Страница 108 из 136
Идеалисты, говорят Маркс и Энгельс, полагают, будто бы степень свободы, которой достигают люди, определяется их представлениями об идеале человека, о свободе и т.д. «В действительности же дело происходило, конечно, таким образом, что люди завоевывали себе свободу всякий раз постольку, поскольку это диктовалось им и допускалось не их идеалом человека, а существующими производительными силами. В основе всех происходивших до сих пор завоеваний свободы лежали, однако, ограниченные производительные силы; обусловленное этими производительными силами, недостаточное для всего общества производство делало возможным развитие лишь в том виде, что одни лица удовлетворяли свои потребности за счет других…» (1, 3; 433).
Идея исторического развития свободы разрабатывалась уже классиками немецкого идеализма; у Гегеля эта идея составляет даже лейтмотив всей философии истории. Но гегелевская постановка проблемы, несмотря на гениальную мысль о свободе как исторически развивающемся познании необходимости, оказалась в последнем счете все же несостоятельной, поскольку Гегель утверждал, что свобода есть субстанция духа, т.е. нечто первичное, лишь выявляющееся и осознаваемое в ходе всемирной истории. Маркс и Энгельс решают проблему свободы с позиций материалистического понимания истории, вскрывая реальную связь между развитием свободы, прогрессом производительных сил и преобразованием общественных отношений.
Постановка проблемы свободы и необходимости в контексте реального общественно-исторического процесса позволяет вскрыть антагонистически противоречивый характер развития свободы в условиях классового общества и тем самым обосновать необходимость коммунистического переустройства общества. Все дело в том, разъясняют основоположники марксизма, что прогресс человеческой власти над природой неразрывно связан с прогрессирующим порабощением человека стихийными силами общественного развития; освобождение от власти стихийных сил природы и господство человека над человеком – лишь две стороны единого антагонистического процесса. При этом уничтожение личной зависимости (рабства, крепостничества), т.е. развитие личной свободы индивида, оказывается вместе с тем прогрессирующим порабощением личности стихийными силами общественного развития[198]. Этот антагонистический характер исторически развивающегося противоречия между необходимостью и свободой, как и общественного прогресса вообще, преодолевается лишь коммунистической революцией. «В современную эпоху господство вещных отношений над индивидами, подавление индивидуальности случайностью приняло самую резкую, самую универсальную форму, поставив тем самым перед существующими индивидами вполне определенную задачу. Оно поставило перед ними задачу: вместо господства отношений и случайности над индивидами, установить господство индивидов над случайностью и отношениями» (1, 3; 440). Решение этой задачи не сводится просто к упразднению частной собственности и ее непосредственных социальных последствий: «…частная собственность может быть уничтожена только при условии всестороннего развития индивидов, потому что наличные формы общения и производительные силы всесторонни, и только всесторонне развивающиеся индивиды могут их присвоить, т.е. превратить в свою свободную жизнедеятельность» (там же, 441). Коммунизм есть всестороннее преобразование общественных отношений, как материальных, так и духовных. Коммунизм преодолевает противоположность между физическим и умственным трудом, деревней и городом, обеспечивает свободное развитие каждого члена общества и тем самым снимает противоречие между личным и общественным. Уничтожение классов и социального неравенства вообще означает развитие подлинной коллективности, ибо лишь в общении с другими людьми индивид находит условия и средства для всестороннего развития присущих ему способностей. Личная свобода возможна лишь в коллективе. «В существовавших до сих пор суррогатах коллективности – в государстве и т.д. – личная свобода существовала только для индивидов, развившихся в рамках господствующего класса, и лишь постольку, поскольку они были индивидами этого класса. Мнимая коллективность, в которую объединялись до сих пор индивиды, всегда противопоставляла себя им как нечто самостоятельное; а так как она была объединением одного класса против другого, то для подчиненного класса она представляла собой не только совершенно иллюзорную коллективность, но и новые оковы. В условиях действительной коллективности индивиды обретают свободу в своей ассоциации и посредством ее» (там же, 75).
Таким образом, основные положения исторического материализма, разрабатываемые в «Немецкой идеологии», свидетельствуют о том, что созданная Марксом и Энгельсом философская наука об обществе явилась подлинным решением труднейших проблем философии истории и исторической науки.
10. Историческое развитие форм собственности. Противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Проблема государства и революции
Из всего многообразия общественных отношений авторы «Немецкой идеологии» вычленяют отношения людей в процессе производства как основные, первоначальные, определяющие все другие общественные отношения – политические и идеологические. «Земля не имеет ничего общего с земельной рентой, машина – ничего общего с прибылью» (1, 3; 218). Земля приносит арендную плату своему владельцу вследствие исторически определенных общественных отношений, которые складываются независимо от воли земледельца и арендатора. Производственные отношения характеризуются Марксом и Энгельсом прежде всего как отношения собственности, которые необходимо отличать от их вещественной формы. Так, сюртук, который я ношу, нельзя отнести «к моей частной собственности, ибо он не дает мне возможности распоряжаться никаким, даже самомалейшим, количеством чужого труда» (там же). Приведенный пример иллюстрирует марксистское понимание частной собственности как средства присвоения чужого труда. Благодаря четкому разграничению частной и личной собственности Маркс и Энгельс научно формулируют задачу социалистического обобществления.
Основоположники марксизма намечают в общих чертах картину исторического развития основных форм собственности. Первая из них – племенная собственность, соответствующая неразвитой стадии производства, когда люди занимаются преимущественно охотой, рыболовством и отчасти земледелием. Это – коллективная собственность; с нею связано существование патриархальной семьи, в недрах которой возникает и существует в скрытой форме рабство.
Дальнейший прогресс производительных сил, рост населения и потребностей, расширение внешних сношений (меновая торговля, война) порождают рабовладельческие производственные отношения. «Вторая форма собственности, это – античная общинная и государственная собственность, которая возникает благодаря объединению – путем договора или завоевания – нескольких племен в один город и при которой сохраняется рабство. Наряду с общинной собственностью развивается уже и движимая, а впоследствии и недвижимая, частная собственность, но как отклоняющаяся от нормы и подчиненная общинной собственности форма. Граждане государства лишь сообща владеют своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности» (1, 3; 21).
Третья форма собственности – феодальная и сословная. Своеобразие возникновения феодальных отношений в Европе (завоевание Римской империи варварами, частичное разрушение производительных сил, упадок городов, торговли и т.п.) не может заслонить того основного факта, что новые производственные отношения допускали несравненно большее, чем в рабовладельческом обществе, развитие производительных сил.
Феодальная собственность, подобно рабовладельческой, предполагает деление общества на противоположные классы, из которых один класс порабощает и эксплуатирует другой. «Иерархическая структура землевладения и связанная с ней система вооруженных дружин давали дворянству власть над крепостными. Эта феодальная структура, как и античная общинная собственность, была ассоциацией, направленной против порабощенного, производящего класса; различны были лишь форма ассоциации и отношение к непосредственным производителям, ибо налицо были различные условия производства» (1, 3; 23).
198
«Поэтому при господстве буржуазии индивиды представляются более свободными, чем они были прежде, ибо их жизненные условия случайны для них; в действительности же они, конечно, менее свободны, ибо более подчинены вещественной силе» (1, 3; 77).