Страница 3 из 7
«Население, – говорит далее В.Г. Болдырев, – как выразился один из хабаровцев, переживает „тихую радость освобождения'4, но не проявляет боевого энтузиазма. Действительно, положение населения этой полосы, привыкшего к былому приволью, было тяжким, оно ничего не могло получить из блокированной, разоренной советской России, не получало товаров и из богато снабженного Владивостока, отгороженного фронтом Гражданской войны. Проникавшие через китайцев товары требовали соответствующей валюты. Следует отметить также, что на фоне апатии, неуверенности в завтрашнем дне заметно, что многие, в том числе и железнодорожники, ликуют, но главным образом из-за перехода от коммунистического пайка к жалованью – денег давно уже не видели».
26 декабря в Гродекове открылся очередной круг Уссурийского казачьего войска. Свои впечатления о нем В.Г. Болдырев передает так: «Фронт требовал подкреплений, но ни вооруженные группы семеновской ориентации, ни уссурийское казачество этого подкрепления не давали. У последних (казаков-уссурийцев) в Гродеково для решения своих вопросов, в том числе и вопроса о вооруженной поддержке похода на Север, созывался очередной казачий круг. Меркуловым надо было удержать казаков на своей стороне: их фракция в Нарсобре еще кое-как обеспечивала хотя и ничтожное большинство, а главное – они нужны были для закрепления боевых успехов. В Гродеково с этой целью должен был поехать Н. Меркулов; туда же послали свои делегации Нарсоб и Совет несоциалистического съезда. На открытие круга собралось более пятидесяти делегатов. Северные округа, охваченные гражданской борьбой, запоздали с присылкой своих представителей. Председатель, войсковой атаман Савицкий, открыл заседание, очертил будущую работу круга и предложил заслушать приветствия. Первым говорил довольно долго и толково Меркулов. Он охарактеризовал работу правительства, создавшееся, в связи с началом военных действий, настоящее положение и энергично звал казаков к поддержке». В.Г. Болдырев выступил от имени президиума Нарсобра. «Были приветствия от армии, от совета съезда казачьих войск, от крестьянской фракции Нарсоба и т. д. Все речи горячо принимались, хотя вообще круг производил впечатление или сдержанности, или неловкости, непривычных к большому залу делегатов. Чувствовалось, что мысли съехавшихся казаков не здесь, а там, где гремят уже пушки и льется кровь. Надо было оформить свое отношение к начавшейся войне. Они имели уже большой опыт и хорошо учитывали его последствия. Красные, белые, партизаны, хунхузы, все в той или иной степени ослабляли и разрушали их хозяйственную мощь, требовали материальных и личных жертв. Они аплодировали призыву правительства, но в то же время жадно ловили намеки на возможность мира и соглашения. Особого порыва, во всяком случае, не было».
При движении на север белые сделали ставку на население, на действенную помощь его живой силой. Дабы привлечь симпатии населения, а также ввиду известного соглашения японского командования с ДВР, стеснявшего свободу действий русских вооруженных сил в Южном Приморье, белые власти должны были если не изменить, то, во всяком случае, подновить знамя белой борьбы, сделать его близким и приемлемым для широких масс населения. В результате появились «белые повстанцы». Под этим именем шли на север остатки бывших армий Восточного противобольшевистского фронта, сыны далеких Приморью краев, чины войск Временного Приамурского правительства – 3-й стрелковый корпус и части, приданные ему. Для привлечения на свою сторону населения и поднятия его на вооруженную борьбу с ДВР белыми были выкинуты лозунги: «Белые повстанцы идут, чтобы освободить крестьян от красных разбойников», «Для белых выше всего – воля народа», «Ничто не будет браться от населения силою: ни мобилизованных, ни подвод, ни хлеба, ни имущества», «Довольно терпеть дольше лжецов и насильников-комиссаров, им не место среди честных рабочих людей», «Долой комиссаров, да здравствует свободная воля, да здравствует власть трудового народа», «Долой грабителей, прочь руки от крестьянского имущества», «Довольно войны, довольно грабежей и безобразий, все по домам, все за работу», «Крестьяне, отзовите ваших сыновей из красных партизанских отрядов, мы, каппелевцы, не тронем ни одного партизана, вернувшегося к мирному труду», «Белоповстанцы никого не обижают, никого не мобилизуют, а всех перешедших к ним красноармейцев и партизан с миром отпускают по домам», «Да здравствует Всероссийское национальное учредительное собрание», «С народом за свободу и счастье народа». Временное правительство обещало «не допустить ни анархии, ни атаманщины». Воззвания, а главным образом поведение белых частей и чинов делали свое дело – осторожно встретившее пришельцев население стало очень скоро относиться к ним с симпатией, но своих сыновей до поры до времени не посылало добровольцами в белые части. Тогда в воззваниях наряду с вышеперечисленными фразами появились новые: «Станем дружно вместе с белоповстанцами на защиту нашей худобы», «Не дадим своих лошадей и смертным боем будем бить тех, кто их берет», «Неужели вы не поддержите белых повстанцев, которые уже нанесли могучий удар красным бандитам?», «Куй железо, пока горячо», «Крестьяне и казаки, пополняйте ряды белых повстанцев добровольно», «Вступайте добровольцами в ряды белых».
