Страница 12 из 13
– Любовь, – кивает он. – Садись в машину, Любовь, и мы поедем домой.
– Не обязательно бросать своих прелестных друзей из-за меня.
– А это решать уже мне. Садись. Пожалуйста.
– Ладно, – сдаюсь я под напором его невозможных глаз, которые горят… раскаянием, представьте себе. Может, мне показалось? Но и его "пожалуйста" прозвучало достаточно искренне.
Плюс, я замочу его кресло – тоже своего рода отмщение. Ох, мой сводный брат вынуждает меня быть злорадной!
Едем мы обратно в напряжённом молчании, я, словно чувствую кожей плотный туман нашего недоверия по отношению друг к другу, и потому, как только машина останавливается на парковке недалеко от фонтана, сразу же выскакиваю из салона и быстро иду в дом.
Мирон нагоняет меня у двери в мою комнату, в очередной раз, но очень аккуратно и нежно, обхватывая моё запястье:
– Люб, я хотел…
Не обращаю внимание на подскочившее к горлу сердце и выдёргиваю свою руку из его пальцев:
– Ещё как-нибудь меня унизить? Хватит, Мирон. Давай просто договоримся не трогать друг друга. Ты не касаешься меня, а я – тебя. И все будут довольны, верно?
Я не жду его ответа, открываю дверь и закрываю её перед его носом. На замок. Правда, хватит. Это всё слишком выматывает. Заставляет чувствовать меня то, что я не хотела бы чувствовать.
Я ещё долго и бездумно сижу на краешке кровати, а затем иду в душ. Он-то и приводит меня в себя окончательно. А укладываясь спать, я вижу, как индикатор на моём телефоне сигнализирует о входящем сообщении:
"Мирон придурок, огонёк".
Я сажусь в кровати, чувствуя, некоторое волнение:
"Кто это?"
"Думаю, ты уже догадалась (подмигивающий смайлик)".
Глава 9. Любовь
В тот вечер я ещё долго не могла уснуть. Сначала у меня не было особого желания общаться с Виталием, но, в конце концов, он меня разговорил. И… мне понравилось с ним общаться! Возможно, потому что он действительно хотел меня узнать, и как бы я не старалась, не переводил тему разговора на себя. Шутил, паясничал и всегда возвращался к моей жизни. Лично я считала её скучной, но его интерес, словно и для меня делал её занимательнее.
Что касается Мирона… Кажется, он прислушался к моим словам, и мы держали дистанцию друг от друга. Правда, это не помешало ему предложить заранее учить меня водить автомобиль, когда во вторник за ужином папа заговорил на тему моего будущего получения водительских прав. Я бы с удовольствием отказалась, но отец решил, что это отличная идея, а я…
Я вернулась к самой себе и ужасно стыдилась того, что произошло на той вечеринке. Стыдилась своей несдержанной ярости. И когда на утро Мирон явился, – чем немало удивил всех за столом, – на завтрак, когда Галина начала интересоваться, как мы развлеклись, я очень переживала, что он расскажет о том, что я сорвалась и накричала на него. Но Мирон молчал, словно давал мне шанс поделиться с родными своей версией событий. Или же хотел убедиться, что я не расскажу о том, что он настроил своих друзей против меня.
Кстати, ранее в тот же вторник, после урока английского языка, я осмелилась и позвонила Ксении с просьбой составить мне компанию в походе по магазинам. И теперь в шкафу в моей спальне висели новенькие, с дырками на коленях, джинсы, пара футболок на мой вкус, короткие джинсовые шорты, – которые уговорила меня купить моя новая подруга, – и белоснежное платье в пол из невозможно воздушной ткани на тонких бретельках. Мы ужасно здорово провели тот день вместе. Разговаривали, шутили. Даже делились переживаниями. Словно знали друг друга много лет. Наверное, так и бывает, когда встречаешь своего человека.
Я, кстати, очень переживала, что трачу деньги отца, но он в тот день не подал и виду, что я, возможно, зашла в тратах слишком далеко. Как вариант, он просто не следил за покупками, сделанными с карты. А если бы я случайно превысила лимит, то ему пришло бы оповещение об этом. Впрочем, доводить до этого я не планирую – вторничный шопинг в ближайшее время не повторится. Единственное, на что я ещё могу потратить его деньги – так это такси, и то, только при необходимости.
