Страница 8 из 133
— Разумеется, сэр.
— А что вы будете делать, если у вас в наличии только одна шина, а переломов два?
— Я буду обрабатывать ранения последовательно. Сначала с помощью шины соединю в правильную позицию кости более легкого перелома и наложу на него тугую повязку. Потом переложу шину на второй перелом.
— А почему вы начнете с более простого перелома? Наоборот не было бы разумнее?
— Из прагматических соображений, сэр. При трудных переломах вытяжка и пригонка костей может затянуться. Поэтому я обработаю сначала более легкий — и половина дела сделана. К тому же это ободрит раненого.
— Хм… Ну ладно, вернемся к нашему «раненому». Этот меч торчит у него глубоко в груди. Что скажете по этому поводу?
Молодой человек помедлил.
— Не позволите ли мне посмотреть поближе? — Он подошел к пособию. — Incurabilis. Меч вошел так, что, несомненно, повреждено легкое, а возможно, и та или иная артерия. Раненый погибнет от внутреннего кровотечения или задохнется.
— Арбалетная стрела в шее?
— Она проходит несколько в стороне. Возможно, curabilis, если не задета гортань или главная артерия. В противном случае incurabilis.
— Сдавленные бердышом ребра? — Вопросы Клауэса сыпались все быстрее.
— Curabilis. Перевязка с постоянным натяжением и несколько недель покоя — как правило, все, что нужно.
— Лучезапястный сустав, почти обрубленный ножом?
— Руку не спасти, а человека можно. Поэтому: curabilis.
— И что вы будете делать?
— Я отделю скальпелем кисть руки, при этом…
— Стойте, стойте! Вы ничего не забыли?
— Э… Что вы имеете в виду? — Экзаменуемый казался растерянным, но лишь на мгновение. — Ну конечно! Вначале я наложу раненому на руку жгут, чтобы перекрыть ток крови…
— А потом?
— А потом скальпелем окончательно отделю кисть руки, оставляя кожный лоскут.
— Зачем?
— Чтобы в дальнейшем рана лучше зашивалась. Но до этого прижгу кровеносные сосуды.
— Чем?
— Каутером.
— Хорошо. А когда рана уже прижжена и зашита, что вы будете делать потом?
— Нанесу медовый бальзам и наложу повязку. Под конец накину на руку перевязь, чтобы она оставалась в покое.
— Это все?
— Да.
— А вот и нет! Вы забыли, что рука раненого все еще привязана!
— Простите, э-э-э… Ну, разумеется, перед тем я сниму ремни.
— В хирургии нет ничего само собой разумеющегося, молодой человек!
Испытуемый проглотил ком, вставший в горле.
— Разумеется, сэр.
— А зачем нужна повязка?
— Повязка?
— Вы не ослышались, повязка.
— Но, сэр… — Его голова работала не слишком долго, чтобы переварить такой лишний, на его взгляд, вопрос. — Повязка защищает рану от внешних воздействий: например, пыли, вредных испарений… Кроме того, она впитывает в себя выделения из раны и удерживает мазь или другое средство на нужном месте.
— Это все?
— Нет, сэр. Повязка также оберегает поврежденную конечность от давления или напряжения, ограничивает движение подвижных членов.
— Recte! — Клауэс был доволен. Он снова развернулся к схеме. — Левый глаз «раненого» обожжен раскаленным железом. Curabilis?
— Глаз, к сожалению, нет, но, думаю, что рана может быть залечена. Я бы рекомендовал отвар льняного семени.
— Почему льняное семя? — опешил экзаменатор. — Почему не какая-нибудь хорошая мазь?
— Любая мазь не оттянет из раны достаточно жара.
— Как это?
— Но, сэр, жар, вызванный огнем, — это особая статья. Он крайне опасен и лют. Согласно учению о четырех жизненных соках Галена, жар лучше всего побеждается противоположным элементом. В нашем случае это вода, льняной отвар, теплый и щадящий. Льняное семя заливают кипящей водой, настаивают и полученным отваром пропитывают повязку. Ее накладывают на рану, и лен оттягивает все ядовитые соки и устраняет жар.
— Recte! Хорошо сказано! — Клауэс был под впечатлением, и Банестер выглядел довольным. Он поднял свое грузное тело и встал рядом с экзаменуемым.
