Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12

«Сейчас всех расшугаю», – решил Пожарский и тотчас, обо всем забыв, плюхнулся рядом с девчонками.

– Хочешь? – предложила Светка, протягивая надкусанный бублик.

– Не-а, сыт, – отказался он. – Как дела?

Вздохнув кротко, как старушка, которой белый свет не мил, Светка ответила:

– Живому все хорошо.

– Ну-ну, – Колька отдал ящичек. – На вот, передай поросенкам. Оля, чего там, пошли? А то хорошо бы вечером успеть в киношку.

– Точно, точно, – заторопилась Оля на словах, на деле лишь лениво пошире открыла глаза. – Побежали, побежали…

Подождав для приличия несколько мгновений, Колька потянул лентяйку за руку:

– Вставай давай, времени нет на солнце мурлыкать.

Несмотря на солидные и бесспорно ценные замечания, оказавшись наедине в библиотеке, Колька не сразу принялся за дело, а потратил некоторое время на более приятные вещи.

– Отстань, пластырь! – отбивалась Оля без особого возмущения. – Лишь бы языком болтать, только что на улице подгонял: быстрей-быстрей. А сам что?

– Права ты, Ольга, мудрейший из всех человек, – важно согласился Колька, занимая наконец руки инструментом. – Хорошенького понемножку. Показывай, где у нас с тобой не в порядке.

Оля быстро раздавала ценные указания – укрепить, выправить по высоте, устранить перекос и прочее в том же духе. Парень кивал, про себя отмечая, что очень правильно он себе выбрал именно эту девчонку: шутка ли, найти среди этих, в юбках, тех, что в состоянии внятно разъяснить и что надо, и чем недовольны. Взять самых достойных из них, ту же Царицу Тамару. Никогда толком не скажет, чем недовольна. Чуть что не по ней, надувается, как мышь на крупу, и будь любезен сам догадываться, в чем провинился.

Оля же, очертив фронт работ, с чувством выполненного долга устроилась за столом и принялась якобы трудиться, черкая пером в каталожных карточках. И попутно щебетала, позабыв о том, что только что попрекала любимого человека болтливостью.

После того как дошли-таки старшие до загса, Ольгу стало не узнать. Светится вся, радость в глазах не угасает. При всем уважении к Акимову Колька не мог себе представить, чтобы кто-то мог так радоваться его постоянному присутствию. Особенно если разберет его желание поумничать, нотации почитать.

Ну а Олю все устраивало, даже то, что пришлось переселиться из изолированной комнаты в проходную. Ничего страшного – к тому же Палыч немедленно построил из подручного материала отличную ширму. Он вообще оказался изрядным домашним мастером: чуть какую неполадку откопает – и тотчас чинить берется.

– Стосковался по нормальной работе, – сострил Колька, в свою очередь укрепляя расшалившуюся полку.

– А что ехидничать? Человек наконец-то обрел свой дом… Не поверишь! Впопыхах позабыла как-то полы помыть, ну, думаю, не оберешься попреков. Бегу домой – глядь, Палыч намывает, да еще на коленках, аж до блеска. Я ему: Сергей Палыч, вы что, отдайте тряпку! А он такой: иди, Олюня, отдыхай, умаялась.

– От сладости аж скулы сводит, – признался Колька и тут же вспомнил, что позабыл сообщить:

– Слушай, новость какая! Батя… его сейчас командующим лабораторией сделали, я говорил уж?

– И не раз.

– Так вот он сообщил, что после получения аттестата меня устроят на работу.

Перо в руке Оли, которое уже давно бездействовало, так и дернулось и замерло.

– Ты… переедешь? – с деланым равнодушием спросила девушка.

– Обязательно, – таким же манером подтвердил он, – и ты со мной.

– Нахал, – покраснев, заявила Оля.

– Ничуть не бывало, – возразил Колька, отложил инструмент и извлек что-то из кармана. – Дай-ка сюда руку.

И прежде чем она успела сообразить, ловко надел на тонкий пальчик Оли колечко – простенькое, гладкое, несомненно, обручальное.

– Да ты что! Откуда?

– Сам выточил. С первой зарплаты куплю тебе настоящее. Смотри-ка, тебе в самый раз.

– Погоди.

– Никаких «погоди». Я до пенсии ждать не намерен.

