Ма-ма

М. С. Парфенов

Ма-ма

В отличие от родителей, Настёна Рогачева в свои годы смущаться и сидеть тихонечко на одном месте дольше пятнадцати минут не умела и не могла. Вскочила, подергала маму Веру за подол платья, заскакала вокруг стола гарцующим жеребенком. Чудом не сверзила хрусталь с трюфелями, едва не споткнулась сама о вытянутые ноги дремлющего хозяина квартиры.

– Тише ты! – шикнул Дима Рогачев. – Не у себя дома…

Метнул в жену сердитый взгляд. Он‑то вообще в гости к Сатуровым идти не хотел и весь вечер ощущал себя не в своей тарелке, что и неудивительно посреди чужой посуды, столовых приборов, дорогой мебели, сувениров, игрушек.

Вера, покраснев, залепетала извинения.

– Ничего‑ничего, дорогая, пускай играет, – радостно взвилась Натали Сатурова. – Это же так мило, так искренне, по‑детски! Правда, Сержик?

Растекшийся на кресле пузом кверху Сатуров ничего не ответил. А Натали продолжала, обращаясь уже напрямую к Настёне:

– Солнышко, у нас так много красивых комнаток, где ты можешь спрятаться от мамы и папы! Хочешь, покажу?

Поднялась, чуть покачиваясь, как тонкое деревцо на ветру.

«Ну прям Галадриэль, – раздраженно подумал Дима. – Царевна эльфийская, мать ее ети».

Зубы Натали‑Галадриэль сияли винирами, губы пухли филерами, а глаза любовью – Диме от этого показушного, насквозь искусственного счастья стало еще больше не по себе.

– Мы покурим пока, – сказал он.

– Курите‑курите! Балкон полностью в вашем распоряжении.

– Тапки там… – взбрыкнул сквозь сон Сатуров. Волосатая рука с трудом оторвалась от подлокотника, повисела секунду в пьяной невесомости и мягко опустилась обратно. – Сами найдете, кароч…

Вечер пах свежестью и разгонял туман, осевший в голове после двух бутылок шампанского. Дима, прочистив горло, сплюнул в клубящуюся над слабо освещенным подъездом мглу. Вытянул из пачки сигарету, покрутил ее в пальцах.

– Надо бы нам уже собираться, тебе не кажется?

– А не слишком рано?

– Нет. Сколько мы тут уже кукуем, часа два? Как по мне, то это на два часа дольше, чем следовало бы.

– Просто не хочется их обижать.

– Да насрать уже, Вер.

Она поморщилась, но Дима слишком устал, чтобы выбирать выражения.

– Странные они… Это, блин, вообще самый странный праздник, на каком я только бывал.

– Ну, Дим, не стоит преувеличивать. Нормально же посидели.

– Они и без нас отлично справлялись. Вон, босс ваш, еще до нашего прихода нахрюкаться успел.

Жена посмотрела на него с осуждением. Дима давно перестал удивляться тому, как много разных эмоций она могла выражать одной лишь синевой своих глаз. Привык, хотя и продолжал любить Веру.

– Ты же знаешь, что я прав.

– Зря ты так. Все‑таки у людей горе.

– А к чему тогда это все, Вер? Почему только нас и позвали? Мы ж и не знаем их толком… Странно!

Внизу текла ленивая дворовая жизнь: подросток выгуливал овчарку, мужик склонился над открытым капотом «Калины», дама в широкополой летней шляпке искала среди опавшей листвы каштаны. В щелях плотной застройки алел кровоподтеками закат.

Вера прикусила губу.

– Сергей – владелец компании. Наташа – директор, начальство мое. Как тут откажешь?

– Нет, это понятно. Карьерный рост, все дела… Но вот ты, скажи, знала, что у нее днюха только в ноябре?

– Не знала, конечно.

– Вот и я думал, что тут толпа народу будет. Странно, опять же, что не отменили после случившегося, но у богатеев свои причуды – я так думал. А тут такое… Охренеть же, Вер.

Прикурил помятую сигарету от зажигалки, передал жене. Себе достал еще одну. Рядом зазвенел комар. Дима наугад выдохнул в сторону звука дым.

– А все эти вещички детские, по квартире раскиданные, ты видела? Коляска в коридоре стоит – разве ж это нормально…

– Ну, наверное, по‑своему переживают…

– Да они ведут себя так, будто ничего не произошло! Словно завтра собственной Настёной обзаведутся.

Он пару раз глубоко затянулся, собирая мысли «в кучку».

