Страница 118 из 136
Это преувеличенное представление о власти денег и собственников денежного капитала – банкиров вполне соответствует природе мелкого буржуа, которому Энгельс противопоставляет «гордого, грозного и революционного пролетария» (1, 4; 208)[214].
Хотя «истинные социалисты» обращались к крупным капиталистам, они вместе с тем обвиняли либеральную буржуазию в том, что она порождает пролетариат (или, что то же самое, с их точки зрения, – пауперизм), разоряя «самостоятельных» хозяйчиков. «Истинные социалисты» отвергали, как об этом уже говорилось выше, политическую борьбу. Либеральную программу завоевания конституции они объявляли чуждой народу. Грюн, например, писал: «Кто в Пруссии требует конституции? Либералы… Требует ли конституции народ? И не помышляет об этом» (1, 4; 98, 99).
Требование «истинного социализма» перестроить общество согласно человеческой природе почерпнуто, как показывает Маркс, из учения Фейербаха, который утверждал, что в человеке природа созерцает самое себя, любит самое себя и т.д. Социализм истолковывался как преодоление раздвоения между человеком и природой, отчуждения человека от природы и т.п. В этой связи Маркс и Энгельс говорят: «Человек обладает самосознанием – таков первый отмечаемый факт. Инстинкты и силы отдельных существ природы превращаются в инстинкты и силы „Природы“, которые, разумеется, в разрозненном виде „проявляются“ в этих отдельных существах. Эта мистификация была необходима, чтобы сфабриковать затем соединение этих инстинктов и сил „Природы“ в человеческом самосознании. Само собой разумеется, что тем самым самосознание человека превращается в самосознание природы, обретающееся в нем. Далее эта мистификация якобы вновь упраздняется тем, что человек берет реванш у природы; в отместку за то, что природа находит в нем свое самосознание, он ищет теперь в ней свое самосознание; при этой процедуре он, конечно, находит в ней лишь то, что сам же вложил в нее путем вышеописанной мистификации» (1, 3; 476 – 477). Это важное критическое замечание полностью выявляет несостоятельность фейербаховского антропологизма и служит бесспорным свидетельством его окончательного преодоления.
Таким образом, если в 1844 – 1845 гг. Маркс и Энгельс переоценивали значение философии Фейербаха для развития социалистического учения, то критика «истинных социалистов», являющаяся в известной мере и самокритикой, показывает, что с этой переоценкой покончено.
Разрабатывая основные положения научной социалистической идеологии, Маркс и Энгельс подчеркивают ее интернациональный характер. Со свойственной им революционной страстностью и непримиримостью они отметают националистические утверждения «истинных социалистов», будто немцы стоят выше других народов. Анализ этих утверждений показывает, «какое узко-национальное мировоззрение лежит в основе мнимого универсализма и космополитизма немцев» (1, 3; 473). «Истинные социалисты» идеализируют социально-экономическую отсталость Германии. То, что немцы в отличие от других европейских народов не столько практически творили историю, сколько осмысливали ее, дает «истинным социалистам» повод считать себя призванными вершить суд над народами. «Если национальная ограниченность вообще противна, то в Германии она становится отвратительной, ибо здесь она соединяется с иллюзией, будто немцы стоят выше национальной ограниченности и всех действительных интересов, и выдвигается против тех национальностей, которые открыто признают свою национальную ограниченность, а также и то, что они базируются на действительных интересах» (там же).