И уверенно, хозяином, обняв Олю, собрался уже влепить от всей души практически супружеский поцелуй, но насторожился: со двора, с приоткрытого окна, ему послышались сдавленное сопение и возня – звуки тихой, но хорошей потасовки.

Деликатно отстранив девушку, Колька распахнул окно и привычно выпрыгнул на улицу.

6

Там и впрямь было весело. Дрались трое, поднимая такую пыль, что ног и рук, казалось, было не менее сотни. Колька, оценив ситуацию на благоразумном расстоянии, определил, что перед ним хорошо известные ему персоны, причем двое почти беззвучно, но старательно месят третьего.

«Не, это не дело», – решил Николай. И позабыв, что он без пяти минут специалист и семейный человек, с наслаждением ввязался в драку.

Что конкретно натворил Анчутка, он не знал, но точно знал другое: двое на одного – нечестно. Открытие второго фронта было как нельзя кстати, Яшка не справлялся, был, очевидно, не в форме. На пару же с Колькой они одолели двух взбесившихся мелких бурундуков – Саньку Приходько и Витьку Маслова.

– Проси пощады! – потребовал Яшка, уложив Саньку мордой в пыль и заламывая руку.

Колька, осторожно, но крепко удерживая Витьку, для острастки встряхивал его, пытаясь привести в чувство:

– Будет, будет кипятиться.

– Пусти! – шипел и плевался неузнаваемый Маслов, хотя глаза уже заметно вошли обратно в орбиты и пены на клыках поубавилось.

– Витька, не балуй. Успокойся, – увещевал Пожарский, не ослабляя хватки. – Яшка, дурак, плечо сломаешь!

– Я ему и шею сверну, – кровожадно пообещал Анчутка. – Он же сзади напрыгнул, падла, ты подумай!..

В этот момент Санька, извиваясь ящерицей, особенно остервенело лягнулся и пнул Яшку в живот. Тот взвыл, согнувшись пополам. Санька, вскочив на ноги, зажал ему локтем шею, принялся душить, и не на шутку. Пришлось бросить Маслова, который тотчас снова кинулся на Яшку, – и вся потасовка вернулась в первоначальное состояние.

– Прекратите немедленно! – надрывалась Ольга, беспомощно прыгая вокруг. – С ума вы сошли!

С диким визгом в компанию влетела Светка, но действовала она на удивление смело и решительно: с разгона, не разбирая, устремилась в гущу событий, орудуя зубами и ногтями.

Каша и гвалт стояли неимоверные, брызгами разлетались сопли и кровь. Хорошо, что старшеклассники заинтересовались, что там за пыль столбом под окнами библиотеки, за углом, а то неизвестно, чем бы дело закончилось. Зубы бы точно полетели.

С грехом пополам всех растащили, привели в чувство и уже уговаривали угомониться и бежать скорее на колонку сопли-кровь замыть, пока старшие не увидели, но тут некстати появился директор Петр Николаевич, а с ним, как назло, сержант Иван Саныч Остапчук.

– А вот и дельце, – чуть ли не потирая ладошки, порадовался он. Ухватил одной рукой ухо Приходько, второй – Маслова, в то время как директор удерживал за шиворот Анчутку:

– Пойдемте, деточки мои дорогие, на порку. Пожарский, ты тоже.

Для воспитательной работы Петр Николаевич уступил свой кабинет.

Иван Саныч, бережно установив фуражку на директорском столе, степенно устроился в начальственном кресле. Было заметно, что место это ему нравится (он аж зажмурился), и оно действительно старому сержанту шло.

– Так, – Остапчук встряхнулся, сгоняя неуместное благодушие, – вернемся к нашим играм. Что за махач на полянке?

Вопрошаемые – Приходько, Маслов, Анчутка и Пожарский – смирно стояли перед ним: старшие – чинно сложив руки, младшие – нахально задрав носы.

– Хорошо, спрошу по-другому. Из-за чего сыр-бор? Кто первый начал?

– Я, – решительно заявил Приходько, – да еще и закончу. Голову его поганую откручу и буду ею в футбол играть.

– Чью голову? – уточнил Иван Саныч.

– А вот его, – он ткнул подбородком в сторону Анчутки, чей сконфуженный, помятый и одновременно нахальный вид опытному глазу говорил о многом.

– Чем же он перед тобой провинился? Стоит ли друзьям…

Санька собрался было плюнуть, но спохватился и удержался: