Снежная Королева

Глеб поцеловал вздохнувшую во сне Дашу и прижал к себе еще крепче. Она доверчиво склонила голову на его плечо, обнимая рукой за шею, и уткнулась носом, щекоча кожу дыханием. Нет, как бы это ни было эгоистично, но он никому не отдаст эту девушку, это его женщина. Та, с которой он хочет прожить оставшуюся жизнь, и с которой он будет до конца. А все остальные… переживут, как-нибудь…

Серая мгла расступилась, обозначив серое здание в нескольких шагах от него, на фоне серо-голубого неба. Мужчина замер в нерешительности. Ему сегодня предстоит сделать то, к чему его готовила долгие годы его мать. Вернее, готовился он, следуя четким указаниям из ее дневника. И сколько бы он не пытался избежать своей «миссии», он все-таки пришел сюда.

Мужчина сделал несколько шагов, направляясь к молодой женщине, стоящей у калитки. Он совсем не помнил ее, хотя и знал когда-то давно, когда они были еще детьми. А сейчас она даже выглядела иначе. Из-под серой косынки вдоль спины вились белые косы, на лице, холодном, равнодушном, сияли ярко-голубые глаза. Именно они оживляли это скульптурное лицо с высокой линией скул, чуть полными губами и тонким носиком. Тоненькая, невысокая, она вызывала в нем чувство защитника — так хотелось укрыть ее от всех невзгод, но он пришел сюда с иной целью.

Мужчина подходил медленно, осторожно, как охотник подбирается к своей добыче, боясь вспугнуть ее неосторожным движением, но девушка с места не двигалась, по-прежнему ожидая его у калитки. Лишь подойдя ближе, он остановился, разом растеряв все свое самообладание. Он просто шел выполнить то, что предрешено ей Богами, и не его вина, что этой красивой женщине предстоит умереть так рано. Не его вина, что она умрет ровно через год после появления на свет своей дочери. Такой же обреченной на смерть малышки.

Торун остановился, не зная, что ему делать. Все же где-то в глубине души он чувствовал вину перед ней. За свою мать, за то, что она обрекла ее на смерть задолго до рождения. И не только ее. Но не в его силах было исправить все это. Так почему он должен страдать за грех той, что родила его. Это не справедливо! И он тоже испытывал мучения из-за проклятия, наложенного уже той, что вершила людские судьбы. Когда ее кровь призвала его, он долго сомневался, но пришедшая следом выматывающая боль, заставила его решиться. Пришлось узнавать у отца, где теперь жила внучка Ольсенов. Только, почему отец ни слова не сказал, что она ждет ребенка?

— Я ждала тебя, Торун из рода Вестников, — первой нарушила молчание девушка, открывая перед ним низенькую калитку, — проходи.

Она отступила, пропуская мужчину, а ему снова бросилось в глаза ее положение, заставив все внутри сжаться от жалости.

— Не нужно терзаться, Торун, — мягко улыбнулась она, — это твой долг, так прими его и исполни.

— Ты совсем не боишься меня? Ненавидишь? — хрипло спросил Торун, недоуменно смотря на равнодушное, безмятежное лицо Айселин. Но она лишь пожала плечами, идя чуть впереди него.

— Все мы смертны, Торун, я же просто устала ее ждать. Вокруг меня ее так много, что мне уже все равно, что будет со мной, — пояснила она, грустно улыбаясь. — Только, мне жаль, что я не смогу увидеть, как растет моя дочь. Как наденет однажды свой свадебный наряд.

— Айселин, неужели ты смирилась? Ведь она станет такой же, как ты? Пройдет твой путь? Как же так? — Торун был бы рад возмутиться, но не знал, как девушка отреагирует на его слова. — Она передаст это проклятие своей дочери…

Молодая женщина остановилась и перевела взгляд некогда живых ярко-голубых глаз на Торуна. Даже не вздрогнула, когда он посмотрел на нее, а ведь остальные люди его боялись. Его разноцветные глаза многих приводили в замешательство, а кого-то в трепет или панику. Черный, как непроглядная ночь, достался от отца. Зеленый, как сочная трава — от матери-ведьмы. А может, это было напоминание о Тьме, что жила в ней все девять месяцев, отравляя не только ее душу, но и ребенка. Именно это не могли до сих пор простить его отцу местные жители, и пусть уже сменилось поколение, но их по-прежнему не желали видеть в этой деревне. Отец давно продал кузницу и ушел жить в лес отшельником, занимался охотой, а Торун уехал в ближайший город, да там и остался. Женился, а теперь вот, долг привел его снова в родные края.

