Страница 120 из 136
Прудон, как показывает Маркс, не отвергает по существу ни частной собственности, ни конкуренции, ни других устоев капитализма. Во всем этом он стремится открыть и хорошее и плохое, «преодолеть» противоречие между тем и другим и предложить рецепт усовершенствования капитализма. Все экономические устои буржуазного общества представляются ему такого рода установлениями, основу которых составляют благие идеи. Однако благие идеи плохо воплощены в жизнь. Прудон, говорит Маркс, «делает то, что делают все добрые буржуа… Все они хотят конкуренции без пагубных последствий конкуренции. Все они хотят невозможного, то есть условий буржуазной жизни без необходимых последствий этих условий. Все они не понимают, что буржуазный способ производства есть историческая и преходящая форма, подобно тому как исторической и преходящей была форма феодальная» (1, 27; 409).
Маркс обнажает философскую основу мелкобуржуазных воззрений Прудона – идеализм гегельянского толка. Прудон не считает категории буржуазной политической экономии абстрактным выражением исторически преходящих экономических отношений, напротив, экономические отношения рассматриваются как воплощение категорий, от века существующих в безличном разуме человечества. На одной стороне у Прудона вечные идеи, категории чистого разума, а на другой – практическая деятельность людей, реализующая эти категории. Он обвиняет буржуазию лишь в извращении «вечных» принципов собственности, конкуренции и т.д. Утверждая, что между идеями и практической деятельностью людей существует противоречие, он предлагает проект преодоления этого несоответствия. Не утверждая прямо, что буржуазное общество является воплощением вечных принципов разума, Прудон говорит это косвенно, освящая как вечные и неизменные категории буржуазной политической экономии. «Таким образом, он не выходит за пределы буржуазного горизонта» (1, 27; 409).
Общественные отношения оказываются у Прудона независимыми от производительных сил; они обусловлены-де лишь уровнем человеческого разумения, степенью постижения вечных экономических категорий. Он не может понять, что производство есть производство не одних лишь вещей, но и общественных отношений вместе с соответствующими им экономическими категориями. Прудон полагает поэтому, что разрешение социальных противоречий – дело мышления, науки, между тем как эти противоречия порождены материальной жизнью и только в ней самой могут найти свое действительное разрешение. «Итак, – иронически замечает Маркс, – историю делают ученые, люди, способные похитить у бога его сокровенную мысль. А простой народ должен лишь применять на практике их откровения» (1, 27; 410). Не удивительно поэтому, что Прудон – противник политической борьбы, которую он считает возможным заменить непосредственным осуществлением разработанной им реформы.
Письмо Маркса к Анненкову – замечательный набросок первого произведения зрелого марксизма – «Нищеты философии», в котором Маркс разоблачил «философию нищеты» Прудона как мелкобуржуазную утопию, уводящую трудящихся в сторону от классовой борьбы. Маркс противопоставил идеалистическим политико-экономическим конструкциям Прудона диалектико-материалистическое мировоззрение как основу теоретического анализа экономических отношений. Книга Маркса вышла в свет в начале июля 1847 г. на французском языке и сыграла большую роль в борьбе против прудонизма и мелкобуржуазной идеологии вообще.
Маркс прежде всего подвергает критике прудоновскую трактовку товарного обмена: продукты труда становятся товарами по взаимному соглашению людей, обладающих от природы многообразными потребностями, для удовлетворения которых они производят различные предметы. Многообразие потребностей индивидов рассматривается как нечто от века данное, т.е. не как следствие, а как причина производства разнообразных вещей. Человек развитого буржуазного общества представляется Прудону естественным человеком, из природы которого вытекает необходимость товарного обмена. Отсюда следует, что обмен товаров (а следовательно, и стоимость) – не исторически преходящая форма общественного производства, а осуществление вечных принципов человеческого разума.