— А раз так, я вырву вас из лап Клауэса. Следуйте за мной! — Тяжелой поступью он направился в противоположную сторону зала, где стояли прикрытые холстом скамьи. — Харви! Поди-ка сюда!
Личный слуга, который до сих пор скромно сидел в углу, рысью поскакал к господину, приставив ладонь к уху:
— Слушаю, профессор!
Банестер коротким жестом указал на скамью:
— Открой, но осторожно!
Харви выполнил указание. Блеснул металл. Изобилие первоклассного хирургического инструмента слепило глаза. Экзаменуемый застыл, пораженный.
— Что, хорош ассортимент? Вы и… — Банестер не успел восторжествовать. Его верхняя губа задрожала, на глаза навернулись слезы. — А-а-а-апчхи!
— Будьте здоровы! — улыбнулся сероглазый экзаменуемый, пока Банестер копался в поисках своего платка.
— Вы бы знали, какую он питает к ним слабость! — встрял Клауэс, подошедший вместе с Вудхоллом. — Изумительный инструмент!
Глаза молодого человека благоговейно перебегали с одного предмета на другой:
— Не просто изумительный…
— Правда? — Банестер основательно прочистил нос и, вытерев напоследок под ним, сказал:
— Но прежде чем вы начнете восхищаться, не могли бы вы мне назвать эти предметы? — Он взял в руки инструмент, заканчивающийся на одном конце удлиненным лепесткообразным язычком.
Экзаменуемый не медлил ни мгновения:
— Шпатель, сэр. Он имеет множество сфер применения. Его форма лучше всего годится для того, чтобы прижимать язык, когда необходимо открыть обзор между нёбом и гортанью. — Он повел рукой вдоль скамьи. — Я вижу, у вас целая куча шпателей для прижимания и разжимания органов. Но шпателями можно также смешивать и растирать лекарства, они годятся даже для прижигания.
— Право, молодой человек, вы не даете мне и слова вставить, опережая вопросы, — проворчал Банестер. Но, по правде говоря, ему понравилось, с каким пылом парень отнесся к его сокровищу. Кто любит инструмент, умеет с ним и обходиться. — Здесь и вправду множество шпателей. Но, как вы видите, не только. Есть и другие инструменты.
Один за другим он поднимал зонды, скальпели, иглы, пилы, костные долота, раневые крючки, зажимы, ланцеты, трепанационные щипцы и многое другое. И каждый раз экзаменуемый не только знал названия предметов, но и описывал их свойства и возможности применения. Наконец, экзаменатор взял в руки особо диковинный предмет с тремя искривленными металлическими стержнями, похожими на сведенные вместе большой, указательный и средний пальцы. От одного из «пальцев», расположенный под прямым углом, находился винт с резьбой. Два других были соединены с ним выступами.
— А что это такое, знаете?
— Конечно, сэр. — Юноша взял инструмент в руки и показал на три «пальца». — Эта конструкция называется priapiscus. Один из «пальцев» может ослабляться благодаря резьбе, а два других будут автоматически расходиться. Это распорный аппарат, который носит название speculum.
— Очень хорошо. И где же он применяется?
— При обработке ануса и вагины. Он бывает различных размеров. Большей частью priapiscus состоит из двух или трех «пальцев», но иногда встречаются и четыре. Инструмент используется, чтобы, зафиксировав разъем, хирург мог спокойно работать.
— Четырехпалечный самый мощный. Вы знаете, в каких случаях он применяется?
— Э… честно сказать, нет, сэр.
— При родах. Вам уже приходилось вспомоществовать женщине в ее трудный час?
— Нет, сэр.
— Нет? Ну…
— Мой дорогой Банестер, вряд ли для корабельного хирурга этот аспект имеет основополагающее значение, — неожиданно подал голос Клауэс. Последняя дискуссия его утомила, и он жаждал сменить тему. — Среди матросов нет женщин, а мужчины вряд ли когда-нибудь разродятся. И уж тем более не в море! — Он закряхтел над собственной шуткой.
— Думаете? — Банестер вначале не понял, а потом рассмеялся. — Мужчины, которые разрешаются от бремени в море! Ха-ха-ха!