Формирование философии марксизма

«Экономическо-философские рукописи 1844 года», как правильно, на наш взгляд, подчеркивает Г. Бэсс, представляют собой завершение одного этапа формирования философии марксизма и начало нового, качественно отличного этапа. «Отныне брешь пробита, учение Маркса находится на пороге своей зрелости. Это, собственно, и делает рукописи особенно интересными… Вот почему, как мы сегодня видим, противники марксизма ищут себе пищу в этих рукописях» (67; 102). Иными словами, именно переходный характер этой работы, т.е. наличие в ней наряду с положениями марксизма элементов антропологического материализма, особенно привлекает буржуазных «реинтерпретаторов» марксизма. Поясняя эту свою точку зрения, Г. Бэсс указывает: «Понятие производительных сил, понятие производственных отношений, понятие диалектической связи, необходимо объединяющей две конституирующие стороны производства, еще не сформулированы в научных терминах» (там же, 107).

В другом марксистском исследовании, принадлежащем М. Буру, подчеркивается, что рукописи 1844 г. характеризуются не только своей принадлежностью к ранним работам Маркса. Не менее существенно и то, что это не законченная, а скорее подготовительная работа к последующим исследованиям Маркса. Она отличается от последующих исследований тем, что в ней Маркс «подвергает изучаемые политико-экономические учения и экономическую жизнь того времени моральному, чтобы не сказать морализирующему, осуждению» (74; 816). Поэтому и понятие отчуждения нередко применяется в рукописях не столько в экономическом, сколько в моральном смысле, т.е. как характеристика безнравственности буржуазного общества.

Точку зрения М. Бура полностью поддерживает Р. Штейгервальд (54; 58 – 61). Разделяя в основном эту оценку рукописей 1844 г., мы попытаемся выяснить истоки этой «морализирующей» критики капитализма, которую Маркс впоследствии рассматривал как теоретически несостоятельную[155]. Нам представляется, что суть дела сводится к одному из аспектов понятия отчуждения, как оно применяется в рукописях, а именно к антропологическому его аспекту, который в дальнейшем был исключен Марксом и Энгельсом из этого понятия. С одной стороны, понятие отчуждения фиксирует экономический факт – отчуждение продукта труда и самой производительной деятельности. Это содержание понятия «эксплуатация трудящихся собственниками средств производства» получает систематическое развитие в произведениях зрелого марксизма. Здесь перед нами действительное открытие Маркса, открытие отчужденного труда как исторически необходимой и преходящей антагонистической формы социально-экономического прогресса. С другой стороны, понятие отчуждения применяется и в фейербаховском смысле, т.е. как характеристика противоестественного положения человеческой личности, естественные потребности которой подавляются извращенным устройством общества, вынуждающим ее вести не соответствующий человеческой природе образ жизни, т.е. удовлетворять естественные потребности неестественным образом. Это-то и называется в рукописях 1844 г. отчуждением и самоотчуждением человеческой сущности. Последнее не сводится к отчуждению труда, поскольку сущность человека рассматривается как наличествующее с самого начала истории, а не становящееся, изменяющееся, развивающееся в ходе исторического процесса. В этом смысле речь идет об утере человеком своей сущности, а упразднение отчуждения характеризуется как возвращение человека к самому себе, обретение утерянной сущности. Антагонистические противоречия капиталистического строя оказываются с этой точки зрения противоречиями между человеческим естеством и несоответствующими ему, уродующими это естество экономическими и политическими отношениями. Сущность человека в этой связи характеризуется не как совокупность исторически определенных общественных отношений, антагонистический характер которых выражается в классовой поляризации общества. Между тем пролетариат стремится уничтожить капиталистические отношения не потому, что они противоестественны, а потому, что они его порабощают. Объективная необходимость его борьбы против капитализма коренится в исторически преходящем характере буржуазных производственных отношений.

Ниже будет показано, что новейшая антимарксистская интерпретация марксизма, основывающаяся на крайне одностороннем рассмотрении «Экономическо-философских рукописей», как правило, принимает в качестве отправного пункта антропологическую характеристику отчуждения.

