Формирование философии марксизма

Необходимость революции, по убеждению Энгельса, вытекает из того, что в Англии господствуют частные интересы, или, что то же самое, интересы имущего, привилегированного меньшинства. Растущее нравственное сознание народа вступает в непримиримый конфликт с этим основным проявлением социальной несправедливости. Это – конфликт между духовным и материальным, новым и старым, прогрессивным и реакционным.

Господство материальных интересов является, по мнению Энгельса (об этом же писал Маркс в «Рейнской газете»), главным признаком феодализма. Следовательно, капиталистическая Англия является вместе с тем феодальным государством, и притом в несравненно большей степени, чем какая-либо другая, менее развитая страна. «Есть ли еще хоть одна страна в мире, где феодализм в такой же мере сохраняет свою несокрушенную силу и где он остается нетронутым не только фактически, но и в общественном мнении?» (1, 1; 499). Английское государство, заявляет Энгельс, «отстало на несколько столетий от континента», оно «по уши увязло в средневековье».

Эта парадоксальная оценка положения Англии, наиболее развитой капиталистической страны того времени, вытекает из представления о том, что идеи, принципы играют определяющую роль в жизни общества, а частные, или материальные, интересы раскалывают общество и поэтому не могут иметь определяющего значения. Это воззрение несет на себе печать влияния просветителей XVIII в., которые критиковали феодальное общество, в частности, за то, что в нем каждое сословие, корпорация, группа отстаивают свои особые интересы, не думая об интересах общества. Просветители полагали, что уничтожение феодализма приведет к таким общественным порядкам, при которых господствующей силой станет всеобщее благо. Энгельсу, однако, чужды эти иллюзии буржуазного просвещения. Перед ним сложившееся буржуазное общество, в котором нет уже ни феодальных сословий, ни других основных черт феодализма. Но в этом буржуазном обществе свобода оказывается формальной, а парламент ни в малейшей мере не выражает действительной воли народа[93]. Вот почему Энгельс относит буржуазную демократию и буржуазный парламент, в которых, как он отмечает, продолжают господствовать частные интересы, к феодальным учреждениям.

Энгельс, подобно другим социалистам того времени, разграничивает политическую и социальную революции. Политические революции сменяют одну власть (или форму правления) другою. Перед социальной же революцией стоит задача в корне изменить условия человеческой жизни, покончить с нищетой масс. «Эта революция неизбежна для Англии, но как во всем, что происходит в Англии, эта революция будет начата и проведена ради интересов, а не ради принципов; лишь из интересов могут развиться принципы, т.е. революция будет не политической, а социальной» (1, 1; 503).

Утопический социализм начала XIX в. отражал разочарование масс в результатах буржуазных революций, которые не только не претворили в жизнь обещаний просветителей, но привели к новому порабощению трудящихся. Утописты утверждали, что эти революции были лишь политическими переворотами, между тем как для освобождения трудящихся необходим социальный переворот. Само собой разумеется, что буржуазные революции носили не только политический, но и социальный характер. Это были социальные революции буржуазии, чего не понимали утопические социалисты, которые ожидали от этих революций того, чего они не могли дать. Разочаровавшись в результатах буржуазных революций, утописты пришли к выводу, что социалистическое переустройство общества осуществимо лишь путем социальных реформ.

Энгельс связывает понятие социальной революции с борьбой против господствующих в Англии классов. Ее задача – установление истинной демократии, которая призвана покончить с господством частных интересов и борьбой классов. Энгельс видит, что борьба между партиями выражает противоположность интересов различных классов и групп внутри английского общества. Энгельс подчеркивает, что в Англии «партии идентичны с социальными слоями и классами; что тори тождественны с дворянством и ханжеской, строго ортодоксальной фракцией англиканской церкви; что виги состоят из фабрикантов, купцов и диссентеров, в целом – из высших слоев буржуазии; что низший слой буржуазии составляют так называемые „радикалы“ и что, наконец, чартизм черпает свои силы в рабочем люде, в пролетариях» (1, 1; 512). Борьба партий и классов рассматривается им не как общая закономерность, а как специфическая особенность истории Англии.

