Страница 12 из 16
Он не ответил. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, поставить миску на пол. Я уходила в молчании. Благодарности не ждала. Но Платон был настолько напряжен, как будто…
Не знаю, мне еще не доводилось с таким сталкиваться. Я его чем-то обидела? Сделала ему больно? Так сказал бы, зачем выгонять.
— Спасибо. Наверное мне действительно это было нужно, — добавил он уже в дверях.
Мне оставалось только гадать, что скрывается за этими словами.
Вновь оказавшись в спальне, я решила заняться чем-нибудь полезным, чтобы не гадать над словами и действиями Платона. Поэтому написала на листе бумаги имена и фамилии всех тех, кем дорожила, личные данные, приметы. Не уверена, что хоть кто-то остался в живых — наши следы давно потерялись, — но если уж Платон сам предложил…
Грех не воспользоваться.
Посмотрю, куда он меня приведет, кто этот его знакомый со связями — и в случае чего сбегу прямо оттуда. Если пойму, что обещание найти мою родню — не более чем фантазия Платона.
Пока хозяин отдыхал, я бродила по огромному пустому дому, впитывая в себя все переходы, запоминая расположение комнат. Ещё утром я бегло обошла особняк и сделала мысленные пометки по основным точкам, а сейчас абсолютно бесцеремонно заглядывала во все без исключения комнаты — ну а что, Платон сам разрешил.
Когда я была маленькой, мы с мамой жили в маленьком покосившемся домике. Небольшая «зала», маленькая спальня, всё пространство которой занимали две кровати, и узкая кухня за печкой.
В итоге домой приходили только спать, а детство прошло на улице.
Каким может быть детство в этом огромном доме — не могла себе даже представить.
Я свернула в одну из галерей, а из нее оказалась в огромном зале, стена которого была зеркальной. Словно балетная комната. Ну или с той стороны тоже есть тайник.
«Так и параноиком стать недолго», — фыркнула я, усилием воли заставляя себя оторваться от собственного отражения.
Передышка в доме Платона явно пошла мне на пользу. Я выспалась, помылась, наелась и, даже несмотря на то, что чары на мне не изменились, всё равно собственный вид в зеркале нравится куда больше, чем до этого.
А потом я заметила рояль. Крышка его была откинута. Черные и белые клавиши блестели на фоне темной деревянной поверхности.
Словно завороженная подошла, протянула руку, нажимая клавишу. Фа-диез. Инструмент звучал идеально. Закрыв глаза, медленно опустила пальцы, взяла ноты аккорда. Музыка отразилась от стен зала, от зеркал, от стекол в арочных окнах.
Я начала с ля мажор, обернутой в мистическую атмосферу. Даже не думала о том, что собираюсь играть. Перешла к аккордам с глубоким звучанием — основные ноты ми-бемоль мажор, до-бемоль мажор и фа минор. Они образовывали мрачное гармоническое полотно, погружая в таинственный мир, полный тревоги и надежды.
У каждого инструмента своя душа. И иногда мне кажется, что я чувствую ее, когда играю на нем. У Нику мне приходилось играть на разных — какие-то принадлежали ему, какие-то его жертвам. Некоторые из них были рады поделиться со мной своей печалью, некоторые — не принимали, фальшивили сколько не настраивай, и тогда Нику злился…
Нежная мелодия и мощные аккорды — я растворялась в них, изливая свою горечь потери и одиночество.
У рояля в доме Платона тоже есть душа. Она тоскует по своей хозяйке, но почему-то очень рада при этом, что хозяйка сейчас не здесь.
Или я все это надумала?
А пальцы летали по клавишам, создавая мелодию о том, что находится между миром живых и умерших, навеянную, кажется, самим этим домом.
Нику нравилось смотреть, как я играю. Он говорил, что «Пляска смерти» Сен Сана улучшает его аппетит, а "День гнева" Верди — успокаивает. Именно это в какой-то момент и сохранило мне жизнь.
Впрочем, этот же талант и привел меня однажды к Нику. Он восхитился моей игрой, просил не уходить, поиграть ещё и ещё. Он был ласков… поначалу. Я думала, что смогу выбить для нас с мамой лучшую жизнь.
