Страница 4 из 12
Да с замшелой металлоломной трубищей больше самого мужика?!
Вот и я не растерялась и приготовилась драпать, роняя разношенные участковые сапоги.
Однако, мужик весело сказал, шмыгая носом:
– Здрасьте. А я Вас знаю! Вы ведь врач?
Было в его простоте что-то подкупающее.
– Прошу Вас, – учтиво пропустил меня, когда лифт разверз перед нами пасть, провонявшую плесенью.
Я перепугалась напрочь. Несмотря на то, что на тот момент имела завидную комплекцию в сто двенадцать килограммов живого веса, и теоретически могла бы задавить мужика массой. Но убегать было как-то неприлично.
На всякий случай я нащупала в кармане связку ключей.
Пока лифт полз на седьмой этаж, мужик расспрашивал про участок. К кому еду. Не нагрянул ли грипп. Много ли вызовов. Тяжко ли работается. Я, глядя на зловещий остов трубищи и офигевая от странности ситуации, старалась отвечать.
Попрощался мужик дружелюбно и по-доброму. Выполз со мной на этаже и попёр свою трубищу выше.
Чуть позже я узнала, что соседи, то ли любя, то ли не принимая всерьез, ласково кличут мужика Юриком.
Юрик существовал в двух ипостасях: трезвой и запойной.
Запойный Юрик, грязный и общипанный, с взъерошенными кудряшками и подбитыми подглазьями, таскал с ближайших свалок металлолом. Тем и жил. Временами, подбухнув, беззастенчиво посапывал в кустиках, временами – сидел с бабушками на лавочке, полоща прохожих пустым одуревшим взглядом. Протрезвев и отойдя от запоя, Юрик превращался в импозантного джентельмена при джинсах и пиджаке: чистенького, смешливого и вежливого. Устраивался в ближайший ЖЭК дворником. И регулярно приветствовал меня, опасно размахивая дворнической лопатой:
– Куда сегодня идёт моя королева?
Юрик походил на трёхглавого дракона, первая голова которого разрыгивает пламя, вторая – нюхает цветочки, а третью отрубили нафиг. Оттого прозвала я Юрика Двуликим.
Поговаривали, что в девяностых у Юрика был бизнес, и жил он припеваючи. Но – то ли по простоте душевной, то ли по глупости – связался с дурной компанией. Разорился, сидел в тюрьме. Вышел с характерным букетом и зависимостями. Так и барахтался, аки поплавок: то ко дну пойдет, то рыпаться начинает, пытаясь выплыть.
Человек сам несёт ответственность за то, что с ним происходит. Но Двуликого, в отличие от остальных алкашей, отчего-то было жаль. Может, потому, что он так неистово барахтался, пытаясь, вопреки болезням и зависимостям, вернуться к нормальной жизни. Как живчик, а не как тело, пропившее душу.
Однажды Юрикову маму от весёлой сыновьей жизни шарахнул инсульт.
Придя на адрес впервые, я застала разорённую квартиру, грязную бабулю на голом матрасе и бухого, раздражённого Юрика.
– Что вот мне с ней делать?! – бесился Юрик, чуть ли не слезами заливаясь.
– Госпитализировать, – мрачно проговорила я.
– Вот ещё! У меня денег нет, чтоб врачам взятки давать!
– А Вы что, сами сможете ухаживать за ней? Лечить её?
Юрик только носом шмыгнул.
Взяла я отказ от госпитализации. Назначила консультацию невролога и препараты, не имеющие доказанной эффективности. Сложно дружить с доказательной медициной, когда ты – участковый терапевт.
Через пару недель вызов к бабуле поступил снова. По 03. Шла со страхом и долей брезгливости. Ожидала застать бухого Юрика на полу, или что похуже. Однако, квартира была чисто вымыта. Всё, что раньше валялось – поставили на место, всё, что было открыто – закрылось. Металлолом был сдан, бабушка – умыта и накормлена. А Юрик – отрезвлён реалиями жизни.
Вот я таблетки ей какие даю, – Юрик гордо показал таблетницу и перечислил все языкодробительные названия. Правильно, надо сказать, перечислил. – Днём уже выпили, осталось вечером. И вообще: не задерживайте вы нас. Я её ещё искупать сегодня должен.
Или придёт, бывало, Юрик на приём после очередного помутнения с пачкой документов на трудоустройство. А анализы – жуть жуткая!
– Ты иди, пролечись, – наставляли мы с Татьяной Арсеньевной. – Потом подпишем.
