Сладкая мука любви

– Чуть позже, – возразила Эмма.

Она повернулась к Уину и Джеду, стоявшим в непривычной близости друг от друга. Они явно не замечали этого, но тут вдруг смутились, как мальчишки.

– Сначала надо раз и навсегда разобраться с нашей знаменитой распрей, – заявила девушка, выпячивая подбородок. – Папа, вы с мистером Гарретсоном должны обменяться дружеским рукопожатием.

– Доченька, ради Бога, оставь это! Разве не довольно того, что этот человек находится под моей крышей, что я сказал ему «добро пожаловать»? Неужели я должен еще и…

– А почему бы и нет, папа? Сколько ненависти, боли, утрат принесла эта распря всем нам! Мало того, совершенно посторонние люди чуть не воспользовались ею против нас же! Разве этого недостаточно? Давайте положим конец вражде сегодня, сейчас, чтобы уже завтра все могло быть иначе. Прошлое пусть остается в прошлом, а мы подумаем о будущем.

Уин Маллой не нашел возражений. Когда измученная Эмма наконец оказалась в постели, в кругу семьи, она рассказала отцу и Коринне о том, что ждет ребенка. Будущее для всех означало пополнение семейства. Внук, подумал Уин, или внучка – все равно. В любом случае не только он, но и его давний враг станет дедушкой.

Эмма права – права во всем. Распря принесла достаточно неприятностей двум поколениям, и они просто обязаны избавить от нее поколения будущие.

Уин посмотрел на Джеда и неожиданно вспомнил то, что долгие годы было замуровано в самом дальнем уголке памяти: до той злополучной партии в покер они с Джедом были приятелями, хотя и конкурентами в делах.

– Что ж, я не против помириться, но только если Гарретсон признает, что игра была честная.

– Твоя очередь, отец, – усмехнулся Такер. Гарретсон-старший для начала оглядел собравшихся в гостиной. Он и раньше замечал, как близки отец и дочь Маллои, как заботятся друг о друге, как нуждаются друг в друге. Теперь это заново поразило его и заставило новыми глазами увидеть своего теперь уже единственного сына. Во взгляде Такера была та же надежда, та же просьба, что и в глазах Эммы. То, о чем он просил, было для него очень важно.

Черт возьми, он любил этого парня, любил Бо, любил Дороти – и ничего постыдного в этом не было. Любовь была не слабостью, а силой, без нее жизнь превращалась в безжизненный остов.

Все то, что Джед годами запрещал себе, внезапно с силой обрушилось на него. Он пошатнулся. Такер тотчас подхватил его под одну руку, Эмма под другую.

– Где у вас лекарство? – спросила она с искренней заботой, так тронувшей его однажды.

Джед молча покачал головой. Недомогание было тут ни при чем, и все же именно сердце виновато в этой внезапной слабости. Сердце с его умением чувствовать раскаяние, печаль, любовь.

С минуту он молча всматривался по очереди в лица своего сына и дочери своего врага, собираясь с духом. Ради Такера и ради милой, доброй, прекрасной девушки, которую тот любил.

– Вот что, – начал он, по обыкновению хмурясь, – на самом деле я всегда знал – да, черт возьми, знал, – что ты победил честно! Но не всегда нам под силу признать свою ошибку. Если бы в тот вечер я не перебрал лишнего и не поставил сдуру землю на кон… словом, я один виноват в том, что остался с половиной ранчо вместо целого. Так что, Маллой? Станется с нас забыть прошлое? Шестнадцать лет мы с тобой думали только о себе. Пора, черт возьми, подумать о том, что лучше для наших детей!

– Хорошо сказано, Гарретсон, – одобрил Уин хрипловатым от волнения голосом.

Две огрубевшие от работы руки одновременно протянулись навстречу друг другу, ненадолго встретились в крепком пожатии и снова отдернулись. Недавние враги, слегка потрясенные случившимся, одновременно сделали шаг назад.

– Только ради детей? – вмешалась Коринна. – А как насчет внуков?

Остальные дружно повернулись и уставились на нее. Экономка густо покраснела.

– А что я такого сказала? – спросила она с вызовом. – Я вовсе ничего и не имела в виду, если хотите знать! Ох, Эмма, прости, что я проболталась!