В противоположность Прудону Маркс доказывает, что обмен товаров, так же как и многообразие потребностей общественного индивида, может быть правильно понят лишь исторически. Было время, когда производители обменивались только излишками своего производства. При капитализме же все, даже то, что всегда считалось неотчуждаемым, стало предметом купли-продажи. «Это – время, когда даже то, что дотоле передавалось, но никогда не обменивалось, дарилось, но никогда не продавалось, приобреталось, но никогда не покупалось, – добродетель, любовь, убеждение, знание, совесть и т.д., – когда все, наконец, стало предметом торговли. Это – время всеобщей коррупции, всеобщей продажности, или, выражаясь терминами политической экономии, время, когда всякая вещь, духовная или физическая, сделавшись меновой стоимостью, выносится на рынок, чтобы найти оценку, наиболее соответствующую ее истинной стоимости» (1, 4; 73 – 74). Человеческий труд (Маркс еще не создал понятия «рабочая сила») также становится товаром. Прудон не придает существенного значения этому факту и, следовательно, также тому, что в образовании пролетариата находят свое развернутое выражение антагонистические противоречия, внутренне присущие товарному хозяйству и развивающиеся вместе с ним. Ведь, согласно прудоновской схеме, разделение труда и обмен товаров существуют для удобства производителя: он ведь не обладает возможностью производить все необходимые ему продукты. Вот почему производители, если верить Прудону, договорились друг с другом относительно разделения труда и взаимного обмена своими изделиями.
Маркс саркастически вскрывает беспочвенность прудоновской концепции общественного договора, якобы положившего начало экономической взаимозависимости производителей. Люди, пишет Маркс, не могут, конечно, договориться о том, чтобы любовь, убеждение, совесть стали товарами. А то, что труд человека становится товаром, также, бесспорно, не вытекает из его свободного волеизъявления. Всеобщность товарно-денежных отношений при капитализме обусловлена законом стоимости.
С точки зрения Прудона, люди стали производить предметы роскоши и вообще наиболее дорогие продукты потребления после того, как были удовлетворены их элементарные потребности. И здесь Прудон игнорирует объективную обусловленность производственной деятельности людей и противоречия, присущие товарному производству. Между тем, отмечает Маркс, со времени возникновения частной собственности существует противоречие между живым и накопленным трудом, между различными социальными группами. «Без антагонизма нет прогресса. Таков закон, которому цивилизация подчинялась до наших дней. До настоящего времени производительные силы развивались благодаря этому режиму антагонизма классов. Утверждать же, что люди потому могли заняться созданием продуктов более высокого порядка и более сложными отраслями производства, что все потребности всех работников были удовлетворены, значит отвлекаться от антагонизма классов и изображать в перевернутом виде весь ход исторического развития» (1, 4; 96).
Прудон игнорирует классовые противоположности, потому что для него производство товаров есть нечто само собой разумеющееся, естественное, без чего вообще невозможна человеческая жизнь. Он отождествляет производство товаров с производством материальных благ вообще, а стоимость сводит к неизбежной при всех условиях затрате определенного количества труда на изготовление предметов. Это убеждение в вечности товарного производства приводит к нелепому заключению, что самые дешевые предметы потому имеют широчайшее распространение, что они обладают наибольшей полезностью. Выходит, говорит Маркс, что картофель, хлопок и водка полезнее мяса, шерсти и льна, пива и вина. Прудон не замечает, что минимум цены, обусловленный наименьшими затратами труда, определяет максимум потребления. Производство хлопка, картофеля и водки требует меньше труда, чем производство других, более полезных продуктов. Поэтому они стали краеугольным камнем буржуазного общества. В обществе, построенном на эксплуатации и нищете масс, самые нищенские продукты неизбежно оказываются основными предметами народного потребления. «В будущем обществе, где исчезнет антагонизм классов, где не будет и самих классов, потребление уже не будет определяться минимумом времени, необходимого для производства; наоборот, количество времени, которое будут посвящать производству того или другого предмета, будет определяться степенью общественной полезности этого предмета» (1, 4; 97).