Страница 12 из 13
Он смотрел в сощуренные карии глаза и прекратил понимать происходящее. Какой абьюз? Она же… сама…
– Рановато начал, – хихикнула блондинка рядом. – Даже бабу ещё не нашёл, хотя не завидую я твоей девушке. Или парню. Фиг тебя там знает…
На негнущихся ногах Николас развернулся и под шквал каких-то криков, фраз, мата, смеха вышел в коридор.
В тот день он раньше покинул школу. Его трясло вплоть до дома, изредка приходилось останавливаться и закрывать глаза. В голове вертелась куча мыслей, которая никак не желала укладываться в размеренные суждения и анализы. Он не мог объяснить себе, что испытывает. Наверное, она бы назвала это болью, но всякий раз, когда имя всплывало, резало хуже тупого ножа.
Почему?
За что?
Если ей хотелось прекратить дружбу, то почему нельзя сказать об этом хотя бы по переписке, если не в лицо? Зачем было выставлять его посмешищем на всю школу, раскрывая все секреты, которые знала только она? Ник же действительно боялся боли, а сейчас было настолько плевать, что он был готов стащить у отчима бритвенное лезвие…
Нет. Не то. Не так. Почему? Как же это… Николас жмурился, судорожно тянулся за сигаретами и было плевать, что может увидеть кто-то из знакомых предков. Плевать, если спалят в школе. На всё было плевать. Плыло, двоилось, давило.
Хотя… в какой-то мере Джун была права. Он ведь действительно ненормальный, который не сторчался только потому, что растёт в нормальном районе и понятия не имеет, где достать. Иногда мысль пропасть была заманчива.
Потом была агония. Он так и не признался матери, заставшей его в настоящей истерике, что с ним. Тихо скулил, боясь издать лишний звук и услышать в свой адрес какое-нибудь обвинение.
“Мужчины не плачут”. А что они тогда делают?! Как, в таком случае, выразить то, что не передать ни словами, ничем другим, кроме как плохо сдерживаемым криком, за которым не слышно звона разбитого?! Неужели он должен быть вечной скалой, к которой не прикопаться, не навредить?!
Полгода он жил на автомате. Обедал подальше от остальных, часто прогуливал и всё чаще стал получать неудовлетворительно. Отчим на говно исходил, мать не отставала, и только маленькая Сьюзен смотрела на него и не понимала, что происходит. Просто тянулась своими маленькими ручками, хотела обнять и говорила, искренне так:
– Ты зе будешь в полядке?
Но он не был “в полядке”. Ни в момент вопроса, ни через день, ни через неделю. Николас и не подозревал, что может быть настолько дерьмово. Состояние это никак описать не мог даже для себя. Бесконечные перепады настроения и настроев выматывали уже потом, когда он вылез из желания откинуться к чёртовой матери и начал цепляться за что-то светлое без разбору. Перерыл, наверное, все сериалы, которые советовали при упадке, читал книги, изучал историю героев и выдуманных вселенных. Цеплялся за любое несуществующее, шёл точно на маяк.
В момент, когда теряешь надежду, когда последний луч прощальным всполохом покидает тебя, искать утешения приходится в чём-то другом. Он пересматривал пять раз “Реквием по мечте”, находя в фильме не просто четыре истории о загубивших себя наркоманах, а нечто более возвышенное и прекрасное, не поддающееся никаким словам. С головой пробовал уходить в атмосферу твиттера и по-настоящему смеялся с некоторых постов. Интернет-сетка стала ему вторым домом, но настоящих друзей он там так и не завёл. Не смог. Вёл переписку с парой ребят, но пугался малейшего проявления интереса к его состоянию и забрасывал общение. Не мог на вопрос – “Как ты” – ответить, что в порядке и не мог сказать правду.
Потому что. Он. Сраный. Абьюзер.