Осуждая всех тех, кто отстаивает, оправдывает частные интересы и противопоставляет их интересам общества, Энгельс проводит принципиальное различие между своекорыстием господствующих классов и материальными интересами пролетариата, положение которого «становится с каждым днем все более критическим» (1, 1; 507). Количество безработных в Англии непрерывно возрастает, что обусловлено, как полагает Энгельс, установившейся в этой стране системой производства. Действительный механизм капиталистического производства, с необходимостью порождающий безработицу, еще не известен Энгельсу. Он говорит об одностороннем индустриальном развитии Англии, которая производит гораздо больше промышленных изделий, чем может потребить ее население. Внешние рынки сокращаются, так как ранее отсталые страны создают свою собственную промышленность и ограждают ее от английской конкуренции высокими пошлинами. Колонии также не могут потребить возрастающую массу продукции английской промышленности. Сократить же свое промышленное производство Англия не может, так как лишь на нем зиждется ее национальное богатство. Таково, по мнению Энгельса, «противоречие, лежащее в понятии промышленного государства» (там же, 500), т.е. противоречие, свойственное не только Англии, но и капитализму вообще. Промышленность «хотя и обогащает страну, но она также создает и стремительно увеличивающийся класс неимущих, абсолютно бедных, класс, который перебивается со дня на день и который уже нельзя будет устранить, потому что он никогда не сможет приобрести стабильной собственности. А к этому классу принадлежит одна треть, почти половина всех англичан. Малейший застой в торговле лишает хлеба значительную часть этого класса, большой торговый кризис – весь класс. Когда создается такое положение, что еще остается этим людям, как не восставать? А по своей численности этот класс стал самым могущественным в Англии, и горе английским богачам, когда он осознáет это» (там же, 501 – 502).

Статьи Энгельса в «Рейнской газете» свидетельствуют о том, что он стоит на стороне английских рабочих в их борьбе против капитала. Непосредственное изучение английской действительности, влияние чартистского движения и английского утопического социализма все более определяют его переход на позиции материализма и коммунизма. Впоследствии Энгельс писал: «Живя в Манчестере, я, что называется, носом натолкнулся на то, что экономические факты, которые до сих пор в исторических сочинениях не играют никакой роли или играют жалкую роль, представляют, по крайней мере для современного мира, решающую историческую силу; что они образуют основу, на которой возникают современные классовые противоположности; что эти классовые противоположности во всех странах, где они благодаря крупной промышленности достигли полного развития, следовательно, особенно в Англии, в свою очередь составляют основу для формирования политических партий, для партийной борьбы и тем самым для всей политической истории» (1, 21; 220).

Разумеется, к этим важнейшим теоретическим выводам Энгельс пришел не в 1842 – 1843 гг., а позднее. В начале своего пребывания в Англии Энгельс еще рассматривает материальные интересы людей как внешние, правда, необходимые проявления субстанциальных духовных сил человечества[94]. То, с чем столкнулся Энгельс в Манчестере, противоречило его убеждениям. Еще не преодоленные идеалистические представления мешали ему увидеть в резкой классовой дифференциации английского общества необходимое выражение социального прогресса, антагонистический характер которого казался Энгельсу явным регрессом. В это время Энгельс еще не сознавал, что определяющей силой общественного развития являются производительные силы. Поэтому поляризация классов в капиталистической Англии, борьба между партиями представлялись ему чуть ли не средневековым партикуляризмом. Но гений Энгельса и его революционно-демократическое чутье сказываются в том, что он подмечает в особых классовых интересах английского пролетариата всеобщее содержание и значение. Он не только включается в чартистское движение, но и ставит вопрос о том, чтобы соединить его с учением Оуэна, большинство сторонников которого отрицательно относилось к провозглашаемой чартизмом политической программе.

93

«В чем другом заключается прославленная английская свобода, как не в чисто формальном праве делать и поступать как заблагорассудится в рамках, установленных законом?.. Разве палата общин не представляет собой чуждую народу корпорацию, избранную с помощью сплошного подкупа? Разве парламент не попирает беспрестанно ногами волю народа? Имеет ли общественное мнение в общих вопросах хотя бы малейшее влияние на правительство?.. Может ли такое положение вещей удержаться надолго?» (1, 1; 499).

94

Г.М. Оруджев, характеризуя статьи Энгельса конца 1842 – начала 1843 г., указывает: «По Энгельсу, государство выражает интересы господствующих классов и не является воплощением абсолютного духа или действительностью нравственной идеи» (39; 102). Между тем Энгельс, как было показано выше, считал, что английское государство выражает интересы экономически господствующего класса. И он критиковал английское государство как противоречащее сущности государства.