Страница 13 из 18
Но довольно быстро в этих хаотичных метаниях Мика уловила смысл, а затем и сама не заметила, как вовлеклась. В острые моменты вскакивала вместе со всеми, негодовала, радовалась, закусывала нижнюю губу в волнении.
Обе команды шли почти вровень, но последние минуты третьей четверти были самыми напряжёнными. Противники – какой-то там лицей, Мика прослушала – словно вдруг остервенели. Стали играть грубо, агрессивно, с напором, потихоньку увеличивая разрыв в счёте. На электронном табло красным горели цифры: 32:36.
В какой-то момент Лёше всё же удалось вырвать мяч. Пасанул Колесникову, и тот не растерялся – с трёхочковой линии метко отправил мяч в кольцо, почти сравняв счёт. Напряжение – и в зале, среди болельщиков, и на площадке – вмиг взлетело до красной отметки. Мике казалось, что под диафрагмой у неё сжалась тугая пружина. Когда игроки проносились мимо, и её обдувало, эта пружина внутри опасно вибрировала.
В унисон с незнакомым болельщиком по соседству она скандировала: «Давай! Давай!». Но ожесточенная борьба какое-то время длилась вхолостую, пока центровой противника грубо не подрезал Лёшу, буквально сбив его с ног.
Но тут же, словно ниоткуда, рядом с ним возник Колесников и изящно увёл мяч из-под его руки. Лёша вскочил, отбежал и закричал ему: «Пасуй мне! Я открыт». Но тот и не подумал – будто танцуя, ушёл от защитника и в итоге выдал безупречный флотер* (*бросок почти вертикально вверх).
Зал взревел единым, утробным гулом, в котором слились досада тех, кто болел за лицей, и ликование тех, кто болел за их школу. Антон и Костя одобряюще хлопнули его по плечу. Вот только Лёша отчего-то разозлился. Мика видела, что он пытался высказать Колесникову, даже, похоже, ругался, но тому как с гуся вода – он купался в восторгах, и никакие упрёки не могли подпортить это удовольствие.
«И впрямь нарцисс», – про себя усмехнулась Мика, но сама тем не менее не могла отвести от него взгляд. Влажные волосы тёмными колечками налипли на лоб, глаза горели лихорадочным азартом, но на губах блуждала привычная ленивая полуулыбка.
После двухминутного перерыва судья дунул в свисток, известив о начале последней, решающей четверти. Игроки вновь ринулись в атаку. Колесников бросился на подбор* (* т.е. забрать отскочивший после неудачного броска мяч), но на этот раз красиво не получилось.
Мика даже не поняла, что произошло. Вот Женя прыгнул в попытке отбить мяч у верзилы, а вот уже оба с грохотом повалились на пол. Ну а мяч, словно пушечное ядро, полетел прямиком в неё.
Всё случилось так быстро, что она не успела ни закрыться, ни отклониться. Только растерянно моргнула – и в лоб ударило тяжёлым и шершавым. Голова дёрнулась назад и тут же наполнилась вязким гулом. Этот гул смешался с воплями болельщиков и усилился в разы так, что стал нестерпимым. Ещё и те, кто сидел вокруг, начали её тормошить, что-то обеспокоенно спрашивать. Хотелось отмахнуться от них, чтоб отстали, чтобы её никто не трогал.
Она поднялась, чуть покачнулась, но устояла и вышла из зала. Какой-то мужчина, сидевший сразу за ней, увязался следом, предлагая помощь.
– Всё со мной нормально, – глухо ответила она. – Ничего не надо, спасибо. Хотя… может, подскажете, где здесь уборная?
Неравнодушный мужчина вызвался её даже проводить туда.
– Может, ещё что-то нужно? Не стесняйся…
Словно невзначай он приобнял Мику за талию. Та сразу напряглась: что это? Обычное участие или…?
На всякий случай она аккуратно вывернулась и ещё раз сухо поблагодарила:
– Спасибо, ничего не надо.
Закрывшись в уборной, она перевела дух. Надо же – лёгкое прикосновение, может быть, даже случайное, незнакомого человека, а всю передёрнуло. Так противно стало, аж до судорог в животе, хотя гаптофобией она не страдала. Вроде бы.
