Формирование философии марксизма

Маркс говорит о необходимости основательности не только при рассмотрении нового и к тому же недостаточно ясного для немцев вопроса о коммунизме. Обсуждение вопросов религии и государства, в особенности на страницах газеты, также должно быть конкретным, связанным с анализом определенных фактов, о которых сообщает газета. «Я выдвинул далее требование, – пишет Маркс, – чтобы религию критиковали больше в связи с критикой политического положения, чем политическое положение – в связи с религией, ибо это более соответствует самой сути газетного дела и уровню читающей публики… Наконец, я предложил им (берлинским „Свободным“. – Т.О.), что если уж говорить о философии, то пусть они поменьше щеголяют вывеской „атеизма“ (чтó напоминает детей, уверяющих всякого, желающего только их слушать, что они не боятся буки) и пусть лучше они пропагандируют содержание философии среди народа» (2; 252 – 253)[65].

Хотя Маркс ссылается здесь главным образом на специфику газетного дела, его расхождения со «Свободными» далеко выходят за пределы вопроса о форме изложения. Младогегельянцы склонны были сводить всю борьбу к критике религиозной идеологии, Маркс же, напротив, подчиняет критику религии и теологии решению насущных политических вопросов.

Что же ответили «Свободные» на эти серьезные критические замечания? В письме к Руге, которое мы уже цитировали, Маркс говорит об ответе, полученном им от Мейена. Последний, как пишет Маркс, угрожает ему «обвинением в консерватизме», полагая, что «газета не должна проявлять сдержанность, она обязана действовать самым крайним образом, т.е. должна спокойно уступить поле сражения полиции и цензуре, вместо того чтобы удерживать свои позиции в незаметной для публики, но тем не менее упорной, проникнутой сознанием долга, борьбе» (2; 253). В этих словах Маркса – суровое осуждение псевдореволюционной риторики, которая, будучи бессодержательной, никого не убеждает, но вместе с тем вызывает репрессии, которым прогрессивные силы еще не могут дать надлежащего отпора.

То, что младогегельянец Мейен, далекий от действительной революционной борьбы, безответственно называл «консерватизмом», на деле было продуманной революционной линией Маркса, который справедливо считал, что «для спасения политического органа можно пожертвовать несколькими берлинскими вертопрахами». Несмотря на «ужаснейшие цензурные мучительства» и «вопли акционеров» по поводу революционной линии «Рейнской газеты», Маркс продолжал борьбу против реакции. «…Я, – писал он, – остаюсь на посту только потому, что считаю своим долгом, насколько в моих силах, не дать насилию осуществить свои планы…» (2; 253).

Таким образом, уже в самом начале своей деятельности на посту главного редактора «Рейнской газеты» Маркс выступает против берлинских «Свободных», и этот конфликт был началом его разрыва с теми младогегельянцами, которые группировались вокруг Б. Бауэра. Последний писал Марксу по поводу его критических замечаний в адрес «Свободных»: «Ты должен, прежде чем отсылать свои письма, продержать их хотя бы один день в ящике» (59; 292). Однако не только Б. Бауэр, но и А. Руге, отрицательно относившийся к поведению «Свободных», которые устраивали шумные литературные баталии в берлинских пивных, не понял действительного смысла критических замечаний Маркса[66].

Отмежевываясь от «Свободных», Маркс еще не порывает с младогегельянским идеализмом. В ноябре 1842 г. он публикует рецензию на брошюру О. Группе «Бруно Бауэр и свобода академического преподавания», решительно защищая лидера младогегельянцев от вздорных нападок реакционного критика. В письме к Руге от 13 марта 1843 г. он высоко оценивает книгу Б. Бауэра «Правое дело свободы и мое собственное дело», вышедшую в 1842 г.[67] Лишь в ходе последующего идейного развития, переходя на позиции диалектического и исторического материализма, Маркс (как и Энгельс) порывает с младогегельянским идеализмом и начинает борьбу против этой философской теории немецкого буржуазного радикализма.

Излагая свое понимание конкретного политического подхода к постановке теоретических вопросов, Маркс заявляет, что «совершенно общие теоретические рассуждения о государственном строе подходят скорее для чисто научных печатных органов, чем для газет. Правильная теория должна быть разъяснена и развита применительно к конкретным условиям и на материале существующего положения вещей» (2; 250). Статьи Маркса в «Рейнской газете» и представляют собой замечательный образец такого конкретного теоретического анализа политических вопросов. Так, в статье, посвященной дебатам рейнского ландтага о свободе печати, Маркс разоблачает представителей княжеского и дворянского сословий, которых ужасает свобода печати, самодеятельность народа, демократия. Эти реакционеры третировали свободу печати и гражданские права вообще как источник моральной распущенности. Печать порождает революции, утверждал, например, представитель княжеского сословия. «Какая печать? – спрашивает Маркс. – Прогрессивная или реакционная?» (1, 1; 42)[68]. В этой связи он ставит вопрос о правомерности революций, которые не случайны, так как их необходимо порождает развитие народного духа. «…Карл I взошел на эшафот благодаря божественному откровению снизу» (там же, 56), – иронически замечает он.