Но все эти воззвания и шумиха, поднятая в печати, без активных работников в среде населения, были малодейственны и шли на обертку. Шумиха оставалась только шумихой, а для действительного пополнения рядов действующей армии было сделано мало, еще меньше было сделано в деле ее снабжения всем необходимым в зимнюю пору. Не говоря уже о том, что из деятелей, усиленно подготовлявших майский переворот во Владивостоке, на словах много говоривших о спасении России, никто не взял в руки винтовки и не пошел на фронт, очень многие лица, искренне считавшие себя за белых, делали вид, а быть может, даже и считали, что вооруженная борьба с большевиками им не нужна, что эта борьба чуть ли не преступна, а что с коммунистами следует бороться как-то иначе… Уж не убеждениями ли? Как относилось население Владивостока к борьбе белых с красными, можно указать на следующий пример: во Владивостоке существовала странная организация: «Союз офицеров-грузчиков». Конечно, когда во Владивостоке сидел коммунист Антонов, от сильной нужды хорошо быть и грузчиком, но, когда братья по оружию находятся на фронте, тогда, казалось бы, офицер должен был бы пойти в ряды армии. Однако в армию не пошел ни один, но все предпочли остаться грузчиками. Этот факт весьма характерен и показателен, ибо дело тут не в том, что некоторые «офицеры-грузчики» были больше грузчиками, чем офицерами, и не пожелали менять своей профессии, и не в том, что другие имели свои личные или семейные причины не идти, а в том, что они все остались глухими к делу борьбы за Россию, им всем было безразлично, что творится вокруг.
Интересной и характерной фигурой для того времени является видный политический и общественный деятель белого Приморья С.П. Руднев, автор книги «При вечерних огнях». Его любовь к России и желание для нее потрудиться не подлежит сомнению. Но он типичный, выбитый из колеи интеллигент. Он гордится правительством, просуществовавшим под русским флагом более года, более других правительств, и не видит или не хочет видеть, что это было, собственно, с разрешения японцев, от желания коих в любую минуту этот флаг мог и спуститься. Руднев готов бороться за Россию, но только словами, добрыми пожеланиями, законодательными проектами. Говоря о своей работе в Омске, он сознается: «Да и вся-то работа в беженстве была, как подумаешь теперь, такой же никчемной и напрасной, а ведь тогда и думалось и верилось, что делаешь нужное и полезное дело». И тем не менее он и в Приморье, как и в Омске, продолжает эту «никчемную» работу и отдается ей целиком. А борьбу оружием, единственным убедительным средством, он называет авантюрой. Не всем, конечно, сражаться с оружием в руках, нужно работать кому-то и в тылу, но С.П. Руднев одно называет «никчемной», а другое «авантюрой». И таких было много, и все они одновременно и стремились к чему-то, и колебались, и верили, и сомневались, и готовы были на все, и боязливо останавливались перед препятствиями… Не то было у красных. Их вожди имели перед собой ясные цели. Они ошибались, делали многое впустую, переделывали вновь, но своей работы не называли «никчемной» и «авантюрой».