Команда

Кучер, не принимавший участия в общей беседе, видя такой поворот событий, хлестнул лошадей. Заржав, те резко взяли с места, и я понял, что опоздал. Слабым утешеньем служило то, что оставшийся подонок никуда от меня не денется. Подобрав остро заточенную полоску стали, зажал её в зубах и перерезал верёвки. Звуки торопливых шагов затухали где-то справа, но я лишь улыбнулся.

Сотни и тысячи человек, накопивших колоссальный боевой опыт, поделились своими навыками, чтобы такие как я смогли воспользоваться чужим умением. Видит Бог, никогда, даже в мыслях не стремился овладеть подобным мастерством. Но, раз уж подобное случилось — виновный будет наказан. Не испытывая злости и совершенно не думая о мести я шёл по следу. Воину не знакомы подобные эмоции. Так же, как неведома жалость.

Настиг его через пять минут. И тени злорадства не промелькнуло на моём лице. Когда, булькая кровавыми пузырями, подонок улёгся у моих ног, я вытер со лба пот, понимая, что боевой транс проходит. И организм, истощённый до предела, вот-вот окажется беспомощным.

Наугад выбрав направление, отошёл метров на пятьдесят и повалился на траву. Телу как никогда необходимы калории, а пережившему сильнейший стресс мозгу продолжительный сон. И, если с первым было довольно туго, что второе имелось в избытке.

Солнце светило в закрытые глаза, пробиваясь сквозь кожу век, а острый слух улавливал еле слышный топот копыт, тихое ржание и бряцание оружия. Мгновенно определив направление, осознал, что меня окружали восемь человек. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы взять в толк, что к чему. Сумевший скрыться возница вернулся с подмогой. «Интересно, ввели ли здесь мораторий на смертную казнь»? — Как-то вяло подумалось мне. Мгновенно напрягшись, тут же расслабился. И, полежав в неподвижности пару секунд, вскочил. В незнакомой местности пешему не уйти лошадей. И даже то, что в лесу преимущество всадников сводилось на нет, служило слабым утешением. И потому я решил сдаться. Нет, быть водворенным в тюрьму никоим образом не входило в ближайшие планы. Но зачем зря тратить силы, пытаясь выиграть скачки? Конечно, главным призом в этом забеге служит моя жизнь. Но, всё же, искренне считаю, что лучше находится с преследователями в равных условиях. При благоприятном стечении обстоятельств, завладеть лошадью не составит труда. А уж там посмотрим, кто кого.

Наконец, всадники показались в поле зрения. У всех были копья. К сёдлам приторочены слегка изогнутые сабли. Некоторые вооружены какими-то древними ружьями. У других — арбалеты. Одинаковые кафтаны из синего сукна недвусмысленно давали понять, что передо мной если и не представители власти, то, по крайней мере, члены структуры хорошо организованной. Давешний кучер, которому посчастливилось уйти, держался в отдалении. Увидев меня, он визгливо закричал.

Стараясь казаться как можно более безобидным, я демонстративно выбросил кинжал и, подняв руки, стоял в ожидании. Не тут-то было. Они не приблизились не то, что на расстояние вытянутой руки. Даже для одного, пусть и сравнимого с рекордным, прыжка было далековато. И набросили на меня сеть.

Жалея о так не вовремя выкинутом ноже, я забился, старясь дотянуться до валявшегося на земле оружия. Уже соглашаясь, что проиграл. Двое, державшие концы инфернального приспособления пришпорили скакунов и, почувствовав сильнейший рывок, я больно ударился головой.

Должно быть, эта, во всех отношениях чудесная командировка, так и пройдёт под девизом: «Ни дня без сотрясенья мозга».

Впрочем, экзекуция длилась относительно недолго. И, убедившись, что сеть затянута туго, меня для верности пару раз обмотали верёвкой и, взвалив на круп позади вздрогнувшего возницы, повезли на встречу с судьбой.

Два раза всадники останавливались промочить горло. На мои протестующие вопли поначалу не обращали внимания. И лишь во время второй стоянки, сжалившись, плеснули водой в лицо. Дорога заняла где-то часа три и, ближе к полудню, въехали в крепость. Но обитых стальными полосами воротах был изображён полумесяц. Правда, это ни о чём не говорило. Просто, отметил на всякий случай. Для общего развития, так сказать.

Не особо церемонясь, с сдёрнули сеть, изрядно при этом намяв бока, и столкнули в вонючую яму метров пяти глубиной. Зачем-то вспомнилось, что в варварские времена в моём мире, подобные норы, в которых содержались пленные, назывались «зинданами». Впрочем, может, я что-то и путаю. Гладкие стены колодца, выложенные из обожжённого кирпича, не оставляли ни малейшей надежды на немедленное освобождение.

Чугунная решётка, глухо звякнув, опустилась сверху и обо мне, казалось, забыли ещё на несколько часов. Уже ближе к вечеру, на верёвке опустили бурдюк, сшитый из грязной кожи, наполненный довольно несвежей водой и бросили к ногам кусок сырого теста. Морщась от отвращения, тем не менее, заставил себя съесть эту гадость. Кислая, отдающая квашнёй масса, неопределённого серо-желтого цвета комом легла в желудке, вызвав не вселяющие оптимизма мысли о завороте кишок. Запив скудный обед, я вытянулся на покрытом испражнениями каменном полу и постарался заснуть.

По-видимому, во все времена и абсолютно у всех народов служители дознавательных ведомств предпочитают работать исключительно по ночам. Не слишком миндальничая, на меня вылили ушат ледяной воды, «деликатно» намекнув, что пришло время идти на допрос. Затем решётка поднялась, и в яму опустили толстую жердь, к которой были прибиты поперёчины. Так толком и не проснувшись, кое-как обтёр лицо полой кафтана, превратившегося в тряпку, и стал взбираться наверх.

Стражники, окружившие зиндан, недвусмысленно держали копья наперевес. Агрессивности, однако, не проявляя, но всем своим видом давая понять, что шутки попросту неуместны. Подталкиваемый древками, я понуро плёлся в нужном направлении.

Войдя в здание, долго шли какими-то коридорами, вдоль стен которых торчали чадящие факелы. Наконец, оставшись снаружи, конвоиры втолкнули меня в низкую дверь. Машинально сделав несколько шагов, я остановился, привыкая к более яркому свету. Зал со сводчатым потолком производил угнетающее впечатление. Одетые в тёмные балахоны до пят, больше напоминающие халаты из «Тысячи и одной ночи», четверо сидевших на подушках за низким столиком в упор смотрели на меня. Низко надвинутые капюшоны закрывали лица. Но, даже не видя глаз, по одному лишь угрюмому безмолвию понимал, что происходит что-то важное. И, лично для меня, в любом случае не очень приятное.