Страница 2 из 14
Иван Федорович был из тех, кто упек меня в колонию. И хотя не он был инициатором этого беззакония, но в итоге пошел на поводу у Гуля и прокурора и не отменил приговора. А ведь адмирал, как и я флотский до мозга костей и должен понимать, кто чего стоит. Но нет, выкинул меня с флота, как безродную дворнягу. А что в итоге? Понадеялся на свой флотоводческий талант и на горе помощников! Похоже, я сильно был зол на командующего и эта инфантильная обидчивость мне самому не нравилась. Таисия, несмотря на свой юный возраст, сейчас вела себя гораздо разумней, чем я…
Ладно, на одном Иване Федоровиче свет клином не сошелся. В Черноморском флоте есть, по крайней мере, еще один адмирал, с авторитетом не меньшим, чем у нашего главкома. Кондратия Витальевича Белова я знал мельком и больше по рассказам моего крестного, тоже адмирала российского флота. Белов был одного возраста с Самсоновым, и начинали они службу практически в одно время, молодыми капитан-лейтенантами, окунувшись сразу после учебы в Первую Александрийскую войну.
В отличии от Ивана Федоровича, с молодых лет заявившем о себе, как об инициативном, делающим карьеру офицере, Белов никогда не стремился вылезти вперед, просто без попыток как-либо выделиться, делал свою работу. И надо сказать, делал ее хорошо. Именно Кондратию Витальевичу пророчили первому адмиральские погоны, настолько он достойно показал себя и в боях и на маневрах. Однако продвижению по службе Белова мешала опасная привычка этого офицера говорить все, что думаешь в глаза, невзирая на чины, звания и целесообразность.
Прямолинейность и решительность адмирала вошли в поговорку, что кстати нашло свое отражение и в его боевом никнейме. Белова за глаза и открыто величали не иначе, как «Бычий глаз». Своим грозным взором и упрямостью он действительно чем-то напоминал буйвола — бесстрашного и безэмоционального. Сколько благодаря этим качествам адмирал нажил себе врагов, но еще больше своим профессионализмом спас жизней своих моряков.
В общем, с карьерой у Белова было не все радужно, многие его сверстники ушли далеко вперед, а он отмечал свой пятидесятилетний юбилей до сих пор в должности всего лишь командира дивизии, хотя по три больших звезды на погонах имел по праву. Вот и сейчас Кондратий Витальевич находился во главе своей уже родной — 2-ой «ударной» дивизии в составе флота Самсонова, хотя опытом и мастерством флотоводца обладал не меньшим, чем у сегодняшнего командующего Черноморским флотом.
Я запомнил слова крестного о Белове: «этот командир не знает, что такое субординация, но это мелочь, в сравнении с тем, на что он способен в бою»… Поэтому, когда я услышал, что Кондратий Белов будет рядом с Самсоновым, мне стало легче. Теперь возле командующего находится человек, который если увидит ошибку, то тут же скажет о ней, и плевал он на то, кто стоит напротив, хоть сам государь-император. Мне очень нравился этот адмирал, хотя близко мы не были знакомы, встречаясь лишь несколько раз на общих совещаниях…
К чему это я говорю. Конечно, не только у Таси голова была забита мыслями о том, как сложится судьба нашего флота и всей этой войны, лишь просто хотел, чтобы она хоть ненадолго отвлеклась и больше улыбалась. Кстати улыбка ее действительно стала редкостью…
— Не могу прийти в себя после уничтожения «Седель-Бахра» и всего его экипажа, — призналась она мне на это. — Я все понимаю, и для чего это нужно было сделать, и вот перед глазами только что погибли наши корабли… Но все равно стоят в ушах крики тех несчастных, которых я сожгла плазмой своих орудий…
— Скоро привыкнешь, — коротко ответил я, решив, что не буду придумывать успокоительные речи, а сразу поставлю ее перед реальностью.
— Не привыкну, — мотнула княжна головой.
— Привыкнешь…
— Нет…
— Не спорь, мне лучше знать…
— Ты говоришь, как мой отец, — недовольно поморщилась Тася. — Он тоже любит выдать эдакое бездоказательное, сославшись на мой возраст и отсутствие опыта…
— Он просто больше знает, чем ты.
— Ой, хватит! — воскликнула девушка. — Как снова домой попала…
— Давай мириться, предлагаю сегодня в честь моего возвращения из мест лишения свободы, а также победы российского флота мы не говорим и не думаем о ближайшем будущем, — сказал я, приобнимая мою подружку. — А с завтрашнего утра начинаем усердно думать, о том, как уничтожить страшных американцев и противных османов. Договорились?
— Договорились, — Тася хлопнула ладонью по моей ладони. — Но не обмани…
— Когда такое было?
— Да, постоянно…
В это время в медицинский отсек с криками и шумом ворвалась целая орава моих товарищей и знакомых, узнавших, что я на корабле и пришедших справиться о моем здоровье.
— Нет, шеф, я прибью «стекляшку»! — воскликнула Наэма, когда увидела меня. — Со слов этой куклы вы лежите практически при смерти, а на самом деле у вас только мордашка помята. Мы то уже на венок складывались, а тут все отлично… Ну я устрою Алексе!
— Во-первых, здравствуй Наэма, — начал я, пытаясь сделать строгое лицо. — Я, конечно, растроган заботой обо мне, но куда, черт возьми, делась субординация!
Однако мои приятели меня сразу раскусили и кинулись обниматься. Ладно бы только Белло и Гинце, сам великан Дорохов тоже полез с объятиями, чуть меня не задушив при этом. А впереди всех летела целоваться маленькая рыженькая Варя Волынец. Я поплыл от такой милоты, как приятно и даже немного неожиданно было видеть искренние теплые чувства по отношению к себе.
— Меня не было всего несколько суток, — изумился я, пытаясь выбраться из-под завалов друзей. — Когда вы успели соскучиться? Лично я о вас вообще в это время не вспоминал…
— Неправда, неправда, вспоминал! — закричала Варя, пытаясь меня поцеловать, а я в шутку сопротивлялся этому.
Я был очень рад, что девочка не замкнулась в себе после того, что произошло с ее родителями, детский разум иногда способен невероятно быстро восстанавливаться, несмотря на любые пережитые кошмары. От замкнутости и нелюдимости Вари не осталось и следа, а значит, с ней все будет хорошо.
— Оч-ч-чень рад видеть вас, госс-споддин адмирал, — выдавил Кузьма Кузьмич, пытаясь изобразить на своем полуметаллическом лице подобие улыбки.
Гинце верный себе, пожал мне руку и скромно отошел в сторону о чем-то перекинувшиь парой фраз с Таисией.
— Я тоже рад всех вас видеть, — ответил я. — Но главной радостью для меня явилось то, что наш «Одинокий» выжил и выстоял в этом аду, а значит, еще повоюем.