Страница 4 из 16
Платон на мгновение прикрыл глаза:
— Стойте. — Доктор был крепким орешком и даже сделал несколько шагов к двери. — Стойте, — повторил пациент второй раз и чуть громче. — Давайте попытаемся еще раз. И если уж не поможет…
Александр Анатольевич обернулся и посмотрел хмурым взглядом:
— Один раз, и на этом все. Вам, видимо, нравится себя мучить. Но я на такое не подписывался. Один раз, вы меня поняли?! — грозно потребовал он. — После этого вы успокоитесь и примете то лечение, которое назначу вам я.
— Стану паинькой и разрешу ставить на себе любые опыты, — буквально пропел мужчина.
— Хорошо, — безнадежно кивнул доктор. — Что ж, давайте пройдем к инструментам и поскорее закончим с этой вашей блажью.
Я с огорчением поняла, что, кажется, непонятное, но увлекательное кино отменяется. Жаль, хотелось бы посмотреть, о каком конкретно лечении говорит Александр Анатольевич и почему Платон так сильно цепляется за него. Если оно так опасно, то зачем себя истязать?
Но сейчас они уйдут и…
— Знаете, мне хочется сегодня остаться здесь. Так сказать, энергетика этой комнаты подходит моему нынешнему духовному настрою, — вдруг сообщил Адрон, мельком глянув прямо на меня.
От неожиданности я даже отпрянула к стене, только потом сообразив, что Платон смотрел в зеркало, зная, что за ним — окно. Ну и, скорее всего, он догадывался, что я буду наблюдать за ним, а потому адресовал этот взгляд неспроста.
— Но оборудование уже подготовлено, а если его переносить, то значения собьются… — опять засомневался Александр Анатольевич.
— Ерунда, вы запросто перенастроите всё. Я вас терпеливо жду, док. Не торопитесь.
Платон вновь вернулся к “увлекательному” чтению, тем самым показывая, что решение его окончательное и обжалованию не подлежит. Бубня себе что-то под нос, врач удалился из гостиной.
Получается, Адрон специально хочет, чтобы я увидела, как всё происходит? Или он придумал что-то другое, со мной не связанное? Но зачем ему это?
Вот и не спросишь же. Стой и догадывайся.
На всякий случай я решила смотреть в оба глаза и запоминать всё, что увижу.
Через какое-то время доктор вернулся с ворохом проводов и каким-то непонятным прибором, похожим на большое допотопное радио. Кажется, там даже была шкала с обозначением волн.
— Ну и где вы прикажете проводить наш сеанс? — ворчливо поинтересовался врач. — Нам нужна ровная и твердая поверхность. Не на диване же вы будете лежать.
— Да хоть вот здесь.
Платон смахнул с длинного, но низкого кофейного столика всё, что на нем стояло: какие-то статуэтки, книги, письменные принадлежности. Достаточно проворно для того, кто недавно откидывал копыта, он улегся на столик и трагично скрестил на груди руки. Ноги его при этом свисали со стола в районе колен, и он начал ими смешно болтать.
— Не паясничайте!
— Даже не собираюсь.
Тогда Платон приподнялся и расстегнул куртку, вслед за ней стащил с себя и рубашку, оставаясь в одних брюках. Вид обнаженного мужского тела меня никогда особо не будоражил, но тут я с интересом отметила, что он не худой, как показалось мне сначала — скорее, жилистый. Но все нужные мышцы на месте, и пресс у Платона имеется.
Так, очень надеюсь, что мой новый знакомый не страдает эксгибиционизмом и не собирается раздеваться догола.
К счастью, нет. Он всего лишь стянул ботинки и закатал штанины, а затем улегся обратно на поверхность стола. Теперь уже абсолютно спокойный, расслабленный.
— Препарируйте, док, — с ухмылкой дал разрешение. — Я весь ваш.
— Это немыслимо… на что я опять подписываюсь… — не успокаивался Александр Анатольевич. — Полное нарушение всех требований проведения данного рода манипуляций. Если кто-то узнает…
Впрочем, ворча и вздыхая, он не забывал опутывать тело Адрона проводами. Квадратики-присоски, от которых они тянулись, уже были налеплены на виски мужчины, в область сердца и на оба запястья. Прямо сейчас он прилаживал присоски в область лодыжек. Чем-то походило на то, как делается ЭКГ. Даже ключевые точки те же самые.
