Алиби Алисы

Мы стоим посреди гостиной, и у меня нет ни малейшего представления о том, что делать дальше. Шону, видимо, больше нечего сказать.

— Теперь я тоже буду за нее беспокоиться, — произносит он с нервным смешком.

— С ней все будет хорошо, — качает головой Нил. — Просто ей надо побыть одной.

— Вы сообщите, когда она вернется? — В глазах Шона — страх. — Она захочет узнать про Герцогиню, разве не так?

— Конечно. У меня есть ваша визитка.

— Я возьму ее и котят к себе, пока они не подрастут. Пристрою ее возле батареи.

Мне хочется извиниться перед ним, но я не могу найти слов. Не понимаю, то ли он действительно такой милый, то ли притворяется. Одна моя половина хочет ударить его, другая — обнять. Продолжаю думать о пустых упаковках снотворного, разбросанных по полу ванной. Шон сказал, что Алиса выглядела подавленной.

— Спасибо, что пришли и забрали ее, — говорит Нил, придерживая дверь, пока Шон выносит клетку в прихожую.

Смотрю от двери, как он ставит клетку на сиденье рядом с собой. Нил стоит рядом возле окна. Идет дождь. Шон что-то говорит, повернувшись в сторону клетки.

— Что вы о нем думаете?

— Мне кажется, что все чисто. Но я все-таки проверю. Она ему действительно понравилась.

— Он назвал ее Алисой, — говорю я. — Значит, она сказала ему свое настоящее имя.

— М-м-м. Не думаю, что это существенно.

— И то вам не важно, и другое. А может, она не называла ему своего имени. Может, он знает его, потому что он — член банды.

— Шон ваш с Алисой ровесник, — говорит Нил, повернувшись ко мне. — Не думаю, что он делал таблетки «Экстази» и батончики с кокаином, когда бегал в коротких штанишках.

— Он может быть сыном одного из них. И потом, вы же сами сказали, что на них работали даже двенадцатилетние.

— Не ловите меня на слове, — говорит Нил, отрицательно мотая головой. — Я думаю, что он чист.

— Тогда что нам делать дальше? — Мой гнев внезапно вырывается наружу. — Ее нет уже два дня. Вы все еще продолжаете думать, что она смылась и просто тянет время?

— Нет, — отвечает он, прикусив губу.

— Тогда что?

— Я собираюсь проверить записи камер наружного наблюдения на набережной — там есть несколько возле игровых автоматов. Может быть, нам удастся что-нибудь увидеть.

— Что увидеть? В какую сторону она пошла? — спрашиваю я почти шепотом.

— Есть только одна причина, по которой она отдала кошек именно в день своего исчезновения — она знала, что не сможет больше о них заботиться. Иначе она ни за что бы с ними не рассталась.

— То есть она действительно убежала?

— Может быть. Или, по крайней мере, сможем исключить эту версию.

— Даже не думайте об этом.

Мы. оба смотрим в сторону моря. Мне надо, чтобы сегодня он был крепким, как скала. Таким, каким он был, когда вышел на крыльцо встретить меня. Но скала дала трещины, а в глазах у него застыло то же выражение, что и у Шона, — страх.

Глава двадцатая

Все утро мы ждем Алису, цепляясь за последнюю надежду, что она может вернуться в любой момент. Но ее нет. Ходим по очереди в кафе на набережной за кофе и какими-нибудь закусками. Нил, оказывается, тот еще едок. Он ни за что не возьмет в рот сэндвич с беконом, если тот намазан маслом, или тост с дешевым сыром, а кофе непременно должен быть не слишком крепким, но и не слишком слабым, и обязательно очень горячим. Готовить для него должно быть сущим кошмаром.

— Это все моя мать, — говорит он. — Она была такой же. Нет, еще похлеще. Она никогда не ела в ресторане, потому что была убеждена, что все повара сморкаются в пюре.

Мы сидим рядышком на диване. Я очень устала, чувствую себя отвратительно, и мне кажется, что стены комнаты постепенно сдвигаются и она становится все меньше и меньше. Я нахожусь на грани очередного срыва, и тут Нил включает телевизор и заявляет:

— Почему бы вам не вернуться в отель, принять ванну и вздремнуть?

— Вы считаете, что я грязная? — спрашиваю я, глядя на него полузакрытыми глазами.

— Нив коем случае. Просто я хоть немного поспал ночью, а вы нет.

