Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 17

В тишине забвения

Как пролог

Как сияет это солнце,

Как спокойно это море…

Улыбнись и не грусти.

В этом мире быть не может

Ни беды, ни зла, ни горя

Боже мой, не допусти…

С нашей верой и любовью,

Перед небом и Тобою

Ты же знаешь, мы чисты

О, Боже мой — не допусти!

Я тебя заклинаю жизнью моей!

Дай мне надежду,

Мою печаль развей…

Ну, неужели не возможно

Счастье и любовь без боли,

И без слез во тьме ночей…

О, боже мой — ты не допусти

Я тебя заклинаю жизнью моей

Дай мне надежду,

Мою печаль развей…

Милый мой, я жду тебя…

Боже помоги, Боже сохрани…

Мой милый, я жду, я жду…

(Молитва Мерседес, мюзикл «Граф Монте-Кристо»)

Пролог.

Почему мне вдруг вспомнилась эта песня? Неужели она что-то значит для меня?

Тихий шёпот рядом… Кто здесь?

— Прогноз неутешительный, задет головной мозг. Три операции… кома…

О ком они говорят? Писк аппаратов…

Больница? Почему я ничего не могу вспомнить?

— Надежда есть?

Этот голос! Он знаком мне! Даже кажется чуточку родным…

— Мне очень жаль…

Я увидела, как врач покачал головой и вышел из палаты. Он остался.

Кто же он? Почему я его знаю? Даже с закрытыми глазами я чувствую, что он рядом. Его синие глаза, такие печальные, смотрят мне прямо в душу.

Почему я не могу открыть глаза⁈

Кто эта девушка?- я обернулась, чтобы посмотреть на незнакомку, лежащую на больничной койке в окружении пищащих аппаратов.

И он… он подошёл к ней… взял за руку…

— Настя, моя девочка, я знаю, что ты меня слышишь,- он поцеловал тонкую, прозрачную кожу на её запястье,- ты должна бороться за свою жизнь, за наше будущее. Вспомни, как мы мечтали об этом!

Почему в его прекрасных глазах застыли слёзы и боль? И кто она? Эта Настя? Что это за острое чувство, что шевельнулось в груди⁈

Неужели я ревную к ней? Смешно…

Я протянула руку, чтобы дотронуться до его щеки и… тут меня осенила догадка. Настя! Это же я!

Конечно же… моё имя Анастасия Арсеньева.

Я ещё раз посмотрела на лежащую девушку. Круглое личико в обрамлении золотисто-каштановых волос, прямой носик, полные губы,- я часто видела этот образ в зеркале.





Значит, это обо мне они говорили… А что произошло? Что-то мелькнуло перед глазами. Обрывки воспоминаний… Сколько времени я здесь нахожусь?

— Что сказал доктор?

Я обернулась на другой голос, который доносился из угла. Ещё один мужчина. А он кто?

— Она скоро поправится,- твердым голосом ответил Он.

Почему он солгал? Врач сказал иначе…

— Тебе нет нужды меня обманывать, Алексей,- устало ответил посетитель,- Я знаю, что надежды нет. Уже три месяца прошло со дня аварии, а она ни разу не пришла в себя.

Я растерянно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Моё сердце разрывалось на части от боли.

Я увидела, как сжались руки в кулаки у Алексея.

— Думаю, вам лучше уйти,- срывающимся голосом произнёс он.- Вы не в первый раз отказываетесь от дочери, Виктор Николаевич, зачем же вы приходите к ней? Я верю! Верю, что Настя придёт в себя!

У меня камень с души свалился, я была готова расцеловать его прямо сейчас. Но у меня было ощущение, что отец готовит мне последний удар. Он всегда так делал… Похоже, кое-что я начинаю вспоминать…

— Я дал разрешение на отключение аппаратов, поддерживающих её жизнь,- тихо проговорил он.

Неужели это сказал мой отец?

Словно ища поддержки, я быстро обернулась к Алексею.

Алексей не то зарычал, не то застонал от его слов.

— Это не жизнь, Алексей…

— Убирайтесь!

— Она моя дочь! Принимать решения буду я!

— Убирайтесь,- он двинулся на посетителя и был готов его ударить, но с трудом сдержался,- я никому не позволю больше подойти к ней.

