Алиби Алисы

— Я не знаю, что еще сказать.

— Вы знали, что она была уязвимой. Знали, что она скрывалась и боялась, что ее найдут. Почему же вы не… О господи!

— Я все же не думаю, что ее похитили. Квартира выходит прямо на набережную. Кто-нибудь обязательно должен был что-нибудь увидеть или услышать.

— Почему же вы ничего не увидели и не услышали? Ведь я вам плачу именно за это, паршивый вы идиот. — Из моих глаз начинают катиться слезы, и я вытираю их ладонью. — Я должна приехать. Я больше не могу сидеть тут и ничего не делать.

— Ну хорошо. Тогда я возвращаюсь в Лондон.

— Что? Вот прямо сейчас вы возвращаетесь в Лондон?

— Мне не за кем больше наблюдать, миссис Валетт. Если Алисы здесь нет, то и мне здесь делать больше нечего. Я на работе.

— Вы хотите, чтобы я вам заплатила?

— Простите?

— Вы. Хотите. Чтобы. Я. Вам. Заплатила?

— Вы мне уже заплатили.

— Я заплатила отсроченным чеком.

— Что? Вы не могли этого сделать!

— Значит, так. Сидите на месте, и я приеду так быстро, как только смогу. Пошлите мне ваши координаты и молитесь, чтобы она нашлась живой, иначе, клянусь всеми святыми, кто-нибудь найдет следы крови на вашем ковре.

Глава шестнадцатая

Третий день рождественских каникул,

восемнадцать лет назад…

Я сижу вместе с Алисой в нашем замке на дереве и болтаю в воздухе ногами, свешивающимися в дверной проем. Алиса помешивает каменный суп, который она готовит на обед.

— Ты покормила мангустов? — спрашивает она меня.

— Угу.

— А какие они, мангусты?

— Мне кажется, это такие птицы… — отвечаю я. — Скоро надо будет идти за стейками для полярных медведей, пока магазин еще не закрылся.

Украдкой достаю одну конфетку из пакета, который мы держим, чтобы полакомиться после чая. Алиса поступает так же.

— С твоим папой все в порядке? — спрашиваю я.

— Ага. Почему ты спрашиваешь? — отвечает Алиса, перестав помешивать суп.

— Я ввдела, как он плакал сегодня утром. И мой папа тоже. Последний раз они плакали только на похоронах дедушки.

— Мой папа все время плачет, — отвечает Алиса. — Он плакал, когда по телику показывали рекламу приюта для животных, и когда какая-то леди выиграла в викторине моторную лодку.

— А мой не плачет никогда, — говорю я. — Я рассказала об этом маме, а она ответила, что он просто резал лук. Но никакой лук он не резал, потому что на обеду нас был пирог с рыбой.

— Давай не будем сейчас об этом думать, — возражает Алиса. — Садись за стол. Я наливаю суп.

Сажусь за воображаемый стол, и мы делаем вид, что едим суп. Потом мы моем тарелки, вытираем их и складываем в буфет. А потом наступает очередь конфет.

— Я хочу пить, — говорит Алиса.

— Хочешь я пойду и принесу нам еще по бутылке «Фанты»?

— Тетя Челле нам больше не даст. Она сказала, что мы можем выпивать только по одной бутылке в день.

— Она не узнает. Паб сейчас закрыт, и все наверху. Я принесу еще парочку.

Пересекаю садик, врываюсь через заднюю дверь в кухню и бегу в бар, в котором сейчас должен царить полумрак, не считая вечернего света, пробивающегося через ромбовидные окошки в свинцовых переплетах. Но в зале все еще горит свет, играет музыка и раздаются голоса — дяди Дэна и мамин. Я ныряю под стойку.

— Все будет хорошо, сестричка.

— Нет, не будет. Как все может быть хорошо, если ты понятия не имеешь, во что ты вляпался? А что станет с Алисой?

Музыкальный автомат щелкает и переключается на следующую мелодию. Аккордеон. Музыка становится громче.

— Потанцуй со мной.

— Нет уж, — фыркает мама. — Я занята.

Она собирает со столов пепельницы. Отца не видно. Наверное, он уже поднялся наверх.

— Иди сюда, Челле, — просит дядя Дэн. — Пожалуйста, потанцуй со мной.