– Вчера вечером я сказала папе и Коринне, Такер, – объяснила Эмма, виновато заглядывая ему в глаза, так как секрет выплыл наружу раньше, чем они успели обговорить все между собой. – Все потому, что они без устали потчевали меня за ужином, а я отказывалась, и они не могли понять почему, раз у меня весь день крошки во рту не было.

– Ничего страшного, – успокоил Такер, обнимая ее. – Я тоже вчера сказал отцу, так что, выходит, это ни для кого не секрет.

– Да уж, мисс, так вышло, – примирительно произнес Джед, давая сыну звучный дружеский шлепок по спине. – Остается решить, когда свадьба. И где. По мне так лучше «Кленов» места не придумаешь. Гостиная у нас будет побольше, чем здесь, – объявил он не без удовольствия, придирчиво обводя взглядом помещение. – Она, правда, немного запущена, ну да женскому полу не составит труда ее обновить, было бы желание. Такер, ты что скажешь? Твоя мать была бы рада…

– Нет уж, – перебил Уин, в свою очередь, воодушевляясь. – Если у нас мала гостиная, то уж холл вместит много народу, да и столовая не уступит. Коринна, где то платье, в котором венчалась мать Эммы? Я так и вижу, как моя доченька спускается по лестнице во всех этих кружевах. По-моему, выдавать замуж должны в собственном доме.

– Скажите на милость! – фыркнул Джед. – Скоро ее дом будет в «Кленах»! Ты же не думаешь, Маллой, что Такер переберется сюда? Вот это был бы срам так срам! И потом, мой внук должен родиться на ранчо, которое потом перейдет к нему по наследству.

– То же самое я могу сказать про «Эхо»! – повысил голос Уин. – И потом, почему это внук, Гарретсон? С тем же успехом может родиться девочка!

– Девочка? Да ты спятил, Маллой! – вскипел Джед. – Сразу видно, что глуп, как пробка! Не отличишь сено от соломы! Разуй глаза, ведь твоя дочь начала зеленеть с самого первого дня, в точности как моя жена, которая родила мне двух парней! Ясно как день, что родится мальчик!

– Тоже мне повитуха! – рявкнул Уин. – Я нутром чую, что родится девочка, а ты просто старый болван, Гарретсон! Это будет девочка, и прехорошенькая, как ее мать, так что…

– Хватит уже! – во весь голос завопила Коринна и для большей убедительности грохнула сковородой об стену.

Оба спорщика опомнились и умолкли. Некоторое время в гостиной царила неловкая тишина.

– Значит, свадьба, да? – ехидно осведомилась экономка. – А я думала, что сначала делают предложение и принимают его.

– Хм… ты уже… того? – спросил Джед сына.

– Я пытался, но вы двое так орали, что я сам себя не слышал.

– Мы уже молчим, молчим! Не тяни время, парень, говори, что надо. И не вздумай стесняться, считай, что нас тут нет. Ну, чего ждешь?

– Не торопи его! – не выдержал Уин. – Не хватало еще, чтобы моей дочери делали предложение на бегу! Эмма имеет право…

– Право голоса в этом вопросе, – перебила та. – Папа, дай же нам наконец разобраться самим! Я согласна, Такер.

– А я еще ни о чем не попросил! – прорычал он, испепелив взглядом обоих отцов, чьи сварливые характеры испортили романтический момент.

Он-то намеревался сделать предложение по всем правилам – наедине, преклонив колено, с цветами в руках. Потом он хотел официально обратиться к Уину Маллою с просьбой вверить ему судьбу дочери. В конце концов, такая возможность выпадает только раз в жизни!

– Солнышко, не хочешь подождать, пока я скажу нужные слова? – спросил он и, смягчившись, улыбнулся.

– Ну, если ты так настаиваешь…

– Что, при всех?

– Почему бы и нет, если они дадут страшную клятву молчать как рыбы.

– Эмма совершенно права, и я со своей стороны обещаю… – начал Уин.

– Если ты сейчас же не покончишь с этим, парень, я просто не знаю, что сделаю… – вторил ему Джед.

– Да что же, мне придется стрелять в воздух, требуя тишины? – Такер вдруг заметил, что яростно сжимает в руке поникший букет вместо револьвера. Он положил его на стол, потом схватил снова и рывком протянул Эмме. – Это тебе!

– Как мило, Такер! Какой приятный сюрприз! – воскликнула девушка, и веселые бесенята в ее глазах вызвали в нем желание стиснуть ее в объятиях.