Страница 10 из 12
Беру письменный отказ. Направление всё же оставляю. Рассказываю, какая страшная вещь – перитонит, как долго и мучительно от него умирают. Дочь спокойно выслушивает, хладнокровно отвечая: "Значит, буду ждать исхода". Настоятельно рекомендую вызвать «Скорую» и соглашаться на госпитализацию. Женщина снова отказывается.
– Поймите меня просто, я же с ней там после операции замучаюсь!
– Нет, не понимаю… – отвечаю я, закрывая дверь.
Сказать, что я пребывала в шоке – ничего не сказать.
В те годы я совсем не видела решений. Не повезут же бабку силой, воправду.
Но… 03 я всё же вызвала, с улицы.
Сейчас бы, наверное, вызвала 02…
Вещий сон
Что триггерит МарьСанну?
Когда перед ней – взрослый, адекватный и трудоспособный пациент. Трезвый, вроде бы, и руки – не лапки… Но жалобы за него излагает человек другой: обычно мама или жена.
Почему, ну почему кто-то берёт на себя право судить за другого, как ему будет лучше?!
И отчего тот, кого отчаянно спасают удушающей заботой, не возражает?!.
Другое дело, когда пациент возразить не может.
Или может. Но только матом…
Шёл один из размеренных доковидных дней. Небо окутывало город спокойной синевой. Летнее солнце грело асфальт, разжаренная тимофеевка насыщала воздух аллергенами, во дворах звенели детские голоса… Такие дни хоть и походили друг на друга, непременно были счастливыми. Ибо нагрузка падала в два, а то и в три раза.
Вызов мне достался всего один. На незнакомую фамилию. «Слабость», – сигнализировала заметка от регистратора.
На адресе встретила приятная пожилая пара: мягкая, заботливая женщина и улыбающийся мужчина в роговых очках. Проводили на кухню. Усадили на чистенькую табуретку советского образца.
– У него голова всё время кружится, – засуетилась женщина. – Давление постоянно под двести, а что пить – не знаем. И что-то тяжело ему в туалет сходить…
Пациент лишь глуповато улыбался, издавал странные звуки и кивал.
– Может быть, пациент сам всё изложит? – перебила я. Триггер, в общем, такой триггер…
Оба резко помрачнели.
– Не может он, – разъяснила женщина. Потянулась к подоконнику и достала незакрытый больничный лист. – Инсульт у него. Вот, нас только выписали!
Так стыдно мне не было никогда.
Серьёзным оказался Филипп Иванович, деловитым. Несмотря на глубоко пенсионный возраст, до последнего работал сантехником и был на хорошем счету в организации. Но однажды беда приключилась: сильно закружилась голова на рабочем месте. Потерял сознание, упал… Очнулся – гипс… ой, реанимация!
Повезло Филиппу Ивановичу. Относительно. После сего происшествия сохранил он и ясность ума, и крепость тела, и бодрость духа, и способность к самообслуживанию.
А вот речь сберечь не удалось.
Почти.
Читать и писать кое-как, но получалось. Правда, бывало, Филипп Иванович не узнавал знакомых слов при чтении. Тогда он сильно сердился. И выдавал отборный мат – единственное, что получалось выдать.
Супруга Филиппа Ивановича – Зинаида Владимировна – однако, понимала его с полузвука. С полумата. По интонациям. И стремилась позаботиться о нём так, чтобы тот не ощущал своего дефекта.
На приём они всегда приходили вдвоём. Но общаться с Филиппом Ивановичем мы старались без посредников.
– Здравствуйте, – говорила я. – Пожалуйста, садитесь.
– Привет! – коротко отвечал Филипп Иванович, сияя неизменной улыбкой. А Зинаида Владимировна гордо краснела, замечая его успехи.
– Как Вы себя чувствуете?
– Во! – Филипп Иванович показывал большой палец.
– Что врёшь-то? – вмешивалась Зинаида Владимировна. – Не слушайте его, Мария Александровна! У него вчера давление поднималось! Мы чуть до «Скорой» не дошли…
– Гр-р-ры-хр-р-ры, – возмущался Филипп Иванович, вскипая. А потом красноречиво выдавал: – Б*я!
– Так что, выпишите нам что-нибудь ещё… – продолжала Зинаида Владимировна.