Сегодня у меня по плану занятие по фортепиано, которое проходит вечером, так как Школа Искусств, та самая, в которую поступила Ксения, проводит внеклассные уроки исключительно по вечерам. И я нечаянно думаю, что тоже могла бы туда поступить, если бы не необходимость бизнес-образования, которое поможет обеспечить мне безбедное существование. С удовольствием, стала бы эстрадной певицей, будь эта профессия надёжной, а я – посмелей и поуверенней в себе.
А днём запланирован урок по вождению с Мироном…
Я трусливо рассчитываю, что он его пропустит. Забудет. Передумает. Решит не тратить своё время.
Но он заходит в гостиную ровно в назначенное время. Мы не оставались с ним наедине с "моего позорного" воскресенья, и моё сердце начинает набирать обороты. Щёки и шея горят от его пристально-насмешливого взгляда. Ладони потеют. Интересно, он когда-нибудь перестанет так на меня действовать?
Сегодня на нём толстовка и черные джинсы, на голове, как всегда, беспорядок. Но что-то в нём, на мой взгляд, неуловимо изменилось. Насмешливость в его глазах, словно потеплела. Стала более дружелюбней, что ли… Очень странно.
– Тебе очень идёт синий цвет, фенек, – кивает он на мою новенькую, синюю футболку с принтом в виде ярко-оранжевого солнца. – Как, впрочем, весь этот бунтарский образ.
Да, на мне те самые джинсы, а волосы я собрала в небрежный, высокий пучок. Кажется, я вовсе не старалась специально впечатлить его своим новым внешним видом, но подсознательно, наверное, надеялась на это. И теперь не могу понять, говорит он искренне или в очередной раз издевается.
Ответить я не успеваю, потому что в гостиную в сопровождении горничной входит… та, кого я вообще не ожидаю сегодня увидеть.
О, ужас.
Я подскакиваю с дивана и выдыхаю:
– Бабушка?
Она молча осматривает меня с головы до ног цепким взглядом и слегка морщит нос:
– Что с тобой сотворили за эти несколько дней, Люба? Разве, в этом доме не принято выглядеть прилично? – а затем она переводит взгляд на Мирона и так же цепко оглядывает его: – Пожалуй, мне всё ясно. Ты, должно быть, Мирон, сын жены Андрея. Которой, по всей видимости, плевать, как выглядят её дети.
Бабушка брезгливо морщится и с уверенностью не свойственной для гостьи проходит к одному из кресел и усаживается в него с прямой спиной:
– Дорогая, присаживайся напротив. Я уже распорядилась на счёт чая.
У меня глаза готовы вылезти из орбит, но я смотрю в пол и послушно иду к другому креслу. По пути вспоминаю про Мирона и бросаю на него короткий взгляд. Он с недоумением смотрит на мою невозмутимо-наглую родственницу. Это всё – аристократические корни, которыми моя бабушка и мама очень гордятся. Всё, что осталось у них от когда-то благородной семьи наших предков.
Кто бы мог подумать, что визит бабушки "спасёт" меня от двух часов в обществе Мирона.
– Люблю чай, – вдруг, улыбается Мирон и проходит к дивану. – И буду рад составить вам компанию.
– Что вы, молодой человек, это совсем не обязательно, – немного раздражённо замечает бабушка.
– Не обращайте на меня внимания, общайтесь с любимой внучкой. Вы, наверное, очень соскучились по ней. А я, правда, жесть, как люблю чай.
На слове-паразите бабушка морщится, а я хочу усмехнуться, потому что понимаю, что Мирон сказал его специально. Но что он задумал?
– Что ж, Люба, – бабушка отрывает неприязненный взгляд от Мирона и смотрит на меня. – Расскажи, пожалуйста, как твои дела. Сразу замечу, что твоей матери будет очень интересно узнать, по какой причине ты стала позволять себе так выглядеть.
Я не хочу, но ругаюсь. Мысленно, разумеется.
Минут двадцать она заваливает меня вопросами по теме моей успеваемости по внеклассному обучению. Я терпеливо и послушно рассказываю о том, что всё в порядке. Что прилежно изучаю иностранные языки, внимательно слушаю наставления преподавателя по балету, а сегодня на фортепиано буду разучивать новую, достаточно сложную композицию. Мне не очень комфортно рассказывать о том, какая я никчёмная при Мироне. Особенно неловко становится, когда бабушка почти после каждой моей фразы напутствует о том, чтобы я лучше старалась.