Клятва Смерти

Кон уже не мелькал у колодца, а небо стало окрашиваться в оранжевый цвет тех самых песков, которые не хотели отпускать своих путник в спасительные земли. Солнце действительно перестало печь к моменту, как Мира подошла к окраине деревни, и сейчас были те короткие полчаса, когда жар с небес уходил вместе со своим светилом, а холод чарующей пустынной ночи только-только поднимался.

Сазгаус был всё еще там, где его и отстаивали, но только он свернулся калачиком и накрылся рубахой Кона. Чтобы и выглядеть меньше, и чтобы раны на его руках и ногах не прикасались к земле. Только пальцами своими пытался зарыться в землю, которая как раз теряла свой огонь с приходом вечера.

Услышав, что к нему приближались, Сазгаус открыл глаза и сдвинул с лица рубаху Кона, вот только глазам все еще было плохо, и он видел так, словно был в воде. Видел, что кто-то остановился, смотрел на него. Черного платья он не помнил, а значит, это могла подойти незнакомка, ведь ранее в пустыни он запомнил Миру именно как коричневую точку с темными волосами.

Он понял ‒ его заметили. И сам готов был бросить все накопленные силы на побег, если женщина закричит его имя на всю деревню.

‒ Кто здесь? ‒ спросил он, и для Миры вопрос мог показаться странным, ведь когда она подошла ближе, Сазгаус смотрел пристально на неё. У него были чёрные глаза, полностью сливающиеся с не менее черным зрачком. Вороные распущенные волосы прилипли тонкими лесками к его взмокшему лицу, создавая ощущения тех самых веток на коже, под которым он лежал. Голос всё также слаб и хрипл, но чуть пободрее ‒ как ни крути, а удобное (по сравнению с подвешенным на кресте) положение и тень куста, прикрывшая опаленные части кожи, пошли ему на пользу.

Он правда ее не видел? Мира удивлённо замерла перед Сазгаусом, склонив голову на бок. Он и правда выглядел очень жалко. Но она пришла сюда помочь, а не болтать. И хорошо, если он ее не запомнит и не сможет ничего сделать. Она опустилась перед ним на колени и достала из сумки купленную мазь и старую баночку с остатками целебных трав, которую носила с собой на всякий случай.

‒ Пей, это вода, ‒ тихо сказала Мира и вложила в руку Сазгаусу открытую фляжку, которую наполнила ранее у колодца. Дырки в руках выглядели поистине ужасно, и если бы он пережил эту ночь, Мира очень удивилась бы. Не от обезвоживания и ожогов, так от инфекции наверняка помереть должен.

Первым делом Мира решила заняться как раз этими ранами от гвоздей. Прямо в баночке она размяла травки, чтобы они дали сок, и осторожно обхватила ступню Сазгауса. Жаль, не было лишней воды, чтобы промыть раны, и ткани, чтобы перевязать, но она уже сделала для него больше, чем кто-либо.

‒ Немного пощипет, не дергайся, у меня не так много трав, ‒ предупредила она, прежде чем приложить листики к ране.

‒ О, так это ты, птенч-м-м-м! ‒ Будто бы месть за это слово, боль новыми разрядами молний пронзила всё тело. Даже не щипание, а сам факт, что раны потревожили. Сазгаус не кричал, но сдавленно мычал в губы, и новые капельки пота проступили на его висках. ‒ Позволь… дать совет… ‒ отрывисто заговорил он, когда боль немного унялась, ‒ если тебя… спрашивают… отвечай.

Потому что, пока она приближалась к нему, садилась… пока не подала голос, Сазгаус готов был на всё. Он был одной напряженной резинкой, готовой вот-вот лопнуть и ударить того, кто заставлял его натягиваться. Нет, не убить. Хоть он и «бил кулаком в грудь», говоря о правдивости таблички на шее, но он не убил бы. Припечатал бы к земле, чтобы она потеряла сознание, но не убил.

Фляга с водой покоилась в его руке. Он даже не предпринял попытку поднять её или придвинуть руку к губам. У него не было на это сил. Ему было просто больно. Очень больно. А теперь еще больно и из-за лечения.

‒ Спасибо… ‒ До сих пор усмешка, которая с самого начала встречи была направлена на Миру, сейчас вдруг испарилась с его лица, а глаза закрылись ‒ Сазгаус отдавал себя этой девушке. Доверял? Он просто видел, что ему помогают, вот и всё. Она не убьет. Хотела бы ‒ не пришла вовсе. Не удивлен будет, если узнает, что белобрысый об этом даже не знает.