— Вы и правда думаете, что я смогу спать, зная, что в любую минуту из моря могут выловить тело моей кузины?

— Вы только что чуть не уснули стоя. Идите.

— Да идите вы…

Любой нормальный человек на этом месте от меня бы отстал. По крайней мере так всегда поступают Пэдди и Айзек: видя, что надвигается гроза, они прячутся по своим норкам и ждут, пока небо прояснится. Но Нил не таков.

— Вам надо пойти в отель и освежиться, — медленно повторяет он. — В таком виде вы не продержитесь до вечера.

— Не указывайте мне, что делать.

— Но вы же знаете, что я прав.

— Ничего вы не правы, хрен вы моржовый.

— Спасибо за комплимент. Хотите добавить что-то еще?

— Да, хочу. Она позвонила вам и сказала, что с нее достаточно, а вы проигнорировали ее сообщение. Это все равно что убить ее.

— Как вы смеете мне это говорить? — взрывается Нил, вскочив с дивана и глядя на меня сверху вниз пылающим взглядом. — С того самого дня, как с ней это случилось, я не перестаю винить себя.

Но в том, что с тех пор она не сказала ни одного слова правды, нет моей вины.

Я тоже встаю и смотрю ему прямо в глаза.

— Она мертва, правда? — спрашиваю я, но он не отвечает. — Если вы скажете, что это так, я вам поверю.

— Не могу ничего сказать, — говорит Нил, качая головой. И вдруг он берет меня за руку и произносит: — Простите меня.

Я накричала на него и обозвала его всякими словами, а он еще и извиняется? Нет, это уже слишком! Я бросаюсь ему на грудь и заключаю его в свои объятия. Через некоторое время он тоже обнимает меня, и я чувствую то, что мне сейчас так нужно, — безопасность.

— Так, может, все-таки пойдете в отель и передохнете? — спрашивает он уже гораздо мягче. — Я буду ждать здесь. Если она объявится, я вам позвоню.

— Это такой ужасный отель. Там вокруг ванны — плесень.

Он отстраняется от меня, резко выдыхает, и на его лицо снова возвращается каменное выражение.

— А жаловаться пробовали?

Не имеет смысла, — отвечаю я, мотая головой. — Хозяйке ни до чего нет дела.

— Тогда не стоит там оставаться.

— Больше негде. Я нашла его в последний момент.

— Вы можете остановиться в моем номере, а я буду спать на кресле. Я и так сплю очень мало.

— Нет. Это неправильно.

— Не спорьте. Соберите ваши вещи, выпишитесь из этого клоповника и идите в «Лалик». — Нил достает из кошелька пластиковую карточку. — Сорок восьмой номер.

— Вы снова мне указываете?

— Да. А теперь валите отсюда.

— Что вы собираетесь делать?

— То, что и сказал, — отвечает он, глядя в окно. — Поспрашиваю людей, посмотрю записи камер наблюдения и проинформирую береговую охрану.

В десять вечера мы с Нилом стоим на пристани, глядя на периодически исчезающий огонек оранжевой лодки спасателей, прыгающей вверх-вниз на волнах залива. Они провели в ней десять часов и теперь возвращаются из-за штормового предупреждения. Сегодня они уже не смогут продолжать поиски.

Нил навел справки в баре на набережной, чтобы проверить историю, рассказанную Шоном. Хозяин бара подтвердил, что Шон провел там в одиночестве большую часть вечера, а бармен, который в тот вечер выносил во двор пустую бочку, сказал, что видел женщину, подходящую под описание Алисы, которая прошла мимо бара в направлении моря. Мы направились к игровым автоматам, чтобы проверить записи камер. Двенадцатилетний пацан, присматривающий за автоматами, так долго копался в поисках соответствующей записи, что я была готова разорвать его на части, но размытое изображение Алисы на черно-белом экране монитора искупило все мои ожидания.

— Вот, вот она! Это она, правда?

— Да, это она, — подтверждает Нил.

В 21:39 она прошла по набережной мимо фургона продавца пончиков. Одна. Глаза широко открыты, темные волосы развеваются на ветру. Та же девочка, которую я знала, только восемнадцатью годами старше и ужасно испуганная. Я смотрю, как она останавливается, вглядывается в черную ночь и исчезает из кадра. Останавливается, смотрит поверх волнореза и исчезает. Останавливается, смотрит, уходит. Я перематываю эти кадры шесть раз.