Страница 2 из 10
– Приветствую всех! – голос Маршала был низок и немного хрипловат. – Оторван от важных дел: сижу в Бутырке по обвинению в вымогательстве. – Вор кивнул в сторону оперативника. – Поэтому перехожу сразу к делу. Хозяин! – Маршал вычислил Губина по количеству звездочек на погонах и начальственному выражению обрюзгшего лица. – Как сообщил мне ваш подчиненный, – деловым тоном говорил законник, – здесь пахнет большой мокрухой. Так? – И, не дождавшись ответа, продолжил: – Мое слово известно всем: мокрухи быть не должно! Пошли...
– Не боитесь, что сбежит ваш Маршал? – поинтересовался командир «Факела» у милицейского майора, который доставил вора в колонию. Оба провожали глазами спину законника, который вместе с Колосовым двигался к жилой зоне.
– Не сбежит, – уверенно отозвался опер, раскуривая «Беломор».
– Ну у вас и уверенность! – областной спецназовец пытался подковырнуть милицейского майора.
– Не сбежит, – еще более уверенно произнес оперативник и продолжил: – Во-первых, он дал слово, а во-вторых, незачем ему бежать!
– Неужто так тюрьму любит? – вступил в беседу находящийся рядом молодой капитан из «Факела».
– А он выйдет через четыре дня, – ответил майор, пуская элегантные дымовые колечки, и тут же спросил: – Сегодня какое число?
– Двадцатое, – почти одновременно произнесли спецназовцы.
– Ну, точно. – Майор был невозмутим. – А двадцать четвертого он выходит. Это он сам со своим адвокатом так рассчитал и заявил следователю. А слово у него... – опер на минуту задумался, – недаром у блатных поговорка ходит: «Слово Маршала – закон!»
– Пацаны! Мне дали мало времени, поэтому быстро и по делу. – Маршал стоял в тесном кольце зеков рядом с Сашей Токарем и Варламом. – Что тут у вас?
Слово взял Саша:
– Маршал, вертухаи и активисты завалили Тунгуса...
– Что он отдал концы, я знаю. – Голос законника звучал бесстрастно, как у мирового судьи, человека мудрого и потому справедливого. – Мне сообщили, что Тунгус умер от сердечного приступа. Это был мой хороший кореш, и я знал, что сердце у него всегда сильно шалило. Так ты говоришь, менты и актив приложили к этому руки?
– ДПНК[3] Скворцов придрался к нему не по делу и укатал в карцер. А потом явился туда пьяный с прапорами Барановым и Черненко, да еще пятеро красноповязочников к ним примазались. С восьми вечера до половины одиннадцатого гнули Тунгуса. Он их посылал все время, пацан из хозобслуги слышал, ну а те мочили Пашу дубьем, а потом притащили противогаз, напялили на башку и стали шланг пережимать. Паша к одиннадцати вечера и преставился.
– Да тут у любого бугая мотор лопнет, – зло добавил Варлам. – А Скворцов и прапора вообще звери, могут за ноги к потолку подвесить и окурки об задницу тушить...
– За эти слова отвечаешь? – резко развернулся к Варламу Маршал.
– На себе испытано, – скривился в беззубой усмешке Варлам, – могу показать...
– Верю, Варлам. А что же актив у вас такой херовый? – глубоко посаженные синие глаза Маршала налились металлическим блеском.
– Да это давно уж. Хозяин, а особо зам по режиму со Скворцовым лютуют. Хотят показать, что здесь они цари и боги! Всю мразь в актив согнали! Тоже красноповязочники: на воле кто малолетку отодрал, кто бакланил по мелочам, а главный старика-инвалида по пьяни прибил. – Саша остановился, чтобы перевести дух.
– Тунгус, ясное дело, восстал против такого беспредела! – продолжил Варлам. – Ну Скворцов с суками и решили его обломать.
– Понятно. – Маршал хрустнул пальцами и обвел взглядом стоящих рядом зеков. – А теперь слушайте мое слово!
Наступило молчание, и Маршал заговорил:
– Ваши суки – мразь! Они все, вместе взятые, мизинца Паши Тунгуса не стоят! Насколько мне известно, двоих вы уже наказали основательно.
– Основательней некуда! – весело откликнулся какой-то зек из задних рядов.
– Это справедливо! И остальным активистам это послужит хорошим уроком! Я думаю, можно позволить им вернуться на зону. Ни в каком активе, конечно же, они состоять больше не будут.