Заклеймив выступления крепостников против политической активности народа, Маркс указывает далее на «естественное бессилие половинчатого либерализма», представленного буржуазным городским сословием. Представитель последнего рассматривает печать как определенный промысел, приложение капитала и, ратуя за свободу частного предпринимательства, полагает необходимой и свободу печати. Маркс категорически возражает против такого подхода к делу: «…разве свободна та печать, которая опускается до уровня промысла?» (1, 1; 76)[69]. Не удивительно поэтому, что он как революционный демократ горячо присоединяется к «запальчивой, но превосходной речи» представителя крестьянского сословия, заявившего, что «человеческий дух должен свободно развиваться сообразно присущим ему законам и обладать правом сообщать другим то, чтó им достигнуто, иначе прозрачный живительный поток превратится в зловонное болото». Народ, говорит Маркс, должен сражаться за свободу всеми имеющимися в его распоряжении средствами, не только копьями, но и топорами (см. 1, 1; 82 – 84)[70].

Критический разбор дебатов o свободе печати в рейнском ландтаге Маркс связывает с постановкой важных теоретических вопросов: о роли народа («народного духа») в истории, о значении прессы в общественном развитии, о соотношении идеального и реального, о движущих силах развития общества, о влиянии классового (сословного) положения на идеологические концепции и т.д. Мы ограничиваемся здесь лишь перечислением вопросов, которые будут специально рассмотрены ниже.

В октябре – ноябре 1842 г. Маркс печатает в «Рейнской газете» статью о дебатах в ландтаге по проекту закона о краже леса, который квалифицировал сбор валежника крестьянами как хищение собственности лесовладельцев. Маркс высмеивает ссылки сторонников законопроекта на «обычные права» помещиков, называя их «обычным бесправием», беззаконием. Отстаивая интересы крестьянских масс, Маркс говорит об «обычном праве» бедняков, которое, как полагает он, вытекает из их социального положения, т.е. имеет объективную основу, с которой обязано считаться всякое законодательство: «Мы требуем для бедноты обычного права, и притом не такого обычного права, которое ограничено данной местностью, а такого, которое присуще бедноте во всех странах. Мы идем еще дальше и утверждаем, что обычное право по своей природе может быть только правом этой самой низшей, обездоленной, неорганизованной массы» (1, 1; 125). В этой связи Маркс ставит такие философские и социологические проблемы: объективная основа законодательства и развития общества вообще, противоположность бедности и богатства, отношение государства к частной собственности и частным интересам, форма и содержание, природа феодализма и т.д.

65

Правильно в этой связи указывает М.В. Серебряков: «Опыт упорной, изнурительной борьбы с цензурой, обер-президентом и министерством особенно наглядно показал Марксу огромную важность именно политической борьбы. Одновременно он убедился, что берлинские младогегельянцы не способны быть серьезными и мужественными союзниками в этой борьбе» (47; 102).

66

А. Руге видел в выступлениях Маркса против «Свободных» лишь осуждение их поведения. «Я надеюсь, – писал он Марксу, – что Вы спасете Бауэра от этой атмосферы» (59; 289). Руге не понимал, что поведение и взгляды «Свободных» были тесно связаны с субъективистской философией Б. Бауэра, который вскоре после своего возвращения в Берлин встал во главе этой группки.

67

«На мой взгляд, он никогда еще не писал так хорошо» (2; 257).

68

Отстаивая свободу печати, Маркс ссылается на передовые для того времени буржуазно-демократические государства, подчеркивая, что о свободе печати можно судить не только исходя из заключающейся в ней идеи, но и на основании ее фактического существования. Если естествоиспытатели, говорит Маркс, «стараются с помощью эксперимента воспроизвести явление природы в его наиболее чистых условиях» (1, 1; 68), то при изучении общественной жизни первостепенное значение имеют конкретные факты, исторический опыт.

69

Вместе с тем Маркс указывает, что следует отдать предпочтение этому признанию свободы печати как свободы промысла «перед бессодержательными, туманными и расплывчатыми рассуждениями тех немецких либералов, которые думают, что, перенося свободу с твердой почвы действительности в звездное небо воображения, они тем самым воздают ей честь. Этим резонерам воображения, этим сентиментальным энтузиастам, которые видят профанацию в каждом соприкосновении их идеала с будничной действительностью, мы, немцы, отчасти обязаны тем, что свобода до сих пор осталась для нас фантазией и сентиментальным пожеланием» (1, 1; 73).

70

Эта первая опубликованная Марксом в «Рейнской газете» статья произвела громадное впечатление на современников. Так, А. Руге заявил, что «это несомненно самое лучшее из всего, что когда-либо писалось на эту тему» (59; 276).