«Конечно же не знает! Был бы уже тут», ‒ мысленно фыркнул Сазгаус. К тому моменту она перешла к другой ноге, но на этот раз Саз среагировал не так неожиданно. Он не видел, но чувствовал влажные руки на своих ступнях, как они перемещаются, как мягко и боязливо пальчики промокают кашицами края раны. Он напрягся, зажмурился, но более не издал ни звука. Хотел бы ей помочь, выпрямиться, а не продолжать лежать, как мышь при смерти в лапах кота, но от попытки это сделать, руки дрогнули, и фляга с драгоценной водой чуть не выпала из его длинных тонких пальцев.

Когда Мира закончила с ногами, она вновь посмотрела на руки Сазгауса. Раздался тяжёлый вздох. Как бы он ни издевался, как бы ей ни хотелось причинить ему больше боли за это, видеть кого-то в столь жалком состоянии было трудно. Она никому не пожелала бы такой участи, даже убийце. Уж лучше быстрая казнь, чем то, что сотворили с ним.

‒ Ты правда убил кого-то? ‒ спросила она, забирая флягу из рук, но лишь для того, чтобы помочь ему выпить воды. ‒ За что тебя приговорили к такой жестокой казни?

Переместившись к его голове, Мира осторожно приподняла и поднесла флягу к губам, которые потрескались до крови. Он весь горел, волосы были жёсткими из-за песка, но мокрыми от пота. Сердце кровью обливалось от его состояния. Говорить с ним не очень хотелось, но она заметила, как он расслабился, и испугалась, что он мог отключиться. Это грозило уже смертью, а ей не нужно, чтобы он погиб у нее на руках.

Немного промокнув его губы, она отставила флягу, осторожно положила голову на землю и принялась за руки. Кон не будет в восторге, если узнает, что она была здесь. Ей стоило поторопиться, но больнее, чем есть сейчас, она делать не хотела. Сазгаус мог почувствовать, как тряслись ее руки то ли от страха, то ли от волнения. Как она будет лечить его ожоги, даже представить не могла. Вряд ли ей хватит сил, чтобы поднять его и держать, ведь тот душевный подъем, который она ощутила у колодца, быстро сходил на нет.

‒ Ты сможешь подняться? ‒ спросила она, заканчивая с руками.

И стоило ей взглянуть на мужчину, как вновь встретилась с пронзительным взглядом убийцы. На этот раз Сазгаус пытался её разглядеть. Постепенно, с приходом уже темно-синих облаков и после отдыха за веками и в кустах, глаза приходили в норму. Мира сейчас была очень близка к нему, оттого и видел он четче. У неё была пыльная и грязная кожа на лице, но при этом черты лица не подходили под описания обычной крестьянки. Да и Кон не выглядел таковым. Волосы красивые, пышные, хоть и им требовалась вода и хорошая чистка. Кожа на кончиках пальцев тоже пострадала от пустыни ‒ Саз чувствовал это, когда она касалась его рук. А он в ответ невольно опускал свои пальцы на её руки, когда те работали с ладонями. Ему нужно было почувствовать не только боль, но и что-то еще. И он бессовестно пользовался её близостью.

‒ Я уж не надеялся, что ты захочешь потереть мне спинку, ‒ усмехнулся он, прикрывая глаза. Казалось, засыпает, надеясь, что всю работу за него сделают, но на самом деле готовился.

Чем бы она его ни мазала, но боль от дыр из-за охлаждающей мази становилась тупее и, как казалось Сазу, вовсе проходила, чего не скажешь об ожогах на коже. И только из-за них он продолжал морщиться, нехотя отпуская руки Миры, чтобы опереться кулаками о землю и приподняться. Чуть не упал спиной в колючие и сухие ветки оголенной кожей, но успел среагировать и повалиться на бок. Вторая попытка приподняться стала удачнее, и помогая себе руками, Сазгаус смог лишь сесть полубоком к Мире.

Она всё еще ждала ответа на свой вопрос, а Саз и не знал, говорить или нет. В любом случае, она не отвернулась от него, и уж за это сказать ей правду было слишком жалким вознаграждением, но это все, что он мог ей дать.

И успокоить:

‒ Я убил, ‒ прошептал он, роняя голову, не в силах её долго держать ослабшими мышцами шеи, ‒ но убил преступника, который был сыночком богатого ублюдка. ‒ Это была лишь часть правды; лишь кусок его жизни и статусе «убийцы», но зачем доброй девушке знать больше? ‒ А ты? ‒ Как бы намекая, что знать этого ей было вполне достаточно. ‒ Что вы оба забыли в пустыне Коода? Не знаю, как ты, а вот людей с белыми волосами я в нашей стране не встречал. Не местные же, верно?