Эта мысль настолько плотно въелась в его сознание, что однажды он смирился с этим. Понял – мир полон дерьма, кишит дерьмовыми людьми и если для того, чтобы оградить себя от него, нужно стать полной сволочью, то он станет. Будет ухмыляться и посылать на все обидные слова, летящие в его сторону. Он законопатит себя в коконе из злобы и сарказма, выстроит такую стену, через которую не сможет перелезть ни одна живая душа. И пусть, пусть будет сжиматься комком на кровати и орать от боли, не издавая ни звука, зато никто больше не увидит его слабости. Никогда.
Если она хотела монстра – то получила.
Пусть вся школа считает его психически нестабильным шизофреником, которому в радость поныть о своих переживаниях и получить сочувствующе вздохи. Репутация всё равно спущена на самое дно, с которого если и выбираться, то только расталкивая всех локтями, брызжа ядом, излучая чистую ненависть ко всему сущему.
И Николас пополз.
Нацепил маску, расправил с трудом плечи и впервые сказал себе – назло.
– Ты будешь это делать, – убежал себя парень перед зеркалом. – Мне срать, как ты себя ненавидишь, как боишься, чего хочешь и жаждешь. Ты им покажешь, этим засранцам, что им не удалось тебя сломать и никогда не удастся. Не поддавайся на провокации. Не смей. Если ты будешь реагировать – им будет интересно и дальше тебя травить. Ты сволочь, запомни. И всегда ею был.
Он и сам поверил этим словам настолько, что начал чувствовать себя уверенно в этом образе. Ника несколько раз зажимали по углам, пытались поднять на смех, но после потока нецензурных ответов, одной сломанной челюсти, месяца, в общей сложности, отстранения от занятий и заработанной всем этим славы отбитого на всю голову урода, от парня отстали. Какой ценой далась ему эта ломка себя же – неважно. Так же и не важно, сколько раз у Николаса дрожали руки и рвался наружу крик. Орудия работали исправно, себя собственного он отстоял и это главное.
Глава 5
Ник так и не понял спал он или просто моргнул на несколько часов. Эффект был примерно одинаков.
На этот раз демоны не скрывались – он застал за кухонным столом красноволосую, придирчиво разглядывающую яблоко.
– А ты…?
– Гордыня, – не поворачивая головы в его сторону напомнила она.
– Ага.
На этом диалог закончился. Ник ещё отметил, что глаза у неё такие же, как и волосы, разве что слабо светятся вдобавок, и принялся за утренний ритуал. Кофе, остатки ещё вчерашней яичницы, сигарета и затем выход в свет.
Было паршиво. В груди опять зияла пустота, тянула и давила на лёгкие – дышалось нормально через раз. Николас не хотел, но всё равно вспоминал, прокручивал в голове вчерашний поздний вечер и никак не мог определиться, как относится к этому. Злится? Раздосадован? Первое определённо было. Он уже не тот мальчик-хрусталь, который выл, собирая себя по осколкам на собственном дне отчаяния. Чтобы никуда не проваливаться, Ник принялся анализировать и даже понимал, что значительно вырос над тем собой за это время. По крайней мере теперь он не искал для неё оправданий, но всё ещё боялся даже малейшей перспективы встречи. Ноги наливались ватной слабостью, как только парень представлял, как замечает Джун через дорогу, даже просто идущую куда-то.
Одно дело видеть её в школе, полностью игнорирующую его существование, а другое – увидеть сейчас, после вчерашнего звонка. Потому что она его не забыла и, по какой-то причине, уверена в остатках дружеских чувств.
– Знаешь, если ты продолжишь слушать эту музыку, то лучше не станет, – заявил Джеймс, незаметно подошедший со спины на прямой дороге до школьных дверей. – Может тебе подсказать чего, а?
– Отвали, – не сдержавшись, огрызнулся Николас. – Сам решу, что мне слушать.
– MCR и Linkin Park – попса, – хмыкнул проповедник.
– Сказал же, сам разберусь…
Нет, от него так просто не отвязаться. Парень скрипнул зубами, бессильно опуская плечи. А на тотальную грубость был сейчас не способен – всплыло старое. Послать бы его…
“Ты же просто хочешь, чтобы тебя пожалели”
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».