Я слышу, как мама плачет. Песня, которую играет автомат, называется «Он мой брат». Выглядываю из-под стойки и вижу их, двигающихся по кругу в центре зала в объятиях друг друга. Дядя гладит маму по голове.

— Должен же быть какой-то выход. Ты должен снова обратиться в полицию.

— Или я, или они, Челле. Так они сказали.

— Я не хочу потерять тебя. Не могу.

— Давай просто потанцуем, сестричка.

Выглядываю еще раз и вижу, что они действительно танцуют. На дяде — красная футболка бристольского футбольного клуба, на маме — платье с голубыми цветами. Их глаза закрыты, и они оба плачут. Что же это происходит? Я не могу спросить маму, потому что она отругает меня за то, что я подглядывала. Музыкальный автомат щелкает и замолкает. Раздается еще один щелчок, и снова звучит аккордеон.

— Давай еще раз, — всхлипывает дядя Дэн.

— Песня слишком короткая, — отвечает мама, и когда я отваживаюсь взглянуть на них в третий раз, они уже не танцуют, а неподвижно стоят, крепко обнявшись, посреди зала.

Осторожно достаю с нижней полки две бутылки «Фанты» и бегу, пригибаясь, обратно. Засовываю бутылки в карманы куртки и взбираюсь вверх по лестнице. Алиса что-то рисует.

— Получите, — говорю я, ставя бутылки на коврик у входа. — Ой, мне надо пописать.

— Окей.

Поднимаюсь вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Папа играет на приставке в комнате Пэдди. Бегу дальше по коридору к комнате Айзека и врываюсь в нее, не постучав.

Айзек сидит у окна, накрывшись занавеской, словно невеста вуалью, и тайком курит. Услышав, что кто-то вошел в комнату, он подскакивает на стуле почти на фут, щелчком выбрасывает сигарету за окно и машет рукой перед лицом, разгоняя дым.

— Блин! Я думал, это папа? — говорит он таким голосом, словно у него вот-вот может случиться инфаркт. — Ты не могла, блин, постучать? Сколько раз тебе говорить!

— Мама с дядей Дэном обнимаются и плачут в баре, — выпаливаю я, с трудом переводя дух.

— Что?

— Мама с дядей Дэном обнимаются и плачут в баре, — повторяю я.

— Ну и что?

— Они танцуют под песню из музыкального автомата. Только они не так чтобы танцуют, а просто ходят по кругу обнявшись и плачут.

— Ну и что?

— С чего это они? Последний раз я видела дядю Дэна плачущим на похоронах дедушки. Но это было уже сто лет назад. Не могут же они до сих пор грустить, правда?

— Конечно нет, — отвечает Айзек, накрывается занавеской и закуривает еще одну сигарету. — Смотри за дверью.

— Тогда в чем же дело? — умоляюще спрашиваю я. Айзек продолжает курить с таким видом, будто ничто во всей вселенной его сейчас не интересует.

— Я не знаю. Спроси Пэдди.

— Он играет с папой на приставке.

— А где Алиса?

— В замке. Привести ее?

— Нет. — Он гасит сигарету о подоконник, закрывает окно и полощет рот какой-то жидкостью из маленькой бутылки. Потом вытирает руки мокрой салфеткой и открывает пакет леденцов. — Слушай, Фой, ты ни в коем случае не должна говорить об этом Алисе. Дядя Дэн не хочет, чтобы она об этом беспокоилась.

— О чем «об этом»?

— Я слышал, как он говорил однажды вечером с мамой и папой. У него целая куча проблем с полицией.

— О господи! Почему?

— Не знаю. Я не слышал всего, о чем они говорили. Они специально включили телик на полную громкость. Но полиция может отправить его в тюрьму. По-настоящему. На много лет.

— О господи.

— Его, наверное, какое-то время не будет.

— Он будет сидеть в тюрьме?

— Может быть. А может, будет где-нибудь еще. Знаешь, как раньше вместо тюрьмы высылали преступников в другие страны. Например, в Австралию…

— Так значит, он уедет в Австралию?

— Не говори ничего Алисе, хорошо? Айзек кладет пачку сигарет в деревянный ящичек, который бабушка привезла ему из Египта, приподнимает угол ковра, садится на корточки, вынимает две паркетины и засовывает ящичек под них. Через несколько секунд ковер уже лежит на месте, комната пахнет яблочным освежителем воздуха, а зажигалка и полоскание для рта чудесным образом испаряются.