В предыдущей главе было показано, что еще в 1846 г. Маркс выступил против лженаучного толкования коммунизма как откровения, провозглашаемого пророком, роль которого взял на себя Вейтлинг. Разрабатывая научный социализм, теоретически подытоживающий опыт рабочего движения, основоположники марксизма считали своей первоочередной задачей развенчание такого рода представлений о взаимоотношении между лидерами социалистического движения и массами, представлений, неизбежно ведущих к сектантству, к извращению действительной роли не только лидеров, но и масс. С этих позиций Маркс и Энгельс разоблачают мессианические претензии «истинных социалистов». Если спекулятивная философия, как доказал уже Фейербах, есть в конечном счете рациональная теология, то ее глашатаи, подобно религиозным проповедникам, возвещающим приближение царства Христова, также выступают в роли божественных избранников, за которыми обязана следовать послушная паства. Для этих идеалистов всякое социальное движение начинается с появления на исторической арене некоего мессии, изрекающего окончательную истину в последней инстанции. Как и младогегельянцы, «истинные социалисты» считали себя творцами мировой истории. Народные массы представлялись им скорее объектом, чем субъектом.
Буржуазные критики марксизма, умалчивая о борьбе его основоположников против мессианических претензий младогегельянцев, Вейтлинга, «истинных социалистов», нередко уподобляют Маркса и Энгельса тем самым пророкам мелкобуржуазного социализма, которых они беспощадно осмеивали. Между тем Маркс и Энгельс, разрабатывая материалистическое понимание истории, неоднократно разъясняли, что научный социализм в отличие от утопического принципиально несовместим с какой бы то ни было абсолютизацией роли личности в истории. Основное положение марксизма об исторической роли рабочего класса есть принципиальное отрицание лженаучного и реакционного противопоставления выдающейся исторической личности массам.
В статье «Коммунизм газеты „Rheinischer Beobachter“», посвященной критике феодально-романтической идеологии, Маркс отмечает, что «истинные социалисты», выступая против буржуазии и отвергая вместе с тем борьбу за демократические преобразования, играли тем самым на руку реакции: «Если известная часть немецких социалистов непрерывно шумела против либеральной буржуазии и притом делала это таким образом, что никому, кроме немецких правительств, не принесла пользы, и если теперь правительственные газеты, вроде „Rheinischer Beobachter“, опираясь на фразы этих господ, утверждают, что не либеральная буржуазия, а правительство представляет интересы пролетариата, то коммунисты не имеют ничего общего ни с первыми, ни с последними» (1, 4; 194).
Это заявление Маркса вполне объясняет, почему он и Энгельс считали первоочередной политической задачей выступление против «истинного социализма», который не только извращал социалистические идеи, но и дискредитировал борьбу за демократию. Между тем критика буржуазии (и капитализма) без признания необходимости революционного уничтожения феодальных общественных отношений смыкается с идеологией феодально-романтической реакции, которая провозглашает абсолютизм надклассовой силой, якобы пекущейся об интересах народных масс, и демагогически ополчается на буржуазию за ее своекорыстие, умалчивая о своекорыстии помещиков.
В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс, подытоживая критический анализ «истинного социализма», отмечают, что «немецким абсолютным правительствам, с их свитой попов, школьных наставников, заскорузлых юнкеров и бюрократов, он („истинный социализм“. – Т.О.) служил кстати подвернувшимся пугалом против угрожающе наступавшей буржуазии.
Он был подслащенным дополнением к горечи плетей и ружейных пуль, которыми эти правительства усмиряли восстания немецких рабочих.
Если „истинный“ социализм становился таким образом оружием в руках правительств против немецкой буржуазии, то он и непосредственно служил выражением реакционных интересов, интересов немецкого мещанства» (1, 4; 452 – 453).
Разумеется, субъективно деятели немецкого мелкобуржуазного социализма не были сторонниками абсолютизма и их выступления против немецкой буржуазии не преследовали цели поддержки феодальной реакции. Они оказывались в хвосте у реакционеров потому, что не умели и не хотели связать социализм с освободительным движением пролетариата, с борьбой за демократию.
214
В другом месте, характеризуя классовые корни мелкобуржуазного социализма Грюна, Энгельс говорит: «Вся его полемика против революции – это полемика мещанина. В его ненависти к либералам, июльской революции, покровительственным пошлинам самым очевидным образом сказывается ненависть придавленного, косного мелкого буржуа к независимой прогрессивной буржуазии» (1, 4; 241).