Послышались недовольные реплики, но вскоре все смолкли, и Маршал продолжил:
– Мое правило известно всему бывшему эссесеру: мокрухи быть не должно! Вы молодцы, отстояли свое имя и не дали падали сесть вам на шею! Но все должно иметь предел, мы ж не беспредельщики какие-нибудь!
Бунтовщики одобрительно зарокотали.
– Поэтому бунт считаю законченным! Все расходятся по баракам! Никаких наказаний ни один из вас не понесет, это я вам обещаю! А Скворцова и этих двух вертухаев... Как говоришь их?
– Баранов и Черненко, – ответил Саша Токарь.
– Скворцова, Баранова и Черненко вы на зоне больше не увидите... Принято?
– Принято...
Сперва неуверенно, а затем все живее недавние бунтари разбредались по баракам.
– Держись, Сашок. – Маршал на прощанье обнял Токаря как близкого человека. – И в зоне все должно быть по-людски!
На выходе из барака к Маршалу протолкался Варлам, один из самых пожилых в блатной компании, державшийся особняком.
– Погоди, Маршал, «базар» есть. Не хотел при всей кодле... Да и вообще не хотел говорить: доказать ничего не могу, но тебе скажу, а ты смотри сам. Короче, что-то чую я подлянку какую-то. Вроде «стучит» кто-то из наших или ментам, или отморозкам.
– Ты, Варлам, сечешь, что ты сказал? – просипел Маршал сквозь стиснутые зубы. – За такой «базар» надо отвечать головой. Что ты знаешь?
– Тунгус знал. Его не просто так завалили. Он мне шепнул, что Скворцов знает о том, что на последнем московском сходняке решили общак перезатырить, но не знает куда и кто будет его держать. А ведь на сходняке были только свои, да что свои – были, считай, только законники и кое-кто из положенцев[4] ... Я-то не знаю, что там решали, а Тунгус знал, вот из него и взялись выбивать. Что слышал, то сказал, дальше думай сам или забудь, а отвечать я ни за что не могу, сам видишь...
– Ладно, Варлам, об этом никому. Я сам разберусь. Ну будь, мне пора. – Маршал с каменным лицом, по-прежнему не разжимая стиснутых зубов, вышел из барака.
– Бунта нет, Хозяин. – Маршал непринужденно стоял перед Губиным, немигающе глядя в выпученные бесцветные глаза подполковника. – А теперь послушай и ты мое слово – и, выдержав паузу, продолжил: – Чтобы ни одного наказания ни одному пацану за давешнее. Ясно?
– А убитых из актива куда девать? – Хозяин был недоволен, тон Маршала его бесил, но главное, бунта как не бывало, и это заставляло Губина идти навстречу законнику.
– Хозяин должен быть умным и не спрашивать, как и чем ему подтираться. Спишите как несчастный случай. Или как с Тунгусом.
Губин молча проглотил сказанное.
– Ведь вы же лично за Пашу отвечать не имеете желания? – Маршал следил за реакцией Хозяина. Тот молчал, возразить было нечего.
– Правильно! – Маршал поднял указательный палец. – Скворцов, Баранов и Черненко должны ответить. Так, кажется, звать ваших главных помощничков? Куда вы их денете, ваш вопрос, но в бараки им больше дороги нет – без вариантов, хоть переводите, хоть выгоняйте, хоть изведите, как тараканов, но если братва их опять увидит, все начнется по новой. Вам это надо?
Губин попытался что-то произнести, но законник резко оборвал его:
– А уцелевшие активисты могут вернуться в зону. Их не тронут. Правда, они уже не активисты, а простые российские заключенные.
– Ну, хватит командовать. – В голосе Хозяина помимо неприязни звучало скрытое удовлетворение. В конце концов он отделался легким мандражем.
– Лично я бы на вашем месте извинился перед народом, – с издевкой произнес вор. – Но это дело вашей совести!
Через несколько минут бронированные милицейские микроавтобусы мчали Маршала к его нынешней резиденции – одиночной камере в Бутырской тюрьме, где он находился под следствием за вымогательство. Маршал молча смолил сигарету за сигаретой, собственная судьба его сейчас мало волновала, исход дела был предрешен, а вот как понимать сказанное Варламом... Если действительно кто-то стучит, значит, сыплется весь его мир... Нет, не может быть, ведь были только свои. Но отмахнуться и забыть тоже нельзя. Надо разобраться, а как?
3
ДПНК – дежурный помощник начальника колонии.
4
Положенец (жарг.) – представитель интересов лидера преступного сообщества.