– Знаешь, что меня добило? Игрушки. У них даже в сортире на бачке какой‑то гном сидит. Гном, Вера. В сортире. Вот что это за хрень – дежурный по унитазу?

– Ох. – Она посмотрела внутрь комнаты, ища взглядом дочь. Кончик тлеющей в тонких пальцах сигареты начал едва заметно подрагивать.

– Понимаю, неудобно. Но ты сама подумай – они, начальство твое коллективное, решили отпраздновать день рождения неродившегося ребенка. Что само по себе… Нас позвали. Да еще с Настей. Разве это нормально? – повторил Дима.

– Настёна… – голос Веры дрогнул, когда она посмотрела на мужа. Со дна маленьких синих озер поднималась, проблескивая на концах ресниц маячками‑слезинками, паника. – Я думала, для Наташи это как антистресс…

– Спокойно. – Дима выхватил из ее трясущихся пальцев сигарету. – Просто давай уже собираться и уходить.

Сатуров храпел. Шелковая рубаха расстегнулась, обнажив кружево черных волос на жировом валике пуза. Мерно постукивал маятник механических часов. У телевизора сидел плюшевый розовый слоник. Со стены на взволнованных гостей взирала африканская (а может тайская, Дима не разбирался) маска. Они прошли мимо кресла, серванта, мимо стола с рюмками и бокалами, с мясными нарезками, магазинными соленьями, конфетами, нетронутым тортом с торчащей из него, как шпажка канопе, одинокой потухшей свечой.

– Наташа?.. – окликнула Вера. И уже громче: – Настенька!

В просторной прихожей никого обнаружить не удалось. В хозяйской спальне царила темень. Дима сунулся, нащупал выключатель. Надавил кнопку – пусто.

– На кухне нет! – с нарастающим волнением докладывала Вера. Хлопнула дверью. – В ванной тоже! Настя! Наташа! Настя‑а!!!

– Да не психуй ты…

Дима уже и сам разнервничался не на шутку. Заглядывая в одну, другую, третью комнату, ругал себя в мыслях – и как в голову‑то пришло доверить ребенка этой сумасшедшей? Пускай на минуту, но мало ли… В очередной раз пробегая мимо храпящего Сатурова, испытал дикое желание пнуть пьяного борова в жирное брюхо.

– Настёна! – позвал сам.

В памяти вспыхивали заголовки новостных лент: безумная старуха сварила внука в ванной; подростки замучили одноклассницу после школы; восьмилетний мальчик ушел от родителей‑алкоголиков и замерз в снегу. Какой еще снег в сентябре, господи, откуда?.. Воображение рисовало картины одну страшнее другой, но все без исключения – с участием Натали и Настёны.

«Без паники. Если в квартире их нет, значит, зачем‑то вышли».

Вернулся в прихожую, чтобы проверить замки, но тут же сообразил – ботиночки‑то Настенькины, вот же они, рядом с коляской чертовой. И курточка висит вместе с Веркиной, на одном крючке…

Коляска вдруг ожила и с протяжным, режущим уши воем вылетела ему навстречу. Колесо с силой ткнулось в голень, заставив охнуть от боли.

– Не нашли, не нашли! Я выиграла!

– Господи, Настя! – Вера, отпихнув мужа, подскочила к дочке. – Что ж ты пугаешь‑то нас так!

– Ма, – плеснула синевой из удивленных глаз Настёна. – Ну я же выиграла, правда?..

– Выиграла, выиграла, конечно же, выиграла, солнце! – Вера оглаживала золотистые волосы, целовала дочь в пухлые щечки и лоб.

– Тогда можно забрать себе? Можно же? Можно‑можно‑можно?!

Отлипнув от матери, Настёна повисла на коляске, запустив руки в люльку.

– Насть, ты чего? – Дима прекратил потирать ушибленное место.

А та, покопошившись, спрыгнула на пол и гордо предъявила родителям свою находку, которой оказался обычный голенький пупс. Тряхнула куклу в воздухе – пупс моргнул, одно пластиковое веко так и осталось полуприкрытым. А из маленького, будто лезвием вырезанного рта раздалось механическое, лишенное эмоций:

– Ма‑ма.

Онемев, Дима с Верой уставились друг на друга. В тишине тоненько скрипнула дверь уборной. В прихожую зашла Сатурова. Качало Натали так, будто несуществующий ветер заметно усилился за те десять минут, что прошли с тех пор, как она поднялась из‑за стола.