Просто этот человек… было в нём что-то липкое, скользкое и в то же время настораживающее. Этот его мягкий шелестящий тон, навязчивая услужливость, странный мутный взгляд… Брр. Мика снова передёрнулась. Зато голова почти перестала болеть. Точнее, она про неё забыла.
Ополоснув лицо и руки, она посмотрела в зеркало. На лбу краснело пятно от удара. Мика поправила волосы, прикрыв вьющейся прядью лоб. В сумочке нашла номерок и вышла из уборной.
Сколько длится матч, она не знала, но боялась, что он может с минуты на минуту закончиться, и тогда в вестибюль повалит народ, в том числе и девчонки из класса, а встречаться с ними Мике совершенно не хотелось. Ведь наверняка они видели, как ей прилетело. Да все видели. А эти ещё и посмеялись наверняка.
Не со зла, просто они такие. Вот недавно в школьной столовой Света Скороходова поскользнулась на пролитой кем-то овсянке и упала – так над ней все потешались, шутили, высмеивали. Один Колесников не смеялся, ещё и пожалел, встать помог. Но он всегда с девочками милый. А остальные весь день над ней, бедной, глумились, даже не понимая, что это жестоко.
Мике тогда и со стороны наблюдать ту сцену было неприятно, а уж самой становиться объектом подобных шуточек… нет, нет, не дай бог. Стать посмешищем – этого она боялась с самого детства и, хотя старалась не показывать виду, всегда относилась очень болезненно к тому, что о ней говорят и думают другие.
Она торопливо пересекла вестибюль, взяла в гардеробе пальто, накинула и, застёгивая пуговицы на ходу, выскочила на улицу. Пару секунд постояла на крыльце, пытаясь сообразить, откуда они с Лёшей пришли почти два часа назад. В густой синеве ранних октябрьских сумерек всё казалось каким-то другим.
Шли они мимо парковки, это она помнила. Им ещё приходилось лавировать среди плотно стоящих машин.
Как раз в этот момент чуть поодаль одна из машин, пиликнув, мигнула фарами.
Точно, спохватилась Мика, вон она, эта парковка. Устремившись на свет фар, она не обратила внимания, как от стены здания отделилась чья-то тень и последовала за ней…
16
Мужчина нагнал её уже на парковке. Поймал за локоть и, тяжело дыша, сказал:
– О-о, снова ты. А я гляжу, ты или не ты. Ну как голова?
Мика испуганно шарахнулась. Мужчина то ли решил, что она падает, и придержал её, то ли просто не хотел выпускать, но локоть сжал ещё крепче. Черты его были скрыты полумраком, но Мика сразу его узнала – это он провожал её до уборной и настойчиво предлагал помощь. Но откуда он здесь? Следил? Мике казалось, что от одного его взгляда под кожу пробирается мертвенный холод.
Она видела, что мужчина улыбался. И отчего-то эта улыбка пугала её ещё больше. Леденящий страх проник до самых костей и сковал её точно паралич.
– Тебе куда? – прошелестел он. – Я подвезти могу. Идём?
Надо вырваться, надо закричать, позвать на помощь, думала она, но язык словно одеревенел и тело не слушалось.
– Идём же? Подвезу, куда скажешь. Или может…
Он потянул её в сторону. К счастью, оцепенение было кратковременным. Рывком она выдернула руку и отскочила от него:
– Не трогайте меня! Что вам от меня нужно?
– Да успокойся ты, – мужчина нервно хохотнул. – Ничего не нужно, ничего…
Он медленно шёл к ней. Она отступала. И людей, как назло, поблизости нет. Никого, ни единой души. Откуда-то издалека доносились звуки города, но рядом она слышала лишь его тяжёлое дрожащее дыхание.
"Господи, пожалуйста, только не это!" – мысленно взывала она с отчаянием.
– Не подходите! Я сейчас закричу.
– Я же ничего тебе плохого не сделал. Помочь хотел, – вкрадчиво звучал его голос. – Не бойся, моя хорошая.
– Ничего мне не надо! Уходите!
– Ну что ты? – Он неумолимо приближался, оттесняя её в дальний край парковки, куда даже свет фонаря не доползал.
– На помощь! – что есть сил закричала она, но кто бы её здесь услышал…
Что делать? Что? Мысли лихорадочно метались. Если она побежит, он её догонит. И куда бежать – тоже вопрос? Она пнула ближайшую машину, надеясь, что сработает сигнализация, но чуда не случилось.