерно моего роста? Подумайте хорошенько, это очень важно. Она пропала, и может быть, ее уже нет в живых, я не знаю.
— Нет, дорогая, не припоминаю. Ох… — Она вдруг останавливается.
— Что?
— Вообще-то несколько дней назад к нам заходила какая-то девушка. Правда, она была блондинка и какая-то странная. — Мое сердце перестает биться: это не могла быть Алиса. Но тут она произносит: — Хотя это мог быть парик. Я не приглядывалась.
— Вы так думаете?
— Ага. Только у нее были голубые глаза. Она заказала чипсы и куриные наггетсы и сказала, что будет есть их в садике. Я так удивилась — ведь на улице ужасно холодно. А еще она хотела увидеть дом на дереве.
— О господи, это была она! Что вы сказали ей про дом на дереве? Это очень важно, я думаю, что она находится именно там.
— Я сказала, что мы избавились от него, — хмурится женщина, — и передали его школе, а она ужасно расстроилась. Сказала, что ребенком она всегда играла в нем. А что в нем такого?
Но мои ноги уже несут меня по направлению к старой школе. Землю покрывает толстый слой снега, который набивается через какие-то щели ко мне в ботинки. Идти надо еще по меньшей мере пару миль, а кажется, что все пять.