— Зачем же тебе уходить? Останься, — сказал он однажды, и с того дня начался непрекращающийся кошмар.
Я стала для него лишь музыкальным инструментом. Этакой шкатулкой, нажми на которую — и польется мелодия.
Нику знал, куда именно надо "жать".
Но несмотря на то, что воспоминания об игре теперь неразрывно были связаны с этим чудовищем, я не могла перестать любить музыку. Потому что в то время, когда под моими пальцами рождалась гармония — даже в плену, — я была свободна.
Я забыла о времени и месте, я была наедине с мелодией, что звучала все громче и громче.
Тяжелая минорная тема, всё то, что я никому ни за что не рассказала бы о себе сама — вылилось в мелодию. Закончив на высокой ноте, медленно отпустила клавиши.
— Рахманинов «Остров мертвых», — голос, прозвучавший в установившейся на мгновение тишине, оглушил.
Платон стоял в дверном проеме, одетый в дорожный плащ.
Я сглотнула и отшатнулась от рояля, будто бы меня застали за чем-то неприличным.
— Моему брату бы понравилось. Хорошо сыграно.
— А тебе? — зачем-то спросила я. Учитывая, что он безошибочно узнал мелодию, то, видимо, как минимум разбирается.
Он неопределенно дернул плечами:
— Не люблю музыку. Она отвлекает, — отрезал он. — Ты подготовила информацию о родственниках? Я собрался.
Мне собирать было нечего, поэтому я быстро вернулась в спальню и передала ему лист бумаги. Платон направился к выходу из особняка, ничего не говоря. Что ж, мне не привыкать к молчанию. Я последовала за ним. Вскоре мы стояли у ворот. Я с предвкушением вдыхала вечернюю промозглую прохладу.
Правда, теперь к этому предвкушению примешивались еще и сомнения. С одной стороны — я планировала сбежать, как только появится такая возможность, с другой — а вдруг Адрону действительно удастся выяснить что-нибудь о моей родне?
— Не подходи близко, может зацепить, — предупредил мужчина, прежде чем начать.
Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Вокруг него начал распространяться черный густой дым, словно гарь, только безо всякого запаха. Эта ассоциация неожиданно выбила из колеи. Я впилась ногтями в запястье, намеренно причиняя себе боль.
Это лишь цвет его магии, не более.
Волшебство Платона тем временем росло и ширилось, юркой змеей оно скользило по периметру участка, вдоль железной ограды, а затем проявило золотистый купол. Тот замигал, словно новогодняя гирлянда, а затем яркими искрами осыпался нам на голову.
Платон открыл калитку — на ней даже замка не было.
— А как же машина?
— В этот раз без нее. По городу будет проще передвигаться пешком. Меньше шансов быть замеченным.
— Но идти же далеко, — нахмурилась я, вспоминая, как полчаса ехала по разбитой грунтовой дороге, и за все время мне не попался ни один автомобиль.
Я направилась к калитке.
— Использую магию. В этот раз резерва хватит, купол-то держать не придется, — мрачно усмехнулся мужчина.
— Эм… а что это значит? — не успела я выйти, как сияние над особняком вдруг снова вспыхнуло, на мгновение ослепив. Внутри словно что-то оборвалось.
Нет. Нет.
Он что, меня запер?!
Глава 4
Я побежала, будто бы это могло хоть как-то помочь, и уперлась руками в магическое поле.
Калитка открыта, но толку от этого никакого не было.
— Стой, дурочка, ты же покалечишься. Стой! Что ты творишь?! — закричал Платон, но мне было плевать. Лучше было убиться об эту стену, чем снова оказаться в плену.
Меня отбросило назад, я упала, больно ударившись рукой и плечом. Дух выбило из тела, легкие свело спазмом, несколько секунд не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Дура! Какая же я действительно дура! Что поверила ему, что помогала, что решила, будто он не такой…
На секунду мне показалось, что из-за магического воздействия с моего лица слетели чары — и я прикрыла его обеими руками, пытаясь удержать её на месте.