Уже первые социал-демократические комментаторы «Экономическо-философских рукописей 1844 года» С. Ландсгут и И. Майер утверждали, что они имеют «основополагающее значение» и «в определенном смысле являются важнейшей работой Маркса. Они образуют узловой пункт всего умственного развития Маркса, пункт, в котором из идеи „истинной действительности человека“ непосредственно возникают принципы его экономического анализа» (92; XIII). Более того, рукописи характеризуются как высшее достижение его гения. «Это – единственный документ, в котором интеллект Маркса выступает во всей своей мощи» (92; XXVIII). Значение рукописей, по утверждению Ландсгута и Майера, состоит в том, что они открывают путь «для нового понимания» марксизма, в духе этического социализма, который, отвергая «грубую» идею экспроприации экспроприаторов, провозглашает субъективную необходимость «осуществления истинного предназначения человека» (92; XLI). Стоит ли доказывать, что «истинное предназначение человека» допускает самые различные, в том числе и взаимоисключающие, истолкования? Эта формула приемлема для любой разновидности современного буржуазного гуманизма, фразеология которого вполне сочетается с любым подавлением человеческой личности.

С. Ландсгут и И. Майер были, пожалуй, первыми интерпретаторами рукописей 1844 г., которые предложили считать ядром материалистического понимания истории учение об отчуждении и его преодолении. Знаменитое отправное положение «Манифеста Коммунистической партии» – история общества есть история борьбы классов – они переформулировали на новый лад: «Вся предшествующая история есть история самоотчуждения человека» (92; XXXIII).

С. Ландсгут и И. Майер фактически противопоставили рукописи 1844 г. марксистской теории освободительной борьбы пролетариата. Они, следовательно, не просто истолковывали учение марксизма в духе ранней работы Маркса, но извращали действительное содержание парижских манускриптов, которые при всей своей незрелости и незавершенности представляют собой произведение революционного коммунистического гуманизма. Это извращение смысла и значения рукописей 1844 г. вполне соответствует оппортунистической практике социал-демократического отречения от марксизма.

Непосредственным продолжателем С. Ландсгута и И. Майера стал Г. Маркузе, опубликовавший в том же 1932 г. статью «Новые источники к изложению основ исторического материализма». Рукописи Маркса, говорилось в этой статье, ставят «на новую почву дискуссию о происхождении и первоначальном смысле исторического материализма да и всей теории „научного социализма“» (97; 136). Главное достоинство рассматриваемых рукописей Маркузе видел в том, что в них человек рассматривается не как представитель того или иного класса, а просто как человек, человеческий индивид, личность. Поскольку мы уже изложили содержание рукописей 1844 г., нет необходимости разъяснять, что Маркузе весьма односторонне его интерпретирует. Ведь Маркс тем-то и отличался от Фейербаха, что он, открыв феномен отчужденного труда, вскрыл в нем подавление личности пролетария. С точки зрения рукописей 1844 г. противоположность труда и капитала существенным образом характеризует человеческую сущность, и Маркс неоднократно подчеркивает трагическое несоответствие между антропологическим единством людей и разделяющей их на враждебные друг другу классы частной собственностью.

Эта истина, впрочем, не укрылась от взора Маркузе. Но сам он рассматривал человеческую сущность в духе философской антропологии, истолковывая любые социально-экономические отношения как противоречащие сущности человека. А поскольку в рукописях еще не изжит фейербаховский антропологизм, Маркузе находит в них и подходящие для его интерпретации отдельные формулировки и, таким образом, вслед за Ландсгутом и Майером противопоставляет эти рукописи произведениям зрелого марксизма.

155

Буржуазный критик марксизма М. Янович, касаясь моих работ по проблеме отчуждения, пишет, что, с моей точки зрения, нет необходимости трактовать ранние произведения Маркса как своего рода «новое открытие», которое требует реинтерпретации марксизма в духе «этического социализма» (87; 39 – 40). Действительно, в отличие от М. Яновича и других противников марксизма, я вовсе не считаю ранние работы Маркса основанием для «реинтерпретации», попросту говоря, ревизии марксизма. Я считаю, что содержащиеся в ранних работах Маркса элементы морализирующей («этической») критики капитализма составляют не достоинство, а недостаток этих работ, который Маркс вскоре подверг основательнейшей критике.