— Ты ведь тоже смирился со своей участью, Торун из рода Вестников, — в оглушающей тишине голос Айселин звучал холодно, стеганув его по натянутым до предела нервам. Торун вздрогнул, посмотрев на высоко задранный подбородок собеседницы, а в ее глазах вспыхнул гнев. Ему на секунду даже показалось, что это говорит вовсе не она, а… кто? Ее мать, Юлинна? — Ты тоже не стал бороться за свою свободу, подчинившись словам своей матери, передавшей проклятие не только на мой род, но и тебя проклявшей этим долгом, и твоих сыновей. О, Йоханна знала толк в проклятиях, поэтому боги не приняли ее душу, заставив скитаться в одиночестве по миру, пока она не осознает…

— Замолчи, Айселин, — прошипел Торун, сжимая кулаки в бессильной ярости. Да, она права, черт побери! Но он ничего не мог сделать, ничего! Ведь снова придет боль, выжигающая все внутри каленым железом, она скрутит тело так, что не можешь сделать вдох. Да, что она знает о боли, эта девчонка! Это ей не «картинки» смотреть! — Я пришел и я скажу, — он решительно сжал зубы, прогоняя жалость к ней, а потом произнес то, что должен, — Я, Торун из рода Вестников, пришел сказать тебе, Айселин из рода Видящих, что жить осталось тебе не больше года после рождения твоей дочери. Она продолжит твой род. Все!

Плечи Айселин опустились, она склонила голову, принимая его слова, а потом, не прощаясь, побрела в свою избушку.

Мужчина долго стоял и смотрел на закрытую дверь, понимая, что теперь нет пути назад. Слова, которые необходимо было сказать — не вернуть. Он сделал это! Сделал, только вот облегчение не пришло, а вместо боли пришло осознание, что он сам обрек девушку на смерть. Торун обернулся, почувствовав на себе чей-то взгляд, и наткнулся на постаревшее лицо отца, стоящего у кромки леса и смотрящего на него. Дагрун только покачал головой, а затем медленно побрел вглубь леса, скрываясь за пышными зелеными кустами дикого шиповника.

Торун поднял глаза в небо, пытаясь там найти ответ на свой вопрос — мог ли он изменить что-то в своей жизни, чтобы не проходить этот путь? Ведь придет время, и его сын, который родится со дня на день, сделает тоже самое. И от этого становилось еще горше.

Глава 15

Даша.

Первое прикосновение мужчины обожгло меня болью, заставив на секунду замереть в его руках. Глеб навис надо мной, с тревогой смотря в мои широко распахнутые глаза. И столько в его взгляде было нежности, тревоги обо мне, что я улыбнулась в ответ и потянулась за новым поцелуем. Он осторожно собрал с моих глаз слезинки, а потом попытался отстраниться, но я крепко обвила его бедра ногами, просто вынуждая продолжить.

— Ты плачешь, прости, — прошелестел его голос, а губы прикоснулись к щеке.

— Это просто от счастья, — также тихо ответила я, — заставь меня забыть о ней…

И я забыла. Как же мне было хорошо! Если бы я знала об этом раньше, клянусь, соблазнила бы его еще там, на лестничной площадке в университете. Не поцелуй я его в машине, не сделай я этот первый шаг, Глеб еще долго водил бы хороводы вокруг меня, а так… деваться ему было некуда. Девушка, вернее, уже женщина, лежит под боком, — мысленно хихикнула я. А мужчина продолжал покрывать мое лицо поцелуями, что-то шепча на ухо, я настолько разомлела, что не заметила, как уснула.

— Глеб, прекрати, а то уронишь, не дай Бог, — счастливо рассмеялась девушка. Глеб подбрасывал вверх смеющегося мальчика лет двух, чем вызывал еще больший смех.

Девушка подошла чуть ближе, и теперь к мужчине потянулись маленькие ручки. Темноволосая девочка тянулась к отцу, и он широко улыбнулся, принимая на руки дочь.

— Моя принцесса, — губы Глеба громко чмокнули пухлую щечку, и девочка заулыбалась, обнажая ряд беленьких острых зубок, — так, а где наша мама? Наша королева… — смеясь, спросил мужчина и свободной рукой притянул к себе невысокую темноволосую девушку. Налетевший летний ветерок растрепал стрижку каре, а склонившийся за поцелуем Глеб, закрыл от меня ее лицо. Но я успела заметить, как он смотрел на нее, его глаза сияли счастьем и любовью.