— Она УМЕРЛА!!!

— Вон!

Значит, я умерла⁈ Хотелось заплакать, но слёз не было.

Нет слёз, я больше не могу плакать, не могу чувствовать боль…

Я умерла для них всех!

Но, я хочу жить!

Я! Хочу! Жить!

Хочу крикнуть им всем об этом.

Я должна вспомнить, что случилось со мной.

Глава 1

— Ты же подавала документы на финансово-экономическое отделение?- взревел отец, узнав, что я в итоге поступила в консерваторию на вокальное отделение, исполнив свою мечту.

— Да, папа, но ты же знаешь, что у меня душа не лежит к финансам,- опустив глаза, пробормотала я.

— Не лежит душа?- прищурившись, с притворным спокойствием произнёс он. Но я-то знала, какой вулкан ярости «кипит» у него внутри. — Вы только послушайте⁈ А чем ты собираешься зарабатывать себе на жизнь? Будешь крутить попой на сцене, как твоя мать?

Я тяжело вздохнула. Нам с отцом никогда не понять друг друга. Его никогда не интересовало, чего хочется мне. Он помешан на своей фирме, своих финансах, сделках, переговорах… А я ненавижу цифры! Я всегда хотела петь — это моё призвание!

Впрочем, я знала, что отец не поймёт меня и не одобрит мой выбор. Так было всегда, это касалось даже моих друзей. Папа просто выбирал их за меня. Ему хотелось, чтобы я дружила с детьми «нужных» людей.

Он никогда не понимал маму и не хочет понимать меня. Для него мы всегда были, есть и будем приложением к его жизни. Ему всё равно, что я чувствую, чего хочу…

Мрачная картина, не правда ли?

Порой я злюсь на себя за это. Я могу его понять…

Отец всю жизнь стремился обеспечить нас всем, что нужно. Он вырос в простой семье, где порой не было лишних денег на сладости и вкусную еду. Поэтому он стремился к хорошей жизни. Поэтому он пропадал сутками на работе, отказывая своей семье во внимании. Особенно страдала мама. Потом она не выдержала и ушла, ушла от одиночества в красивую жизнь. Мне было лет шесть или семь. Для ребёнка этого возраста интересно проживать весело жизнь, не задумываясь о будущем. Мама была актрисой и часто ездила на гастроли, естественно, что ни о каком постоянном месте жительства говорить не приходилось. Но она была великолепной актрисой, могла устроить спектакль на пустом месте.

А потом отец забрал меня у неё, посчитав, что семилетнему ребёнку не место за кулисами. Мама уехала за границу и там вышла замуж. Больше мы с ней не встречались. Печально…

Отец замкнулся в своём крохотном мире, куда мне было запрещено входить. Потом два покушения на его жизнь, попытка развала его «детища», любимой фирмы. И всё! Он ожесточился и отвернулся от мира и… от меня тоже.

Мы не вели задушевных бесед, редко встречались. Несколько раз в период взросления я пробовала «бастовать», делала бессмысленные поступки, пытаясь обратить на себя внимание, но потом увлеклась пением.

Я училась в закрытом интернате для девочек, где был кружок пения. Отцу было всё равно, лишь бы я не связалась с дурной компанией, и не стал мне запрещать посещения кружка.

Мой голос, красота и буйный нрав, так называл это отец, достались мне от матери. От отца мне достались скрытность и аналитический ум. Мои подруги «неслись» навстречу приключениям, порой не думая о последствиях, они влюблялись, флиртовали. А тем временем я обдумывала каждый шаг, просчитывая ситуацию наперёд. В итоге к двадцати годам я так и не накопила нужный опыт общения с людьми, не говоря уже о противоположном поле.

Мне было страшно вступать во «взрослый мир». Теперь отец мечтает меня видеть меня в своей фирме, по меньшей мере, финансовым директором.

А я хочу петь на сцене!

Поэтому поступление в консерваторию — это ещё один протест против деспотизма моего отца. Он решил сделать мою жизнь просто невыносимой. Это надо же, приставил ко мне телохранителя. Видите ли, его беспокоит моя безопасность. Да эта гора мышц больше похожа на цепного пса!