– Б*я?! – повторял Филипп Иванович с возмущением.
– Что злишься то? Вот разобьёт второй инсульт, мало не покажется! Объясните ему, Мария Александровна, что от давления инсульты случаются.
– Э-э-эх… – Филипп Иванович обречённо качал головой и махал ладонью. Мол "пофиг, что с вас, с баб, возьмёшь".
Успехи делал Филипп Иванович. К выздоровлению шёл, к социализации. Сам брился, умывался, одевался. Хотел даже на работу вернуться после закрытия больничного листа. Отговорили – и то хорошо.
Бывало, тащишься по участку умученная, а Филипп Иванович с понимающим видом стоит в кругу мужиков из ЖК «Стодвадцатка» и, кивая, слушает последние новости. А, заметив тебя, выдаёт коронное: "Привет!"
Давление мы ему скомпенсировали. Но на приём супружеская чета продолжала ходить с завидной регулярностью. Берегла мужа Зинаида Владимировна. Понимала, что может случиться и второй раз, и тогда уже может не повезти…
Снится мне как-то сон.
Выхожу я на улицу, в бетонные джунгли родных дворов. Навстречу, со стороны леса, чешет Филипп Иванович. Счастливый и сияющий. В той же красной клетчатой рубашке, чуть расходящейся на пузике. И в гордом одиночестве.
– А где же Зинаида Владимировна? – удивляюсь я, поравнявшись.
– Э-эх… – машет Филипп Иванович рукой в ответ. Тороплюсь, мол, не задерживай.
И продолжает путь: куда-то в сторону Лесного озера[3]…
На следующий день я узнала, что Филипп Иванович умер.
– Агрессивным каким-то он стал ближе к обеду, – рассказывала потом Зинаида Владимировна. – Засуетился, разволновался. Побросал всё, побежал в ванную. Намылся, побрился, надел чистую одежду и на диван сел. А через две минуты тихо умер. Я даже «Скорую» вызвать не успела.
Вскрытие показало, что настиг Филиппа Ивановича второй инсульт. Иногда так бывает. Злая игра статистики, ничего не попишешь.
Сильно сдала Зинаида Владимировна после смерти мужа. Будто забота о нём придавала ей сил. Словно был Филипп Иванович аккумулятором, поддерживающим её заряд и работоспособность. Сделалась Зинаида Владимировна медленной, грустной и заторможенной. Начались проблемы с речью: говорить получалось, но всё медленнее и медленнее. Неврологи лишь руками разводили: по КТ – неизвестное нейродегенеративное заболевание; на бумажках – ДЭП. Мексидолы, Пирацетамы и прочие отходы животноводства вроде Кортексина, ясен пень, эффекта не давали…
В последний раз видела я её перед увольнением.
Для того, чтобы произнести обычную фразу, Зинаиде Владимировне требовалось две минуты чистого времени…
Как она сейчас? Жива ли?
Что триггерит МарьСанну?
Когда всё-превсё прекрасно понимаешь. И чешется-то внутри от глобальной несправедливости. И бомбит-то не по-детски от желания поставить некоторых на место.
А вот сказать об этом ты не можешь.
Не всегда нам затыкает рот болезнь. Чаще – обстоятельства.
Быть или не быть? Немым или говорящим?
Мастодонт
Александра Гавриловна Егорова, несомненно, была замечательным человеком.
Разве может быть недостойной заслуженный врач региона, жена депутата, образцовая мать замечательных детей (не завидую, к слову, детям её подруг), заботливая бабушка? Да и просто эффектная женщина, что всегда при параде и на каблучках?
Конечно, нет.
В две тысячи мохнатых Александра Гавриловна работала главным врачом. Но, увы – дурная оптимизация железной поступью раздавила её поликлинику. Пришлось подчиниться другой, не менее гордой командирке, став сначала начмедом, а потом и вовсе заведующей отделением.
Скорее всего, это уязвляло Александру Гавриловну; ибо – говорю совершенно искренне – человеком она была умным и заслуженным. Но чувства собственного достоинства она не теряла. Публичное унижение не мешало ей гордо носить себя по коридорам, вколачивая мимопроходящих в пол тяжёлым взглядом чёрных глаз.
Поступь её была так же тяжела, как и взор.
3
Лесное Озеро – озеро в черте г. Саранска, расположенное около городского кладбища.