— Никто не узнает, — милым голосом поклялся Платон. — Мы ведь совсем одни. Неужели вы не доверяете своему страдальцу-пациенту? Как я могу кому-то сообщить нюансы вашей такой полезной неоценимой работы?
— Вот только не надо льстить.
— Даже не собирался! — выдохнул с возмущением Платон.
Доктор долго выставлял на “радиоаппарате” какие-то значения. Я не видела отсюда цифр, но запомнила расположение стрелок. Он крутил колдыбахи, поднимал и опускал рычажки. Мне оставалось только впитывать в себя информацию. Не зная даже, зачем конкретно — но жизнь научила запоминать любые мелочи.
После того как врач закончил с настройкой, он принес два непонятных прибора в форме круга и тоже воткнул их в аппарат. Они походили на маленькие, с метр, антенны. Доктор долго расставлял их возле Платона, подтягивая то левее, то правее, пока наконец-то не определился с месторасположением.
— Готовы? — спросил Александр Анатольевич.
— Всегда, — отчего-то осипшим голосом ответил Платон.
Тогда врач потянул на себя красный рычаг… всё тело мужчины как будто пронзило разрядом электрического тока. Он дернулся, выгибаясь дугой. Губы его были сжаты так сильно, что посинели. Из его рта не вырвалось ни вскрика, но кулаки бессильно разжались, когда всё кончилось.
Моё сердце колотилось как бешеное. В горле пересохло, и рот до краев наполнила кисло-соленая слюна. Словно кровь. Я будто сама очутилась на секунду на том столе. Будто почувствовала, как ток проникает под кожу, цепляется за вены.
— Повышаю напряжение, — сообщил доктор, но скорее самому себе, потому что ответа не дожидался.
Второй разряд выглядел ещё страшнее. Платон единой судорогой поднялся со стола и тотчас бессильно рухнул обратно. Грудь его вздымалась тяжело, с лица схлынули все краски. Я заметила, что носом опять пошла кровь.
Боги…
Насколько же ему больно?!
— Может, на сегодня хватит? — Александр Анатольевич навис над ним, совершенно озабоченный. — Вам всё сложнее переносить манипуляции.
— Ещё… док… — прохрипел Платон абсолютно непоколебимым голосом.
Врач покачал головой, но повысил напряжение в третий раз.
Я, не сдержавшись, зажмурилась. Когда из горла мужчины вырвался тихий хрип, моё лицо начало полыхать так, словно к коже поднесли пламя. Жар впивался в правую щеку, опускался к губе. Казалось, что кожа начинает трескаться и покрываться волдырями…
Вдох-выдох.
Нет. Всего лишь почудилось. Всё нормально.
“Марьяна, успокойся”, — приказала самой себе. Нельзя терять связь с реальностью.
Глянула на гостиную. Казалось, что Платон потерял сознание, но по слабому шевелению ресниц я понимала — он всё чувствует.
Александр Анатольевич записывал что-то себе в блокнот, сверяясь с показателями прибора. Я всё ещё пыталась максимально запомнить, как нажаты все кнопки и куда указывают стрелки.
Следом он опять поводил над головой Адрона какими-то штуками, снял все провода, что змеями ползли по телу мужчины. Постоял над ним, вздохнул очень тяжело и сказал:
— Это был последний раз, слышите? Если вы не примите моё лечение, а продолжите просить истязать вас ещё и ещё — я уволюсь по собственному желанию.
Платон едва заметно кивнул.
— Даже если вы найдете другого врача, который согласился бы на подобные опыты, то предупреждаю: любая попытка может стать последней. Вы рискуете попросту не перенести следующий импульс, — предрек доктор. — Ваш организм совершенно истощен, ещё немного, и аура пойдет дырами. Вы не лечите себя, а уничтожаете.
— Я в курсе. Закроете за собой дверь? Мне почему-то хочется полежать.
Седовласый мужчина кивнул как-то сочувственно, будто по-отечески. Собрал свой чемоданчик и ретировался.
Страшное оборудование осталось стоять рядом с кофейным столиком.
Некоторое время Платон не вставал, лишь открыл глаза и, не мигая, уставился в потолок. Если бы при этом грудь его не поднималась и не опускалась — я бы решила, что он таки умер, оставив меня в этой тайной комнате навсегда.