– Да как вы не поймёте?! – бушевал тот. – Мне вотпрямщас надо начинать работать, а то кого-нибудь другого примут! А денег на ваши лекарства у меня нет!
– Так Грохотова тоже с такими анализами не подпишет. Ещё и нам по шапке надаёт.
– Я скажу, что это я попросил! Только подпишите!
– Мы ведь и не отказываем. Только пролечись и анализы пересдай!
– Окочуришься тут прежде, чем на работу устроишься! – негодовал Юрик. – Или с голоду околеешь.
Потом он шёл по остальным терапевтам в надежде, что хоть кто-нибудь, да сжалится.
– Он ведь неплохой мужик по сути, – говаривала Татьяна Арсеньевна, чуткая к чужим порокам и недостаткам. – Простой, не злобный. Просто так в жизни получилось.
Но, как Юрик ни старался, тёмная часть его немного, но перевешивала. Перед каждым новым рывком он оказывался чуть ближе ко дну.
Минули годы. Мама Юрика умерла. Накопились долги за ЖКХ. И вот, Юрик поменял просторную двушку в ЖК «Стодвадцатка» на однушку в соседней пятиэтажке.
Потерял Юрик былой лоск и уверенность. Злые языки говаривали, что ноги у него чуть ли не гнить начали. Мол, инвалидность продажные врачи не дают. Да вот только не обращался к нам Юрик. Вообще не обращался. Никто же не поведёт взрослого мужика за ручку сдавать анализы оформлять инвалидность, правильно?
Но… Недуги прогрессировали, а Юрик успешно дворничал. Усердно махал лопатой в окрестностях участка. И каждый раз распахивал передо мной двери подъезда и улыбчиво приветствовал:
– К кому это моя королева пошла?
Сгубили Юрика, между тем, не недуги.
Когда тёмная сторона в очередной раз потянула его ко дну, он просто уснул спьяну и не проснулся. Высшие силы пожалели Юрика, послав лёгкую смерть.
И – знаете – отчего-то печально.
Может, оттого, что я верю в добро и всегда болела за Юрикову светлую сторону.
А, может, потому, что никто теперь не назовёт своей королевой.
Ада и пустота
Баба Ада слыла настоящим исчадием ада.
Округлая, кучерявая, с пухлыми ногами колесом и без единой морщинки в семьдесят три. Искусный эмоциональный манипулятор, чудесная актриса и при этом – человек феноменальной ядовитости и злопамятности.
Пойди туда – не знаю, куда. Выпиши то – не знаю, что. Приди ко мне – не знаю, зачем. Улыбнись так – не знаю, как. Чего хочу – не знаю, а это всё – не хочу. Это про неё.
Хороших людей для бабы Ады не существовало.
Вернее, хорошим для неё был только один человек: она сама.
По закону бутерброда, жила баба Ада на моём плохом участке! Вызывала плохую меня она ежедневно. Ну или почти ежедневно. Наверное, за неимением хорошей альтернативы…
Попала я к ней сразу. В тот же день, что на участок вышла.
И так получилось, что, не имея опыта, просмотрела у неё транзиторную ишемическую атаку. Вместо неё обозначила гипертонический криз. Но «скорую» всё же вызвала…
Последствий удалось избежать. Но баба Ада мне постоянно сиё припоминала.
– Написала б всё правильно, меня бы сразу на КТ повезли, – злобно ворчала она, когда что-то шло не так. – И положили бы в больницу. А так – домой вернули. Ну что Вы за врач!
Появляясь в её небольшой, с густым от запечатанных форточек воздухом, квартирке, я не могла уйти битый час. "Правило золотой минуты" с бабой Адой не работало. Да что там минута: с нею не прокатило бы и правило золотых суток… Жаловаться она могла бесконечно, да на всё подряд.
– Давление за двести, – плакала баба Ада, картинно покрывая ладонью лоб. – Лекарства не помогают! Что делать?!
– Давайте заменим Эналаприл на Телмтсартан, – кося под умную, предлагала я.
– Ой, да я этот телмисартан проглотить не могу!
– Так разломите таблетку перед употреблением.
– У меня ру-уки трясутся!
– Раскусите, взяв в рот.
– У меня зубо-о-ов почти нет!
– Давайте Кардосал попробуем, но он подороже…
– Никто не думает о том, как я жить буду на пять тыщ?! – подрывалась баба Ада. – Правильно, не вам же жить!